Сесквоч

— Страшная тактическая ошибка, — прошептал Туберский. При этом он положил руки на колени и оказался глаза в глаза с сидящим охранником. — Если ты закричишь или потянешься за пистолетом, я тебе голову оторву. Это я убил и съел десять человек.

Охранник окоченел от страха.

Туберский раскачивался назад и вперед, вытаращив глаза так, что были видны белки, и щелкал зубами. Помощник шерифа не оказал никакого сопротивления, и Туберский надел на него наручники и вставил в рот кляп. Со стиснутыми зубами и горящим взглядом Туберский медленно пересек комнату и протянул руки к Фенбергу. Полностью одетый Фенберг оттолкнул его руки и прошипел, чтобы Туберский прекратил представление.

— Насчет убийств и каннибальства, — Туберский наклонился над вытаращившим глаза охранником, — я просто пошутил. Скажи "о'кей".

Он ловко кольнул помощника острием гиподермической стрелы.

— Приятных снов.

— Меньше трех минут понадобилось братьям Фенбергам и Чарли Два Парящих Орла, чтобы прокрасться мимо расставленных Бубой часовых и справиться с тем, который спал в машине Майкла. Прозвучали выстрелы. У пикапа было только тридцать секунд форы. За ними помчались мощные полицейские машины и армада журналистов и шерифов.

На плавных, как лошадиное копыто, изгибах и на крутых скользких поворотах патрульные машины сократили разрыв. Водителем первой машины был не полицейский и не один из помощников шерифа. Это был Рейнджер Грейнджер — главный смотритель национального парка, у которого были личные счеты с братьями Фенбергами. Пригнувшись и улыбаясь белозубой улыбкой, Рейнджер Грейнджер наблюдал, как пикап резко увеличивает скорость, и удивлялся, о чем думает Фенберг, черт его возьми. На этих узких горных дорогах даже Марио Андретти в своем «феррари» не мог бы ехать на такой скорости, не говоря уж о Фенберге в его загруженном пикапе, которому тащиться бы со скоростью трактора. И тут все стало предельно ясно.

— А, черт! — Звук был отдаленный, но знакомый, и его нельзя было спутать ни с чем — гитарные завывания ленточной пилы. Грейнджер попытался направить свой «крейслер» в объезд и успел проехать несколько сотен ярдов. Он не слышал удара падающего дерева из-за шума мотора, но он почувствовал его. Как при езде под артобстрелом или в бурю, Грейнджер нажал на тормоза, и на смотровое стекло посыпались сосновые иголки, пыль, грязь и мелкие камни. Его машина боком скользнула по стволу огромного дуба, лежащего поперек дороги.

С другого конца дерева стоял Бин Брэс Браун и любовался на свою работу. Дерево было старое и гнилое, на нем стояла отметка дорожной службы о спиливании его весной.

Туберский выпрыгнул с пассажирского места и крикнул, чтобы Бин перестал пялиться и садился в машину. Рейнджер Рей Грейнджер выбрался из машины. От удара у него текла кровь. Он забрался на дерево с пистолетом в руке. Туберский схватил Бина Брэса одной рукой, пилу другой и швырнул и то и другое в машину. К тому времени, когда лесничий дошел до другого конца дерева, он увидел лишь красные да желтые огни, которые сверкнули и исчезли за поворотом. Через сорок пять минут прибыла машина со всем необходимым оборудованием, и еще через два часа дорога была очищена. К этому времени машина Фенберга давным-давно свернула на старую заброшенную дорогу и исчезла в лесу — черная песчинка, утонувшая в зеленом океане листьев.

В городе Мартин Беган открыто ходил но темным помещениям "Бэсин Вэли Багл". Он сел на стул Фенберга — тот самый, который сделал дедушка Майкла. Беган посмотрел на фотографию Трейси и ребенка в серебряной рамке и лениво сбил ее на пол. Стекло разбилось. Беган взял другую фотографию, на этот раз Элен. Он провел рукой по фотографии, как будто мог просунуть свои руки и ласкать ее грудь. Это фото Беган тоже сбросил.

Он вышел через заднюю дверь и прошел в обход окольным путем к своей редакции, которая была через дорогу. Он остановился на парадном крыльце, слегка наклонив голову, и смотрел на здание «Багл». Оно было сама история. Более века назад здесь был салун, там также проводились заседания суда и собрания. На покерных столах были сделаны две операции, а несколько человек даже вступили здесь в законный брак. Пять поколений Фенбергов помещали объявления о продаже земельных владений и положили начало истории своей общины. В окне появились танцующие оранжевые блики, они росли, и цвет их менялся на красный и желтый.

К Бегану присоединились братья Магоногонович. В руках у них были ржаво-красные пустые газовые баллоны. Троица наблюдала, как разгорается пламя. Потом они услышали гудки пожарных машин в другом конце города.

— Избавьтесь от этого, — приказал Беган, показав на баллоны. Трое разошлись в разные стороны.

Солнце сделало легкую попытку прорваться в преисподнюю, которую представлял из себя Орионский национальный заповедник в самом конце зимы. Стоял обычный серый рассвет, скорее, он просачивался, и, хотя в машине было хорошо и тепло, Фенберга знобило. Они заблудились, и Туберский раздражал его.

— Я стараюсь развеселить тебя, дружище, — сказал Туберский.

— Не надо меня веселить, — ответил Фенберг.

— Ну, можно мне тебя повеселить совсем немножко?

— Нет.

Туберский медленно поднес не подключенный микрофон машинной рации, работавшей в диапазоне "Городской волны", к своему рту, при этом внимательно наблюдая за Фенбергом, не последует ли очередного дисциплинарного взыскания.

— Скай Кинг вызывает Пенни. Скай вызывает Пенни. Один Адам-двенадцать, Кирк вызывает предприятие, — вещал Туберский.

— Будьте добры сообщить координаты, — запросил Фенберг.

Туберский ухмыльнулся.

— Мэтьюз. 2150 до генерального штаба.

— Слушай, Джон… Черт! — взвизгнул Фенберг на слишком высоких для его возраста тонах. Он успел отвернуть машину от падающего на них валуна. Старый индеец упал с заднего сиденья на пол, но не проснулся. Бин потер нос и поднял очки.

Большой четырехдверный пикап с надписью "Судьба — охотник" высоко подпрыгивал, нырял в ручьи, о его днище терлись низко растущие ветки. Фенберг вздрагивал, когда они скребли по машине. По этой дороге, возможно, давным-давно не проезжала ни одна машина, если это вообще можно было назвать дорогой. Машина загромыхала, наклонилась вперед и переехала через кустарник, разбрасывая во все стороны камни из-под колес, как ледокол разбрасывает лед в Северной Атлантике. Фенберг добрался до очередной безымянной точки, нажал на тормоза и объявил, что дальше он не поедет.

Туберский, прищурившись, посмотрел вверх. Несколько горных цепей отделяет их от Бэсин Вэли. И над Бэсин Вэли поднимался узкий столб черного дыма. Для лесных пожаров таких размеров был еще не сезон.

— Может, какая-то бедная душа зажгла несколько газет, чтобы указать дорогу или еще что, — сказал Туберский.

— Да. Бедный человек, — согласился Фенберг.

Фенберг спросил еще раз, где они находятся, и Джон произнес еще несколько банальностей в микрофон. Фенберг пожевал щеку:

— Я повторяю, где мы находимся?

— Здесь, — сказал Туберский, пожимая плечами. Неужели это было не очевидно? Он дотянулся до пола у заднего сиденья и грубо тряхнул старого знахаря. — Эй. Проснись.

Чарли Два Орла застонал.

— Прекрасно, — сказал Фенберг, осматриваясь вокруг. — Марс зимой.

— Мы должны быть благодарны за погоду, — сказал Туберский, отстегиваясь. — Шериф не сможет преследовать нас на вертолетах из-за низкой облачности.

— Раз мы здесь, то где Элен и где монстр? — хотел знать Фенберг.

— Это не Версателлер. До Сесквоча не доберешься на машине. Мы должны подкрасться к нему. Мы спрячем машину в чаще и пройдем остаток пути пешком. — Туберский указал на их цепь — забытый горный пик в полудне пути отсюда.

Он выглядел как Маттерхон в Диснейлэнде. К нему не было дороги.

— Два по курсу, Скотти, — сказал Туберский в неработающий микрофон.

— Джон, перестань играть с радио, — проворчал Фенберг.