Ганнибал

ГЛАВА 43

Служитель Мэйсона Верже – Корделл, взглянув на образец, что стоял в рамке на письменном столе, сразу же узнал характерный почерк. Конверт и бумага гласили: «Отель „Эксцельсиор“, Флоренция, Италия».

В эпоху Юнабомбера все больше и больше людей, достаточно богатых, обзаводились собственными флуороскопами для проверки почты, такими же, как на Главном почтамте США.

Корделл натянул перчатки и проверил письмо. Флуороскоп не показал ни проводков, ни батареек. В строгом соответствии с указаниями Мэйсона он скопировал письмо и конверт на копировальной машине, осторожно беря бумагу пинцетом, и сменил перчатки, прежде чем взяться за копию и передать ее Мэйсону.

Знакомый, четкий, каллиграфический почерк:

"Дорогой Мэйсон,

Спасибо, что прислали мне такой невероятно щедрый дар, назначив столь высокую цену за мою поимку. Хотелось бы, чтобы Вы расщедрились еще больше. В качестве системы раннего оповещения такой дар работает много лучше, чем любой радар. Он заставляет представителей полицейских властей, в какой бы стране они ни находились, забывать свой непосредственный долг и в одиночку бросаться за мной вдогонку. Результат вы видите сами.

На самом-то деле я пишу, чтобы освежить в Вашей памяти сюжет, касающийся Вашего прежнего носа. В Вашем недавнем и весьма вдохновляющем интервью «Женскому домашнему журналу», посвященном борьбе с наркотиками, Вы утверждаете, что скормили свой нос – вместе с остальным лицом – двум собачкам, Скиппи и Споту, умильно вилявшим хвостами у Ваших ног. Вовсе нет! Вы скушали его сами, в качестве легкой закуски. Судя по тому, как он похрустывал у Вас на зубах, я сказал бы, что по консистенции он походил на куриную гузку; да и Ваш комментарий в тот момент был примерно таким: «На вкус – ну прямо жареный цыпленок!» Мне это напомнило звуки, которые когда-то я слышал в бистро, где некий француз c жадностью поглощал салат-g ?esier.

Вы что же, забыли об этом, Мэйсон?

Кстати о цыплятах: во время наших терапевтических сеансов Вы говорили мне, что в летнем лагере, когда Вы растлевали там обездоленных детей, Вы обнаружили, что шоколад раздражающе воздействует на Вашу уретру. Вы и об этом забыли, не правда ли?

Вы не думаете, что поведали мне о многом таком, что теперь, похоже, напрочь выпало у Вас из памяти?

Никуда не уйти от невероятного сходства между Вами и Иезавелью, Мэйсон. Вы так увлеченно изучаете Библию, что непременно вспомните эпизод, когда собаки пожрали лицо Иезавели, как, впрочем, и все остальное, после того, как евнухи выбросили ее из окна.

Ваши люди вполне могли убить меня на улице. Но ведь Вам хотелось получить меня живым, не правда ли? Аромат, который издавали Ваши наемники, убедительно показал, какой прием Вы планировали мне устроить. Ах, Мэйсон, Мэйсон! Вам так хочется увидеться со мной, примите же несколько слов утешения, Вы ведь знаете – я никогда не лгу.

Перед смертью Вы сможете увидеть мое лицо.

Искренне Ваш

Ганнибал Лектер, МД

P.S. И все же, я очень беспокоюсь, вдруг Вы, Мэйсон, до этого не доживете. Вам следует избегать новых рецидивов пневмонии. Ведь Вы очень восприимчивы к таким заболеваниям, поскольку теперь прикованы к постели (и изменений в этом отношении не предвидится). Я бы рекомендовал Вам немедленную вакцинацию в сочетании с иммунотерапией (инъекции) против гепатита "А" и "В". Мне не хотелось бы преждевременно Вас потерять".

Казалось, у Мэйсона перехватило дыхание, когда он дочитал послание до конца. Он все молчал, молчал и только через некоторое время сказал что-то Корделлу, чего тот не расслышал.

Корделл наклонился пониже и был вознагражден целым фонтаном брызг изо рта Мэйсона, снова обретшего дар речи.

– Соедините меня с Полом Крендлером, – прошипел Верже. – И с нашим главным свинарем.

ГЛАВА 44

Вертолет, ежедневно доставлявший Мэйсону иностранные газеты, доставил в Маскрэт-Фарм и заместителя помощника Генерального инспектора Пола Крендлера.

Зловещее присутствие Мэйсона, его затемненная комната, непрерывное шипенье и вздохи аппаратов, безостановочные извиванья угря в огромном аквариуме – всего этого Крендлеру и так хватило бы с лихвой, а тут еще пришлось снова и снова просматривать видеопленку, запечатлевшую смерть Пацци.

Целых семь раз наблюдал он, как семейство Виггерт вершит орбиту за орбитой вокруг Давида, видел, как стремительно падает Пацци, как вываливаются его внутренности. Во время седьмого просмотра Крендлер уже вполне готов был увидеть, как вываливаются внутренности у Давида.

Наконец в той части комнаты, где располагались места для посетителей, в так называемой гостиной, зажегся свет; от ярких светильников над головой Крендлера шел невыносимый жар, сквозь сильно поредевшую щетину коротко стриженных волос его череп отражал сияние ламп.

Семейство Верже отличает несравненный нюх на всякое свинство, поэтому Мэйсон без обиняков заговорил о том, что Крендлер хочет получить для себя. Мэйсон вещал из окружавшей его тьмы, ритм его речи отмеряли вздохи респиратора.

– Мне незачем выслушивать… полное изложение вашей программы… сколько денег она потребует?

Крендлер хотел поговорить с Мэйсоном наедине, но в комнате они были не одни. На фоне освещенного аквариума вырисовывалась фигура широкоплечего человека с устрашающе развитой мускулатурой. Мысль об охраннике, прислушивающемся к их разговору, заставляла Крендлера нервничать.

– Мне хотелось бы… может, этот разговор будет только между нами? Вы не попросите его оставить нас?

– Это моя сестра Марго, – сказал Мэйсон. – Она может присутствовать.

Марго появилась из тьмы, шурша велосипедными бриджами.

– Ох, простите, – произнес Крендлер, привставая с кресла.

– Привет, – ответила она и, вместо того, чтобы пожать протянутую ей руку, взяла пару орехов из вазы на столе, и стиснула их в кулаке так, что они с громким треском раскололись друг о друга. Затем она снова удалилась во тьму и встала перед аквариумом, где, по-видимому, и съела орехи. Крендлер услышал, как на пол упала скорлупа.

– У-у'кей, – сказал Мэйсон. – Выкладывайте.

– Мне – чтобы провалить Лоуэнстайна в двадцать седьмом округе – десять миллионов долларов минимум. – Крендлер закинул ногу на ногу и вгляделся куда-то в затемненное пространство. Он не знал, видит ли его Мэйсон. – Эта сумма понадобится для оплаты прессы. Но я могу с полной гарантией утверждать, что он уязвим. Мне ли не знать.

– А что у него?

– Ну, скажем, его поведение вызывает…

– Я спрашиваю – что? Деньги, извращения?

Крендлеру неловко было сказать «извращения» в присутствии Марго, хотя Мэйсона это, видимо, вовсе не волновало.

– Он женат, но уже давно сожительствует с судьей аппеляционного суда штата. Судье удалось несколько раз добиться решений в пользу тех, кто оплачивал избирательную кампанию Лоуэнстайна. Это может быть простым совпадением, но, если телевидение обвинит его в таких вещах, – дело в шляпе.

– Судья – женщина? – спросиа Марго.

Крендлер кивнул. Не уверенный, что Мэйсон его видит, он добавил:

– Да. Женщина.

– Худо, – сказал Мэйсон. – Лучше бы он был извращенцем, правда, Марго? Но все-таки, вы же не можете запустить эту дезу сами, Крендлер. Нельзя, чтобы это исходило от вас.

– Мы составили план, который предлагает избирателям…

– Но вы не можете запустить эту дезу сами, – повторил Мэйсон.

– Я просто сделаю так, чтобы в Управлении судебного надзора знали, куда смотреть; грязь так прилипнет, что Лоуэнстайну век не отмыться. Что скажете? Согласны мне помочь?

– Согласен – наполовину.

– Пять?

– Давайте не будем так легко швыряться этим словом. Давайте произносить с должным уважением – пять миллионов долларов. Господь благословил меня этими деньгами. И с их помощью я осуществляю Его волю: вы получите эти деньги, только если Ганнибал Лектер окажется у меня в руках. – Мэйсон несколько мгновений переводил дыхание. – Если это случится, вы станете конгрессменом Крендлером от двадцать седьмого округа, свободным и независимым, и все, о чем я когда-либо попрошу вас, это – выступить против «Закона о применении гуманных методов забоя скота». Если Лектер попадет в руки ФБР, если фараоны его где-нибудь схватят и он отделается всего лишь смертельным уколом, что ж – рад был с вами познакомиться.