Обреченные на смерть

В это же время Пул тщательно следит за полицейскими, которые проштрафились тем или иным образом. Он находит таких копов, беседует с ними, обедает с ними, выпивает с ними. Обещает им большие деньги и роскошную жизнь. Он оказывает на них всяческое давление…

— Дженни Свейл в их числе, — сказал Каллен.

— Дженни была в числе других. Их довольно много.

— Пол Мессина, — сказал Каллен.

— Например, Пол Мессина, — сказал Альберт. — Они не были воровской шайкой или бандитами в масках, грабящими людей на улицах. Они продолжали служить в полиции, продвигались по службе, надеясь, что когда-нибудь кто-то из них возглавит департамент полиции и будет делать то, что потребуется Стиву Пулу. И кто знает, кем станет Пул к тому времени, верно?.. Итак, как я уже сказал, мы не знаем наверняка, чем они там занимались. Когда мы поймаем Карлтона Вудса, я надеюсь, у нас будет больше информации, — Альберт посмотрел на уличный указатель: — Мертл-авеню. Куда мы направляемся?

— Мы едем на бульвар Вудхэвен, — ответил Каллен. — Вудхэвен переходит в Кросс-Бей.

— Это в районе Ховард-Бич, — сказал Альберт. — Так ты все вычислил? Может быть, я тебе действительно не нужен.

Каллен рассказал о том, что сообщила ему Маргарет Моррис, когда он беседовал с ней в баре «О’Бойл».

— Элвиса Полка не освободили условно после того как он ранил одного заключенного в тюрьме «Уолкил». Этот заключенный, Рой Риган, тянул срок за ограбление магазина в Озон-Парке, конкурировавшего с другим магазином, владельцами которого были два брата со связями в преступном мире…

Альберт рассмеялся:

— Связи.

— Эти братья не только сделали ставку на Ригана на воле, они помогали ему и в тюрьме. Они обещали вытащить его оттуда, если он начнет драку с Полком. После того как Полка не освободили, он согласился замочить Дженни Свейл, которая могла выдать Пула. Карлтон Вудс стал посредником в этих делах. Участником был Пол Мессина. Все они связаны между собой, — Каллен посмотрел на уличный указатель: — В конце этого квартала должен быть склад, которым пользовался один из родственников Мессины после ограбления в аэропорту имени Кеннеди. Я пойду туда, а ты можешь выйти здесь.

Альберт фыркнул:

— Что? Разве я должен отмечать Рождество в одиночестве? Ты же слышал меня, не так ли? Мы действуем заодно, друг. Я должен быть уверен, что ты выйдешь из этой переделки живым и невредимым, чтобы свести меня поближе с Нэнси Албрайт.

Каллен свернул налево и сбавил скорость, потому что асфальт в этом месте кончился. Близлежащие дома горели рождественскими огнями. Неподалеку находился аэропорт.

— А где твоя семья, Ник? Где твои друзья?

— А, я тоже разведен, как и ты. Живу один. Нелегко это. Жене досталось все — дом, «тойота», собака и друзья.

— Детей у вас не было.

— Детей не было. А у тебя двое, верно?

— Верно.

— Что ты купил им на Рождество?

— Хоккейные перчатки для сына, — соврал Джо. — А для дочери…

Альберт положил руку ему на плечо:

— Слушай, ты попал в переплет. Расслабься немного.

Глава 29

— Бей изо всех сил, — говорила Энн сама себе. — Ради Бога, ради твоих нерожденных детей, бей изо всех сил. Бей ради Мейбл и ее нерожденных детей.

Энн любила порассуждать о таких вещах: вы бьете комара, муху или таракана голой рукой и думаете, что насекомому конец, но вы бьете не изо всех сил, и потому оно вдруг снова начинает жужжать или улетает прочь.

На этот раз Энн была вооружена ящиком из-под пиццы. Бормоча про себя «бей изо всех сил, бей изо всех сил», она ощупывала ящик, взвешивала его в руках, привыкала к нему.

Энн хотела убить только лысого усатого Джерри. Она жаждала проломить ему голову ящиком из-под пиццы. Мейбл обнаружила, что если бить углом ящика, то действительно можно нанести смертельный удар. («Смертельный удар» — неплохое название для какого-нибудь фильма). Убирая немного в комнате, пытаясь навести в ней какой-то порядок, она нечаянно обрезала руку о железный край этого ящика и подала мысль Энн.

Энн исследовала ящик, который Мейбл хотела спрятать в металлический стол — а на фиг им наводить тут чистоту и порядок, ведь они же пленники, черт возьми? Энн поняла, что может нанести ящиком довольно сильный, если вообще не… смертельный удар.

— Я хочу есть, — сказала Мейбл. — Где эта чертова пицца?

Энн посмотрела на свой «Ролекс»: было два тридцать дня. Было Рождество. Вчера, накануне Рождества, так называемый обед им принесли после двенадцати, так что сегодня он прибудет либо с большим опозданием, либо вообще не прибудет. А спросить об этом им было некого. Их положение было хуже положения заключенных в тюрьме. Рядом с ними не было охранников, не было сокамерников…

— У меня есть предчувствие, — сказала Энн.

— Какое предчувствие? — спросила Мейбл.

— Мне кажется, сегодня все должно решиться.

— Мы выберемся отсюда?

— Да.

— Сегодня судный день?

— Мейбл, — Энн положила ящик из-под пиццы на уродливый металлический стол и подошла к уродливому металлическому стулу, на котором сидела Мейбл. Она обняла Мейбл за плечи: — Послушай. У нас все получится. Все будет нормально, вот увидишь. Не…

Мейбл стряхнула ее руки со своих плеч:

— Я не люблю, когда люди кладут руки мне на плечи и смотрят прямо в глаза. Мужчины обычно делают это, давая понять, что ты находишься под их покровительством.

Энн опять вернулась к уродливому металлическому столу. Она стояла возле него, повернувшись спиной к Мейбл.

— Ты права, — проговорила она, — извини.

Потом Мейбл сказала:

— Извини.

— Нет, ты права, — повторила Энн. — Ты права.

— О Боже, — сказала Мейбл, ерзая на своем неудобном стуле. — Мы что, будем теперь спорить, кто прав, а кто виноват? Давай не ссориться, хорошо? Хорошо?

— Хорошо.

— Сколько сейчас времени?

— Два часа тридцать минут.

— Не заводись. Я просто хотела узнать время.

— А я просто сказала тебе, который час. Ты уже спрашивала пять минут назад.

— Я спрашивала тебя об этом час назад, — сказала Мейбл. — Пошла ты к черту со своими часами.

Энн рассмеялась.

Мейбл тоже захохотала.

— Это называется — «стокгольмский синдром», когда пленники начинают ссориться между собой.

Энн повернулась лицом к Мейбл и села на край металлического стола, болтая ногами.

— Если уж до конца следовать признакам этого синдрома, то пленники еще и влюбляются в своих похитителей.

Мейбл вздрогнула:

— Это ужасно.

Энн посмотрела на свои часы. Было тридцать шесть минут третьего.

— Сегодня Рождество. Может быть, в итальянском районе закрыты все пиццерии?

— Пусть они несут китайскую еду, — сказала Мейбл. — Я умираю от голода. Трудно быть пленником. Ты знаешь Энди Кейта? Он мой старый приятель. Он пишет о фильмах в разных тонких журнальчиках. Раз в два месяца мы разговариваем с ним по телефону. Как раз на прошлой неделе он написал статью о том, что финальные сцены многих голливудских фильмов разворачиваются на заброшенных складах. Я надеюсь, что они все-таки принесут нам хоть китайскую еду.

— Покупая китайскую еду, покупая любую другую еду, они рискуют привлечь к себе внимание. А пиццерия, которой они пользуются, возможно, принадлежит каким-нибудь итальянским мафиози из числа их знакомых.

Мейбл ничего не сказала, все ерзая на своем неудобном стуле. Стул скрипел.

Некоторое время они обе молчали.

— Слышишь, кто-то шуршит там? — спросила Мейбл.

— Мыши, — сказала Энн.

— А этот шум?

— Это у тебя в животе.

Мейбл засмеялась.

— Тихо.

— Я хочу сказать, что мы, наверное, сошли с ума, — сказала Мейбл. — Мы просто сошли с ума еще вчера днем, когда, так сказать, обедали…

— Мейбл, тише.

— О, прекрати. Я могу говорить обо всем, о чем пожелаю. Ты что, боишься, что нас кто-то может услышать?

Энн встала со стола и быстро подошла к двери.