Русский транзит-2 (Образ зверя)

- На льдине, что ли, вкручивал? А потом его под ноль белые медведи постригли? - ухмыльнулся сержант.-И вы все выходите. Проверка документов. Тут в больнице пожар. Сообщили, что какие-то посторонние люди проникли в морг.

- Покойников воровать? - съязвил Счастливчик.

- Попридержи язык, разговорчивый. Ну, я же сказал: выходи! Щас посмотрим, что вы за фрукты.

Счастливчик, чертыхаясь, выбрался из "лимузина" в надежде как-нибудь заговорить сержанта и все же избежать обнаружения тайного арсенала представителями компетентных органов.

- А, это опять вы! - крикнул Счастливчику подошедший к ним лейтенант - тот самый, который пропустил их этой ночью через заслон у Тучкова моста.- Ну как, уже доложили о выполнении на Литейный, четыре? А ордена вам вручили? - весело балагурил он.

Услышав знакомое заклинание с магической в условиях криминальных кругов Питера четверкой на конце, сержант немного смутился и стал чесать свой затылок.

- Ты что, Волков, своих героев не узнаешь? - Лейтенант хитро подмигнул Петеньке, который, ухватившись за предложенную ему лейтенантом Кенарем игру, как за соломинку, уже предчувствовал вкус очередного чудесного хепи-энда.

Торжественно раздувшись жабой. Счастливчик посуровел.

- Ты же понимаешь, брат,- обратился он к лейтенанту, солидно качая головой,- мы - бойцы невидимого фронта и нам, естественно, огласка ни к чему. Там,- Петенька показал пальцем вверх,- этого не прощают. Вот, пацана встретили. Выполнял спецзадание в логове врагов народа. Сейчас едем к САМОМУ - доложить о выполнении, а потом - ордена, благодарность всего населения, белый костюм, Золотые Пески, шампанское со льдом и разведенными танцовщицами на коленях... Шучу, конечно, но дело у нас нешуточное, это уж точно.

- Пропусти их, Волков! - смеялся лейтенант.- Я их знаю: это бойцы невидимого фронта с высшим цирковым образованием.

- Но ведь в больнице пожар, товарищ лейтенант, а я чувствую, от них вроде дымком тянет! - сказал сержант, скорее защищаясь, чем нападая.

- Это мы на работе горим, товарищ сержант! Горим, не жалея себя, как бикфордовы шнуры! - подмигнув лейтенанту, торжественно сказал Счастливчик и вновь торжественно надулся жабой.

- Да пропускай же ты этих... шнурков! - хохотал лейтенант, схватившись за живот.- Это же придурки, Волков, разве не видишь?

Сержант плюнул и, тихо буркнув себе под нос: "Сам ты придурок. Кенарь!" пошел прочь к УАЗу от хохочущего по-ребячьи заливисто лейтенанта.

- Ну, как знаете, дело ваше, начальник,- сказал он не оборачиваясь.

- Что, Толя, штаны промочил? - подал голос Счастливчик, когда УАЗ с милиционерами пропал из поля зрения в зеркале заднего вида.

- Не успел, Петенька.

- А я, признаться, уже почувствовал неприятное расслабление в области мочевого пузыря... Но бывают же дураки на свете! Что бы мы без них делали? А, Юрьев? - восхищенно говорил Счастливчик, стараясь выжать все, что было возможно выжать из старой колымаги.

Юрьев с Игорем вышли из метро на Гражданке.

Громыхали трамваи. Троллейбусы, срывая зеленую искру, щелкали своими большими усами в местах стыка электропроводов. Гудели автомобили и, красуясь друг перед дружкой зеркальными капотами, спешили занять место у светофора.

На площади перед метро унылые краснолицые тетки продавали жареные сосиски в цементе позавчерашней выпечки, на которые не клевали даже дети. Ясно сознавая всю безнадежность данного предприятия, тетки мечтали о пивных киосках и рюмочных, где бы жизнь бойко кипела от зари и до зари, наполняя разноцветным хрустом их безразмерные косметички, заменившие собою ограниченные пространства кошельков.

Черноусый кавказец, тот самый Бармалей-свежеватель, во все горло зазывал платежеспособное население с утра пораньше отведать шашлыков с пивом:

- Барашек только вчера бегал! Подходи, пальчики оближешь!

Юрьев подошел к Бармалею:

- Ну, где твой барашек? Нет, ты мне Свинину не показывай, где барашек?

- Нету, дорогой,- сказал Бармалей, разводя руками и пряча от Юрьева глаза.

- А в пятницу был. Живой. Я помню, как ты его...

- В пятницу был, а теперь нету.-И Бармалей сокрушенно покачал головой.-Украли... Совсем плохо. Теперь хороший шашлык никак не сделать! Нет ягненка, как торговать буду?! Хочешь, из свинины тебе сделаю? Э-э, не хочешь! Вот все вы так: вам только барашка подавай, а где я на всех возьму?

На Игоря, который шел по улице в больничной пижаме и одних носках, по-барски дарованных ему Максимом, никто из прохожих не обращал никакого внимания: уже несколько лет, как до формы одежды простого советского прохожего в этой удивительной стране никому из сограждан, насмерть заеденных бытом, не было дела.

- Сынок, пройдемся хоть немного пешком,- сказал Юрьев, осторожно неся под пиджаком помповик, стволом засунутый в брюки.

- Но я же в носках... Ума не приложу, как я очутился в больнице и где моя одежда, где мои кроссы и кожаная куртка с джинсами? Папа, почему меня положили в больницу? Что со мной произошло?

- Перетренировался, Игорек,- сказал, глядя перед собой, Юрьев.

- Ладно, скажи правду: что со мной произошло? Ведь вы с Максимом и дядей Петей пришли в эту больницу с ружьем не просто так. Ведь что-то нехорошее должно было произойти, да? Сколько я спал?

- Денек провалялся.

- Папа, я же умею читать. В газете, которая висела на стенде у метро, я увидел, какое сегодня число: я спал десять дней! Что со мной произошло???

- Успокойся, Игорь, теперь все позади. Поехали скорее, тебя ждет мама,сказал Юрьев, крепко беря за руку сына и запрыгивая на заднюю площадку троллейбуса.

Когда они уже подходили к дому, кто-то поднялся со скамейки в парке, аккуратно занявшем четырехугольное пространство, ограниченное "кораблями" двенадцатиэтажек. Человек пошел им наперерез.

- Вон мать нас встречает. Сейчас будет ругать,- с улыбкой сказал Игорь.

Ирина с вытянувшимся за эти два дня лицом и воспаленными глазами быстро подошла к Игорю и молча прижала его голову к груди.

Она хотела что-то сказать, но слова не шли, и она только часто и глубоко дышала, уткнув лицо в курчавую макушку сына. Потом Ирина подняла лицо к Юрьеву, покорно стоящему в стороне, и спросила:

- Чего вы так долго? Я вас еще ночью ждала.

- Почему ночью? - спросил, в свою очередь несколько удивленный таким вопросом, Юрьев.

Ирина вдруг впервые за последние дни улыбнулась:

- Я ведь только вчера вечером от слепой приехала. Она мне говорит: "Все, езжай домой встречать своих. Вымолила ты их, матушка!" Мне сразу так легко стало, и я домой поехала. В квартиру вошла как раз, когда ты позвонил. Сначала все в кухне сидела, в окно на дорогу смотрела... А часы все тикают, тикают. Потом сосед за стенкой кричать стал: он там с дружками что-то празднует. Чувствую, сидя на одном месте, не выдержу ожидания. Вышла на улицу, вот, даже одеяло с собой взяла. Знаешь, Юрьев, на улице ждать легче.

- Ну, я пойду, Ира...

- В таком виде пойдешь? Да тебя же в метро не пустят!

- Да нет, пустили вроде, когда сюда ехали.

- А теперь не пустят. Нет, Юрьев, ты видел себя в зеркало? - Ирина внезапно засмеялась, пряча лицо в шевелюру сына.

- Нет, а что? - спросил, улыбнувшись, Юрьев.

- Ты теперь на ковбоя похож, помнишь, из "Великолепной семерки"? Юл Бриннер - так, кажется, звали артиста. Лысый и очень... мужественный. Ну, пошли домой.

Юрьев сидел за столом. Не имея возможности произнести хотя бы слово туго набитым ртом, он молча, с жадностью поедал макароны с сосисками. Игорь не отставал от отца. Ирина просто сидела за столом и, вскинув брови, поражалась скорости поглощения пищи и полному отсутствию предела насыщения изголодавшихся желудков.

- А вам плохо не будет? - спрашивала она смеясь.

За стеной, в соседней квартире, шла гульба. Там что-то надсадно кричали, пели и потом долго похабно матерились, то и дело тяжело стуча им в стену. Юрьев даже слышал отдельные фразы: кто-то звал свою ненаглядную поскорее... Далее следовала невыносимая похабщина.