Завет Макиавелли

И он скорбел достаточно, чтобы попросить президента Соединенных Штатов оставить их вдвоем, хотя бы на несколько минут.

— Господин президент! — Жак Жеру пригласил Генри Харриса к микрофонам. — Быть может, вы хотите что-нибудь сказать народу Франции в этот славный апрельский день?

— Разумеется, господин президент, спасибо, — сказал Генри Харрис, улыбаясь легко и просто, как всегда.

Само собой, эпизод был отрепетирован, как и последующая речь по-французски, обращенная к галльскому народу. В ней говорилось о добрых традициях дружбы, доверия и взаимовыручки, связывающих французский народ и народ Соединенных Штатов с давних пор. Но даже стоя за батареей микрофонов, Генри Харрис продолжал думать о молодом человеке у смертного одра Каролины. Надо навести о нем справки, решил он.

7

Вашингтон, округ Колумбия. 11.15

Николас Мартен мерил шагами отделанный дубовыми панелями кабинет в доме Парсонсов в Мэриленде, стараясь ни о чем не думать. Стараясь не чувствовать зияющую дыру, оставшуюся после ухода Каролины. Запрещая себе вообразить, что все в порядке и Каролина сейчас появится в дверях.

Ее рука чувствовалась повсюду, особенно в изобилии комнатных растений и ярких керамических безделушек, разбросанных с точным расчетом: крошечная туфелька из Италии, расписная тарелка из Нью-Мексико, два кувшинчика из Голландии друг против друга, желто-зеленая подставка для ложек из Испании. В этом вся Каролина, с ее солнечным, неунывающим характером. Но незримое присутствие Каролины не делало комнаты ее собственностью. В домашнем кабинете мужа стол завален книгами и бумагами, на перегруженных книжных полках беспорядок, а то, что туда не поместилось, сложено стопками на полу…

На стенах повсюду висели фотографии в рамках: Майк, Каролина, сын Чарли — снимки, сделанные в разных местах на протяжении многих лет. Кроме них самих со стен улыбалась старшая сестра Каролины, Кэти. Вместе с мужем она жила на Гавайях, заботясь о матери, страдающей болезнью Альцгеймера. Она приезжала на похороны Майка и Чарли, возможно, будет завтра на похоронах Каролины, но Мартен этого точно не знал, поскольку не поддерживал отношений.

Вот Майк в профессиональном качестве: Майк с президентом, Майк с членами конгресса, Майк с известными спортсменами и артистами. Многие эти деятели — завзятые либералы, в то время как сам Майкл Парсонс — консерватор, так же как Генри Харрис. Мартен улыбнулся. Майка любили все по обе стороны политических баррикад. Политические пристрастия на личные отношения не влияют, — насколько известно Мартену.

Повернувшись у окна, через раскрытую дверь кабинета Мартен увидел в гостиной Ричарда Тайлера, адвоката и душеприказчика Каролины. Тайлеру тоже не сиделось: он ходил взад-вперед, разговаривая по мобильному телефону. Мартен попал в дом благодаря помощи адвоката. Позвонив Тайлеру рано утром и напомнив о письме, он спросил, нельзя ли ему провести несколько часов в доме Парсонсов — посмотреть определенные бумаги. Посоветовавшись с коллегами, адвокат согласился, но при условии личного присутствия. Тайлер даже подъехал к гостинице, чтобы забрать Мартена и привезти его в опустевший дом.

На загородной дороге они болтали о том о сем, но один важный предмет остался на удивление обойденным. Мартен ждал, что Тайлер заговорит сам, но тот промолчал, как молчали до сих пор и другие. Никто до сих пор ни слова не сказал о самоубийстве доктора Стивенсон — прежде всего потому, что газеты, телевидение и Интернет до сих пор не сообщили о трагедии.

Лорейн Стивенсон, однако, оказалась своего рода знаменитостью. Она лечила не только Каролину, но и Майка. За последние два десятка лет она побывала домашним врачом у многих известных законодателей; ее самоубийство должно бы вызвать национальный, если не международный, резонанс, но средства массовой информации молчали. Нигде ничего. Логично предположить, что, как душеприказчик, Тайлер узнал бы одним из первых. Раз уж Каролина дала Мартену право доступа к истории болезни, кто, как не Тайлер, должен был бы завести разговор? То есть если адвокат знает о самоубийстве. Но ведь он может быть не в курсе, так же как газеты и телевидение. Допустим, полиция скрывает происшествие. Но почему? Хотят сначала уведомить родных и близких? Вполне вероятно — причина не хуже любой другой. А может, коль скоро история запутанная, следственные действия не терпят преждевременной огласки.

Если бы доктор Стивенсон поступила иначе и сказала бы, что не может открыть доступ к истории болезни без судебного постановления, Мартен вполне мог бы оставить дело в руках Ричарда Тайлера и вернуться в Англию. С тяжелым сердцем, но мог бы. В конце концов, Каролина пережила тяжелейшее потрясение, кто знает… И пока Тайлер не добьется решения суда, все равно ничего не сделаешь. Но вышло совсем, совсем иначе. Последние слова: «доктор» и «ни вы, ни кто-либо другой» — были произнесены с ледяной решимостью и подкреплены страшным финалом.

Странные слова. Что именно она сказала?

«Вы хотите отправить меня к доктору. Но только не отправите. Ни вы, ни кто-либо другой. Никогда!»

Какой такой «доктор»? Кого она боялась настолько, что без колебаний предпочла смерть встрече с «доктором»?

И членом какой организации предстал перед ней Мартен? Кто такие «вы»?

Одни вопросы, и ни одного ответа.

Мартен в отчаянии смотрел на корешки папок, лежащих высокой стопкой на рабочем столе. Законодательная работа по большей части. Законопроекты, ассигнования… Сбоку еще папочки: «Собственноручные ответы на письма избирателей», отдельной стопкой «Доклады и стенограммы заседаний комитета». Мартен просто не знал, с чего начать. Неподъемная гора.

— Мистер Мартен! — обратился Тайлер, входя в кабинет.

— Да?

— Мне позвонили из нашего офиса. Один из старших партнеров фирмы ознакомился с письмом Каролины и определил, что как фирме, так и мне лично может быть вчинен серьезный иск семьей Парсонс, если мы и дальше будем действовать без их согласия. Может и решение суда потребоваться в обязательном порядке.

— Не понимаю…

— Вам следует немедленно покинуть домовладение.

— Мистер Тайлер, — не сдавался Мартен, — Каролина заверила письмо с особой целью…

— Мне очень жаль, мистер Мартен.

Подумав, Мартен кивнул и направился к двери, перестав сверлить адвоката взглядом. Столь поздний запрет может означать одно из двух: либо старший партнер беспокоится о репутации фирмы гораздо больше Тайлера, либо кто-то еще узнал о письме Каролины. Кому-то понадобилось остановить Мартена.

Есть еще Кэти, сестра Каролины, но последний раз он видел ее много лет назад, когда еще был детективом Лос-Анджелесского полицейского управления Джоном Бэрроном. Насколько он знал, ни Каролина, ни Майк никогда ничего ей не рассказывали. Стало быть, она понятия не имеет, кто такой Николас Мартен, и объяснять это в суде… Прошлое легко может открыться, и он окажется в таком же переплете, как если бы полиция застала его над трупом доктора Стивенсон.

Тайлер открыл входную дверь; Мартен не торопился, стараясь удержать атмосферу особняка. Едва ли когда он еще увидит этот дом изнутри — дом, одушевленный присутствием Каролины. Он еще раз остро почувствовал неотвратимую реальность смерти. Не осталось, почти ничего не осталось, одна пустота в сердце. Слишком мало пробыли они вместе, и ни одной минуты теперь не прибавить.

— Мистер Мартен, — напомнил о своем присутствии Тайлер, жестом указывая на раскрытую дверь.

Выйдя после Мартена, Тайлер запер дверь на ключ. Визит завершился.

8

14.05

Окно офиса, арендованного на углу здания Национального почтового музея, выходило на Центральный вокзал. Виктор стоял у подоконника и смотрел, как по Массачусетс-авеню снуют такси, доставляя пассажиров на вокзал или развозя прибывших на очередном поезде.

— Виктор? — прозвучал спокойный голос в маленьком наушнике.