Бангкок - темная зона

Даже смешно, насколько проницательным может быть ее сердце и в то же время так сильно заблуждаться. Да, большую часть времени я думал о другой женщине, но этой женщиной была не агент ФБР. Мои клятвы — я их дал со смехом и слезами на глазах, заявив, что, если у меня хоть раз появилась мысль переспать с Кимберли, готов возродиться в следующей жизни голодным привидением, — настолько убедили и устыдили Чанью, что она пообещала приготовить мое любимое блюдо: варенную на пару рыбу под лимонным соусом.

Мы занялись любовью, устроившись как можно удобнее в ее положении. Чанья нуждалась в покое и утешении и всеми силами старалась мне угодить. Пользовалась штучками, которым научилась, работая в барах, и мы раз-другой улыбнулись. Я дал понять, как сильно ее люблю, и нисколько не лицемерил, только постоянно чувствовал муку в душе. Но Чанья приняла неуловимый сигнал и, основываясь на своем энциклопедическом знании мужчин, проанализировала всю поступающую информацию — изменения в прикосновениях, другие интонации голоса — и получила единственно правильный ответ: «Это она, да?»

Я хотел ее обнять, но Чанья отвернулась.

— Мне надо еще раз посмотреть видео, дорогая. Для меня это очень мучительно. Кимберли обещала при этом присутствовать.

— Почему не я?

Долгое молчание, наполненное мукой отчуждения.

— Из-за того, что ты можешь увидеть.

— Ты считаешь, я не выдержу, если буду смотреть эту запись?

— Конечно, выдержишь. Но мне невыносима мысль, что ты будешь смотреть на меня, когда я буду смотреть запись.

Никто из нас не хотел спорить. Присущая Чанье безмятежность помогала ей не волноваться из-за таких пустяков, как какое-то видео, изображающее убийство. Я смотрел, как ею овладевает божественный сон, дар непорочных.

А я, полный восторга, страха и предчувствий, воспользовался минутой, чтобы погладить зародыша Пичая. Медитация випашьяна действует на всех по-разному. Я не считаю себя мастером, но могу проникнуть в ту часть сознания, где хранится память о пребывании в утробе. И часто занимался этим с тех пор, как узнал, что скоро стану отцом. Легко представлял себе страх рождения, который мы испытываем в краткий период своей защищенности: первый мучительный вдох кислорода, словно внутрь пролилась кислота, воздух обжигает кожу, и ты висишь вниз головой, будто летучая мышь, и кто-то в белом халате лупит тебя по заднице. Сразу представляется возможность прочувствовать, что такое полицейское государство: ты считаешь, что достаточно насмотрелся всего на белом свете и тебе не подходит материальная реальность, — ты хочешь вернуться обратно, но тебя накрывают кислородной маской: нет, приятель, право выбора не за тобой; ты явился сюда, чтобы из тебя сделали человека. Кто за тебя понесет ношу?

Но Пичай был вполне счастлив в своем тесном пространстве. Ультразвук показывал, что он, проявляя похвальную веру в будущее, бил ножками и шлепал ручками. Хотя это радовало, случались моменты, когда я начинал побаиваться, не вышел бы из него тупоголовый спортсмен. И нехотя решил, когда найдется время, сходить к моорду, о котором говорил Лек.

— Хочешь болеутоляющее? — спросила Кимберли, когда я устроился на диване в ее номере в гостинице «Гранд Британия». — Кокса у меня нет, но, думаю, если бы требовалось, ты бы сам захватил. Могу предложить виски. В мини-баре есть маленькие бутылочки.

Американка взяла из бара две крохотные бутылочки: одну мне, другую для себя. Мы открутили пробки и чокнулись.

— За удачу, — предложила агент ФБР.

Я вынул диск из кармана пиджака и подал ей.

Сначала я решил, что мне удалось сломить внутреннее сопротивление и ко мне вернулась прежняя беспристрастность. Надеялся, что способен наблюдать за долгими любовными ласками других, оставаясь холодным и оценивая действо профессиональным взглядом.

Должен признать, Дамронг пустила в ход все, что можно. В ее исполнении минет превратился в форму искусства, совершенную, полную изящества, романтизма, юмора, драматизма, напряжения и внимания к зрелищной стороне акта, что свидетельствовало о том, что она истинный художник, чародейка, достигшая вершин своего ремесла. Мужчина в маске тоже оказался не любителем. Он понимал, что предназначен оттенять истинную героиню этого необыкновенного сюжета, и не позволял своему эго портить сценарий. Стоя на коленях во время сцен оральных ласк он выглядел особенно угодливо. Современная камера позволяла наблюдать, как резво двигается его язык и какое мучительное наслаждение это доставляет женщине. Кимберли на мгновение остановила воспроизведение, когда Дамронг, опустив веки, слегка касалась кончиком языка верхней губы, и философски заметила:

— Я долго размышляла и увидела в ней что-то… от Мадонны. От природы простое лицо, ничего особенного в нем нет, но это лишь подчеркивает ее эротическую харизматичность. Ничего не скажешь, парадокс. Но вот как это действует. — Американка нажала на кнопку, и Дамронг снова ожила. — Взгляни, она на самом деле получает удовольствие. Она не играет. Она возбуждена.

Мне очень тяжело было это принять. Имею в виду, ее возбуждение. За десять минут до смерти Дамронг получала истинное наслаждение, и это плохо действовало на мои мозги. Она нисколько не боялась — наоборот, находилась в состоянии экстаза. Я попросил Кимберли выключить плеер, но та отказалась.

— Любовь горька, малыш, — проворчала она. — На этот раз тебе придется испить все сполна.

— Хотя бы дай мне еще выпить, — попросил я.

Американка нажала на «паузу» и принесла из минибара еще четыре бутылочки. Пока кадр стоял на месте, можно было окинуть взглядом место действия. Как у меня сохранилось в памяти, там были полки с бесценными предметами, среди которых я заметил лежащего нефритового Будду. Теперь, когда я знал, на что смотреть, не составляло труда узнать убранство номера Танакана в клубе «Парфенон». Мы быстро проглотили содержимое маленьких бутылочек, и Кимберли пустила запись.

— Подожди, — сказал я.

Она снова включила «паузу», нажав на клавишу на пульте дистанционного управления, и вопросительно посмотрела на меня.

— Когда дойдем до конца, я буду не в состоянии смотреть сначала. А мне хотелось больше узнать об этом Ковловском. Отмотай-ка немного назад. Правда, мешает эта чертова маска.

— Смотри на руки, — посоветовала американка. — Это единственное, что можно увидеть в нем человеческого.

Мы еще раз просмотрели любовные ласки в замедленном воспроизведении. Агент ФБР оказалась права: единственным ключом к психологии мужчины в маске было то, как он управлялся со своими руками.

— Вот. — Кимберри остановила запись, когда Ковловский потянулся клевой груди Дамронг.

— Что?

— Дрожь. Сейчас, когда я остановила, незаметно. А вот теперь смотри.

В самом деле. Ее женский глаз наверняка заметил это с самого начала. В то время как я больше смотрел на Дамронг.

— Ничего не доказывает.

— Нет. Но это все, что мы имеем. Из Виргинии мне прислали несколько недавно снятых с ним роликов. В узких рамках обыкновенного порнографического кино он считается мастером.

— И никакой дрожи в руках?

— Никакой.

Агент ФБР отмотала назад несколько кадров и снова остановила запись. Теперь перед нами оказались три пальца, слегка поддерживавшие левую грудь Дамронг, и мы помнили, что эти пальцы изрядно тряслись. Не только пальцы — вся рука от запястья. Я переглянулся с Кимберли, и она нажала на воспроизведение.

Теперь, когда она поделилась со мной своей мудростью, я легко находил другие ключи. Когда предварительные любовные игры почти завершились, Ковловский положил Дамронг на спину, чтобы приступить к первому из пяти актов перед основным действием (в обратном отсчете — на спине, раком, с ней сверху плюс две довольно замысловатые позы, когда он находится сзади, а она выворачивается, чтобы позволить ему засунуть ей язык до самого горла).

Первую сцену проникновения агент ФБР снова прокрутила в замедленном воспроизведении. Сосредоточившись, я заметил, что руки Ковловского, раздвигающие подпрыгивавшие бедра Дамронг, почти не повинуются ему. В один момент Дамронг пришлось схватить его за пальцы — профессионал помогал другому профессионалу, — затем она что-то прошептала ему на ухо.