Крики в ночи

— Что ты будешь делать? — спросила она, помолчав. — Когда отправишься домой к Эмме?

Дом этот находился гораздо дальше, чем просто в двух часах лета, и она знала это. Перед моими глазами возникла Эмма, моя смелая, красивая Эмма. Вот она подстригает кусты в саду, вот мы пьем чай. Мне так захотелось обнять Эмму.

Эстель видела это.

И еще мне вспомнилось: Мартин и Сюзи, только что закончившие школьный семестр, шесть или семь лет назад, спешащие мне навстречу. В тот год мы ездили в Грецию.

— Папа, — спросила Сюзанна, — мы можем все время быть вместе?

— Так не бывает, — ответил я.

Я решил повидаться с Ле Бревом или хотя бы попытаться его увидеть. Я высадил Эстель в Понтобане, где впервые увидел ее три недели назад.

— До свидания, мой дорогой, — прошептала она и поцеловала меня.

Я уловил выражение отчаяния в ее глазах. В зеркало заднего вида я наблюдал, как она смотрела мне вслед, пока я не исчез вдали.

Я ехал в комиссариат и проклинал их всех, эту безнадежную провинциальную полицию, которая ничего не сделала, чтобы помочь мне. Ничего. Их бредни и блокирование дорог, обыски домов, весь их розыск принесли успеха с гулькин нос. Мои дети исчезли, как команда Летучего Голландца, и я был безутешен. Жара дошла до того предела, когда должна начаться еще одна гроза, такая же, как те две, так потрясшие меня. Флаги на замке у реки приникли к своим флагштокам, и казалось, жара парализовала весь город, который застыл в неподвижности. Я ненавидел Понтобан и Сен-Максим, ненавидел дом в Шеноне, и мне хотелось кричать об этом на весь город. Полиция пришла и ушла, журналисты написали свои заметки, из Парижа приехала команда телевизионщиков. Это всего-навсего пятиминутные новости: еще двое людей пропали, уже интересно, потому что это дети отдыхающих туристов, не более того. Просто добавить их в список пропавших без вести: велосипедисты, одинокая молодая женщина, жертвы сексуальных маньяков, найденные изуродованными в пластиковых мешках или зарытые где-нибудь.

— Очень жаль, но его здесь нет.

— Тогда где он, черт возьми? Мне нужно увидеть его.

Они знали меня и чувствовали себя неуютно: я видел это по тому, как они отводили глаза и неуверенно ерзали.

— Он расследует дело.

— Какое дело? Мое дело?

Сержант покачал головой: он не знает наверняка. Но меня сможет принять инспектор Клеррар. Я прошел в комнату Клеррара и опять увидел его печальное лицо, которое было серым, похоже, от какой-нибудь язвы желудка. Он всем телом налег на стол и пожал мне руку, и его кисть была мягкой, как надутая резиновая перчатка.

— Мне очень жаль. Но ничего нового нет. Мы все еще предпринимаем попытки. Вам стоит поехать домой и там ждать новостей.

Мы опять пошли по кругу. Боб Доркас сказал, что я могу оставаться во Франции столько, сколько мне надо, еще целую неделю как минимум. Я обнаружил, что мне уже наплевать на работу: все мои амбиции умерли. Но в местной полиции, похоже, считали, что мне просто нравится здесь, а я думал о том, насколько они осведомлены о моих поездках с Эстель.

— Послушайте, ваши розыски ни к чему не привели. Ноль. Даже газеты сдались. Что это за розыск?

Клеррар потер руки — ничего не означающий жест, будто он согревал их:

— Месье, мы делаем все, что можем.

Я присел и посмотрел на него:

— Зачем старший инспектор послал полицейскую охрану в дом Сультов в Гурдон-сюр-Луп?

Клеррар поднял брови:

— Вы там были?

— Я только что оттуда. Почему? Почему там вооруженная полиция?

— Мадам Сульт, — медленно произнес он, — очень состоятельная женщина.

— Тогда она может нанять собственную охрану, а не жандармов.

Клеррар пожал плечами:

— Это не мое решение.

— Послушайте, — сказал я, — просто объясните мне, что происходит?

Складки его рта опустились, сделав выражение лица еще печальней.

— Ничего не происходит, месье. Это просто вопрос охраны.

Клеррар знал все, но не хотел говорить — это было ясно. Для меня же все более важным было добраться до сути событий, происшедших в прошлом.

— Я хочу узнать правду, — заявил я ему. — Я хочу знать, есть ли связь между моими детьми и теми смертями в лесу.

— Дети Сульта ведь не потерялись, месье. Их нашли.

— Мертвыми.

— Пожалуйста, успокойтесь. — Он поморщился от боли в желудке. — Вы делаете поспешные выводы…

— Да? Правда? Почему все это случилось в одном и том же месте? С детьми того же возраста? Скажите мне!

Это ужасное, проклятое, роковое место, которое мы с Эммой выбрали… через местное агентство, офис которого находился как раз в этом городе. Аренда была оформлена в Лондоне, и я подписал контракт. Почему они остановились на нас, семье с двумя детьми десяти и двенадцати лет? Кому принадлежит дом сейчас?

Клеррар смотрел на меня с совершенно определенным выражением: ему больше нечего мне сказать. Может быть, он ничего и не знает, только то, что Ле Брев выставил охрану около особняка Сультов. Я подумал, остаются ли они на посту ночью, и пришел к выводу, что да. Клеррар явно хотел, чтобы я раскланялся.

— Хорошо, — произнес я. — Я сам проведу расследование.

Проделать это оказалось на удивление легко. Нужное мне агентство находилось в туристическом центре, современном офисе с магазином, в котором продавались плакаты, открытки и разнообразные туристические карты, сувениры из музеев и галерей. Тоненькая девушка нервно улыбнулась мне, соски ее грудей выступали под свитером.

Может, она слышала обо мне? Я арендовал дом, и мои дети исчезли. В центре толпились другие люди, покупавшие всякую всячину, но, когда они прислушались к нашему разговору, стало очень тихо.

— Вы помните? В Шеноне.

— Да. — Она знает о трагедии и приносит свои сожаления.

— Мне надо узнать кое-что.

— Слушаю вас.

— Кому принадлежит дом?

Тишина установилась такая, что можно было слышать, как пролетает муха. Все притворялись, что заняты своим делом, увлеченные просмотром брошюр, когда она сказала:

— Извините, пожалуйста, я сейчас проверю.

У нее имелась картотека, которую она быстро просмотрела.

— Некоей мадам Сульт, — сообщила она.

Я мог бы догадаться и раньше, но почувствовал прилив уверенности.

Я улыбнулся ей:

— А сколько домов предложили в аренду в районе вокруг Шенона?

Она ответила мне сразу:

— Нисколько, месье. Ваш был единственным. — Она покраснела. — Это не очень… популярный район.

— То есть вы не могли предложить большой выбор?

— Да, месье. Большинство домов забронировали к концу мая. За исключением сельской местности, вдали от городов.

Я помню, как говорил Эмме, когда забронировал дом, что было еще два места поближе к Альби, но этот казался тем, что нам нужно.

Я посмотрел на картотеку и спросил:

— Были какие-нибудь требования, условия, которые выдвигал владелец дома?

Она еще раз посмотрела на карточку и произнесла с трудом на английском:

— Желательно наличие двоих детей.

Желательно! И моя семья, естественно, подходила по всем статьям.

— Что-нибудь еще?

Она нахмурилась:

— Очень странно, месье. Там упомянут возраст детей. Это необычно.

— И что же там написано?

— Возраст от десяти до двенадцати, — прочитала она. — Но мы не просим указывать возраст в наших анкетах.

— В каких анкетах?

— Которые мы посылаем владельцам домов, чтобы уточнить детали.

Позже вечером мне позвонила Эмма, ее голос слышался очень четко и ясно. В нем чувствовалась новая сила, когда она спросила:

— Есть ли новости?

— Пока нет.

Я решил не расстраивать ее рассказом о поездке в Гурдон-сюр-Луп.

— И не будет.

— Ты не должна так говорить. Пока еще.

— Что делает полиция?

— Все еще ищет.

— Да?

Я подумал, не прослушивается ли телефон.

— Я не доверяю им. Поезжай домой, Джим. Обещай мне, что ты скоро вернешься.

— Где ты, дорогая? Твой отец вроде не знает.