Потайной ход

Мы продолжили свой путь. У подножия лестницы перед нами оказалась тяжелая деревянная дверь. Я взялся за ручку и повернул ее. Она свободно открылась.

— Ни замка, ни ключа, — удивился Сергей. — Трудно поверить, учитывая характер этого ублюдка.

Комната напоминала офис. Удобные стулья, обтянутые кожей, большой письменный стол. Правильно было бы назвать ее кабинетом.

— Ну, поищем сокровища, которые сделают нас богатыми, — сказал я.

— Терпение, подумай о минах-ловушках. Помни, это был Сталин. Мы можем до чего-нибудь дотронуться, и все взорвется.

Я стоял и наблюдал за Сергеем, положив руку на плечи Джейн. Она не дрожала, как я, просто спокойно ждала. Я попытался усадить ее, но она отказалась.

Тем временем Сергей выдвинул ящики письменного стола.

Я внимательно оглядел комнату. Ее когда-то занимал ужасный жестокий тиран. Я знал кое-что о нем. Его биографий написано много, некоторые я читал, узнал и о его стремлении лишать людей свободы, истязать, убивать. Но я никогда не сталкивался со всем этим лицом к лицу. «Чудесный грузин», уничтоживший всех своих друзей и соратников из-за патологической подозрительности. И в то же время это был человек простых привычек. В этой его комнате не было никакой роскоши. Она была просто удобной.

— Как в лондонском клубе, не так ли? — Сергей выпрямился, держа что-то в руке.

— Что ты нашел?

— Ключ. Вопрос в том, к какому замку он подходит.

В стене за письменным столом была дверь. Оказалось, ванная и туалет. Сергей заглянул туда и сказал:

— Оборудование импортное, американское.

В ванной до сих пор лежал старый растрескавшийся кусок мыла, кисточка для бритья и лезвие, висели полотенца. Больше ничего. Туалетная бумага была тоже американской.

Вернувшись в кабинет, я посмотрел на темный стол, тянувшийся вдоль стены. Большая часть его поверхности была заставлена ящичками с конвертами. Я взял один их них: грубая коричневая бумага, тяжелый, скреплен печатью. Я открыл конверт. Внутри бумажные деньги и монеты. Явно зарплата. Напечатано имя: СТАЛИН.

Я спросил:

— Что это? Зарплата Сталина? Здесь тысячи таких конвертов.

Сергей кивнул.

— Ты мне рассказывал раньше, что у него было много должностей, и за каждую он получал деньги. А ты не всегда бываешь неправ, верно?

— Он ничего не тратил. Ему это было не нужно. Для него все бесплатно. — Сергей усмехнулся. — Кроме людей. Теперь посмотрим, что за этой дверью...

В кабинете Сталина было три двери. Через одну мы вошли, вторая вела в ванную. Сергей положил руку на дверную ручку третьей двери, повернул и открыл ее. Я не знаю, чего я ожидал, но все двери открывались свободно. Сергей облегченно вздохнул.

— Как в холодильнике, — сказал он. — Дверь открываешь и включается свет!

Три ступеньки вели вниз. Сергей вошел. Прежде чем последовать за ним, я обернулся, чтобы посмотреть на Джейн. Она все еще стояла, прислонившись спиной к стене прямо у входа.

— Все в порядке, Джейн? — спросил я с надеждой, хотя ясно видел, что нет. Но она кивнула.

— Иди, Джон.

Ее голос был чуть слышнее шепота.

Мне не хотелось оставлять ее там, где она была. Вроде бы ничто не предвещало опасности, но во всей этой душной атмосфере таилась какая-то необъяснимая угроза. Томительная атмосфера Великого Террора...

— Иди, — настаивала она, пытаясь за напускным оживлением, которое я впервые заметил за последние несколько дней, скрыть свое состояние. Я взглянул на нее еще раз и неохотно последовал за Сергеем в нижнюю комнату.

Первое, что я увидел, была камера: стальные прутья от пола до потолка отгораживали площадь в два с половиной на два с половиной метра. Сергей стоял перед ней, всматриваясь внутрь.

— Кости, — пробормотал он. — Посмотри.

Это были не просто кости, даже не скелет. Это было тело, плоть которого высохла. Оно лежало на бетонном полу, видимо, долгое время.

— Кто это?

— Замечательный вопрос! — воскликнул Сергей. — Кто-то, кого он не любил.

«Никто не смог бы опознать это тело», — подумал я. Кожа высохла и была как бумага, натянутая на череп и ребра. Я оглядел камеру. В ней около стены, приподнятая над полом на кирпичах, лежала бетонная плита, заменяющая, видимо, кровать, стоял маленький горшок, который можно было просунуть в просвет между прутьями.

Сергей сказал:

— Возникают вопросы, не так ли? Вот, например, кто опорожнял горшок? Сам Сталин? Или сюда спускался кто-то еще? А как с пищей и водой?

— Вода могла быть из ванной, — сказал я. — Это просто. А пища — консервы.

— Но я не вижу пустых консервных банок. А ты?

— Он, кто бы он ни был, мог умереть прежде Сталина.

— Миллионы людей исчезали. Никто не знает, кем был этот. И потом, — добавил Сергей, — дядюшка Джо не то чтобы заходил сюда каждый день. Иногда он по неделям и даже месяцам совсем не бывал в Кремле.

— Тогда у этого парня была чудесная жизнь, — сказал я.

— Нельзя не содрогнуться, — заметил Сергей, хотя его натуре это было совсем не свойственно.

Я смотрел на стены.

— Нигде не видно, чтобы было нацарапано хоть какое-то имя.

— Ногтями на бетоне ничего нацарапать невозможно, — ответил Сергей. — Это хорошо известно в тюремных кругах. И конечно же было известно Сталину.

Я обернулся, чтобы рассмотреть комнату. Она была длинной и узкой, возможно, семь с половиной на два с половиной метра. Ее перегораживала еще одна крепкая решетка, такая же, как у камеры. За ней от пола до потолка стояли шкафы, стальные, темно-зеленые. Лишь в одном месте они образовывали просвет, и там на стене висела картина в золоченой раме.

— Икона, — пояснил Сергей. — Дева Мария с младенцем. Странно видеть ее здесь. Наверно, воспоминание о семинарии, где он учился на священника. Но все, чему он научился, так это играть в политику. — Сергей старался осторожно повернуть ключ в замке. — Может взорваться, — пробормотал он.

Ключ неожиданно повернулся свободно, и когда Сергей толкнул дверь, она легко открылась. Мы вошли, я еще раз посмотрел на икону, около которой засветилась лампадка. Я подошел ближе и увидел большой косой крест, образованный диагональными разрезами по полотну.

— Это сделал он? Зачем?

— Был способен на все, — сказал Сергей. Он наклонился, разглядывая икону. — Сомнительно, чтобы она имела какую-нибудь ценность. Написано грубо, и рама простая, крашеная. Это не золотой лист.

— Тогда почему она здесь?

— Предположительно, принадлежала кому-нибудь, кого он ненавидел. Оставь ее. Хочу посмотреть, что в шкафах.

Он сразу же начал открывать ящики в первом шкафу с левой стороны комнаты. Заглянув ему через плечо, я увидел, что он полон скоросшивателей и на каждом этикетка. Сергей взял одну папку в руки, посмотрел и сказал с отвращением:

— Грузинский. Я не понимаю ни слова, и вряд ли кто-нибудь еще поймет, кроме грузина. По всей видимости, это секретный шифр. — Он открыл папку, быстро просмотрел содержимое и наткнулся на фотографию. — Молотов и его жена, — объяснил Сергей, поднимая голову. — Сталин арестовал ее и отправил в лагерь. Молотов был министром иностранных дел. В необычном мире они жили, а? — Он поставил скоросшиватель на место и закрыл ящик. — Историки отдали бы все за этот материал, — проговорил он, открывая следующий ящик.

Третий ящик тоже был полон скоросшивателей. Четвертый, когда открывали, загрохотал. В нем были банки и бутылки, в большинстве пустые. Сергей взял одну бутылку, посмотрел внимательно, прокомментировал:

— Местный коньяк. А вот это что такое? — Он поднял банку.

На ней была крышка, крепко прикрученная веревкой. Сергей улыбнулся.

— Грецкие орехи. Варенье из грецких орехов.

— Я читал об этом. Его мать варила и присылала ему. Любимое лакомство диктатора.

Сергей скептически посмотрел на меня.

— Звучит слишком сентиментально для дядюшки Джо.

— Но тем не менее это правда.

— Мы читали разные книги. — Он закрыл нижний ящик, подошел к следующему шкафу, просмотрел все четыре его ящика, набитых картотеками и бумагами. В третьем шкафу было то же самое, все написано по-грузински. Сергей приступил к четвертому из пяти шкафов, которые выстроились вдоль левой стены. Наверху были бумаги и во всех ящиках тоже. Он едва взглянул на содержимое. В самом нижнем ящике впереди лежали бумаги, а позади — завернутый в желтую клеенку сверток.