Рыжая кошка

У меня схватило живот, на шее выступила испарина. Стефани шмыгнула носом и отпила воды.

— Она еще много чего говорила, но, думаю, ты уловил смысл.

— Что ты сделала? — спросил я.

Слабая улыбка появилась снова и не исчезла. Стефани смотрела мне в глаза.

— Она сидела в своей тесной квартирке и улыбалась, такая красивая… это было отвратительно. Она была отвратительна, и мне хотелось убить ее. Хотелось ударить ее чем-нибудь или свернуть ей шею, и будь у меня тогда пистолет, я бы пристрелила ее на месте.

Во рту у меня пересохло, было трудно выдавливать слова.

— Что ты сделала? — спросил я снова.

Она засмеялась сердито и горько — как эхо прежней Стефани.

— Что я сделала? Я, Джон, расплакалась. Разревелась, как ребенок, и выскочила оттуда как ошпаренная. Бежала, пока не нашла такси, и плакала всю дорогу домой. — Стефани покачала головой и вытерла глаза.

— Когда вы увиделись снова?

— Мы не виделись.

— Никогда?

Стефани посмотрела на меня прищурившись:

— Никогда.

— Вы не дрались там, в ее квартире? Ты не ударила ее?

— О Господи, нет же. Жаль, что я не дала ей пощечину… Жаль, что не смогла… Нет, я не дотронулась до Холли.

— Значит, насилия не было?

Стефани села прямо, лицо словно застыло.

— Я же сказала: я ее пальцем не тронула.

— Ты угрожала ей?

— Я… я была сердита. Я вопила, ругалась, требовала, чтобы она оставила нас в покое. Возможно, сказала что-нибудь еще…

— Что именно?

— Не помню.

— Ты угрожала физической расправой? Или…

— Я же сказала: я была в состоянии аффекта, всех своих слов не помню.

Я кивнул.

— Ты не заметила у нее каких-нибудь ран или ушибов? Может, были синяки, царапины?

Стефани снова прищурилась.

— Нет, ничего подобного.

— Холли только вопросы задавала или что-нибудь еще говорила?

Стефани покачала головой.

— Только вопросы. Больше ничего не было.

Я посмотрел в свои заметки.

— Ты рассказала Дэвиду о том, что сделала?

— Я… я растерялась.

— Звонки прекратились?

— Вряд ли она звонила после нашей встречи, но, кажется, это не очень помогло Дэвиду. Он буквально извелся. Он паниковал. Я не знала, что делать, а потом он пошел к тебе.

— Откуда ты узнала об этом?

Стефани уставилась на ковер.

— Я видела вас вместе, за завтраком. Я… следила за ним.

— Ты хорошо поработала.

Она снова покраснела.

— Здесь нечем гордиться. Я была в ярости… не представляла, куда бежать, к кому обращаться. Потом увидела вас вдвоем и подумала, что ты как-то связан с Холли, что это ты втянул Дэвида. На меня как затмение нашло. — Стефани подняла глаза. — Это было недостойно, я знаю.

Я глубоко вздохнул.

— Расскажи мне о том вторнике.

— О каком вторнике?

— О позапрошлом. Первый вторник после того, как ты виделась с Холли… за день до того, как ты увидела нас с Дэвидом за завтраком. Расскажи подробно.

И Стефани рассказала — запинаясь, останавливаясь и начиная с начала. Как и Дэвид, она провела почти весь день в Сити: в офисе, на деловых встречах, на селекторных совещаниях. И, как и в случае с Дэвидом, труднее всего было отчитаться за время после работы. Возможно, люди, посещающие вместе со Стефани занятия йогой, и подтвердят ее присутствие, но вспомнят ли ее продавцы на Мэдисон-авеню? Пожалуй, для них Стефани — одна из безликих, хорошо одетых женщин, которые рассматривают товары, но ничего не покупают. Присягнут ли они в суде? А еще был поход в кино.

— Я прошла до перекрестка Семьдесят второй и Третьей. Мы должны были встретиться с Биби Ши, но у меня не было настроения, поэтому я позвонила ей и все отменила.

— Значит, в кино ты была совсем одна?

— Мне не хотелось разговаривать.

— Ты пришла туда пешком? — Кивок. — Но ведь было холодно.

— Мне хотелось подышать воздухом.

— Ты заплатила за билет наличными? — Еще один кивок. — Что показывали? — Стефани сказала название фильма, время начала и конца сеанса. Что показывали перед фильмом, она не помнила. — Ты видела кого-нибудь из знакомых?

— Нет.

— Что все это время делал Дэвид?

— Насколько мне известно, он был дома. Был дома и когда я уходила, и когда я вернулась. Спал… или напился до беспамятства.

Я пролистал блокнот, и мы еще раз повторили все даты и время.

— Холли только вопросы задавала или что-нибудь еще говорила?

Стефани покачала головой.

— Ты уже спрашивал. Я ответила: только вопросы.

— Она ничего не говорила тебе?

Стефани нетерпеливо мотнула головой:

— Нет.

Я глубоко вздохнул.

— Она не говорила, что беременна?

Стефани нахмурилась и поджала губы.

— Нет, — произнесла она наконец.

— Вчера нам объявили об этом в полиции. Дэвид не упомянул о беременности?

Стефани коснулась пальцами шеи. И, к моему удивлению, улыбнулась:

— Наверное, забыл. — Она горько хмыкнула.

— Полицейские хотят знать, могли он быть отцом. И полагаю, им интересно, как бы ты отреагировала на эту новость.

— Дэвид что-нибудь ответил?

— Сказал, что ребенок не его и что, если бы Холли сказала о беременности, ты бы не поверила.

— Тут он не лгал. Я бы не поверила.

— Потому что он стерилен?

Стефани подняла брови и медленно кивнула.

— Доктора назвали это по-другому, однако смысл тот же. Мало сперматозоидов, а те немногие, что есть, неподвижны и быстро умирают. Он говорил тебе?

— Дэвид говорит не слишком много. Я догадался.

— Анализы брали два года назад. Мы пытались и… — Она покачала головой.

— Мне жаль.

— Чего? — быстро ответила она прищурившись. — Несомненно, все оказалось к лучшему.

Я в последний раз пролистал блокнот. Стефани встала и вытащила из кармана джинсов коричневый пластиковый пузырек. Отвинтила крышку и вытряхнула белую таблетку.

— У него есть водка, а у меня ативан. Но по крайней мере мне его прописал врач. — Она положила таблетку на язык, допила воду и поставила стакан на стол. — У тебя все?

— Да, — ответил я.

Но Стефани не закончила. Она снова села в кресло и посмотрела на меня.

— Дэвид объяснял, зачем ему это? — спросила она.

— Что — это?

— Всё. Женщины. Ложь. Зачем он так старался превратить свою жизнь… наши жизни… в дерьмо? — Она говорила спокойно и твердо, словно уже много раз задавала эти вопросы. И не ждала ответов. — Знаешь, что больше всего удивило меня, когда я узнала о женщинах? Понимание, что Дэвид жаждал, чтобы я узнала о них. Он был как ребенок, который «секретик» закопал, его распирало. Не знаю, наверно, его интересовала моя реакция: может, я разозлюсь, может, уйду, может, прощу его, — не знаю, чего он хотел больше. Знаю только, что в глубине души он этого ждал.

— Чего — этого?

— Наказания.

— Наказания за… что?

— Думаешь, я понимаю? — Стефани покачала головой. — Но сколько я знаю Дэвида, он всегда был таким: с одной стороны, ему кажется, что его вечно обсчитывают и недооценивают, а с другой — что все хорошее, ему выпадающее, превышает его заслуги. И именно поэтому он все ждал — когда же его поймают с поличным и накажут. — Стефани закрыла глаза и потерла виски. — Знаешь, такое извращенное чувство справедливости: всему хорошему должна соответствовать некая причиненная самому себе боль. Мне следовало бы догадаться, что произойдет что-то серьезное, когда он наконец получил новую работу. — Стефани внимательно посмотрела мне в лицо: — Ты и понятия не имел, да? — Я покачал головой. — Ну разумеется… откуда тебе знать? Каждый из вас, Марчей, замкнут в своем мирке.

— Ты говорила об этом с Дэвидом?

— Разве что несколько лет назад. — Стефани сердито скривила губы. — Возможно, Холли повезло больше. Она умела задавать вопросы. Вот она меня спросила: почему я терплю измены Дэвида? А я теперь думаю: и правда, почему?

— И каков же ответ?

Если бы Стефани послала меня к черту или просто надменно промолчала, я бы не удивился. Но я не ожидал ни тихого, спокойного голоса, ни длинного монолога.