Милый Каин

— Теперь мне не нужны твои извинения. Мы ничего друг другу не должны. Вот только…

Он посмотрел на Кораль так, словно хотел увидеть ее глаза за темными стеклами очков.

— Отец, я так понимаю, все-таки он?

Ему очень нужно было узнать ответ на этот вопрос. У Кораль же эти слова вызвали только волну раздражения.

— Успокойся. Я же тебе сказала, что Нико — не твой ребенок, если тебя это интересует.

Хулио понял, что задал, мягко говоря, не самый деликатный вопрос, но при этом почувствовал большое облегчение. Он осознал, что Кораль говорила правду. Все подозрения на этот счет можно было назвать снятыми.

Он сел в машину и завел мотор.

Кораль осталась стоять на тротуаре. В первое мгновение она не знала, какое чувство играло в ней сильнее — обида или злость. Она чуть подумала, успокоившись, и даже нашла в себе силы едва заметно улыбнуться. Хулио ушел эффектно, но некрасиво, словно сбежал, изображая при этом пусть и не ненависть, но уж точно обиду и озлобленность. Все это могло означать лишь одно. На самом деле она ему по-прежнему небезразлична.

Кроме того, Кораль поняла, что вскоре Хулио вернется, потому что тот, кто не уходит, но убегает, рано или поздно появляется, чтобы высказать то, что не успел при расставании.

Глава восьмая

Непреодолимая угроза

У него был домик в горах, на вершине холма, в укромном уголке сьерры де Гуадарама. Дорога от шоссе к нему шла через живописную дубраву. Дом был уютный и гостеприимный. Забора вокруг него не было. Сад, разбитый когда-то на этом участке, незаметно переходил в рощу, окружавшую жилье. Гуляя по окрестностям, можно было видеть, как появлялись и вновь ныряли в свои норы кролики и барсуки. Порой ласки таскали из кладовой продукты.

Дом, конечно, принадлежал родителям Карлоса, но они здесь практически не появлялись. Эта постройка стала для него и дачей, и убежищем, и, как он гордо ее называл, летней или зимней резиденцией, в зависимости оттого, какое время года стояло на дворе.

В тот раз они приехали в это уединенное убежище в январе. Было холодно, ветер гонял по озеру жесткую рябь, деревья стояли голые, влага, висевшая в воздухе, конденсировалась по утрам на известняковых скалах, блестевших под прохладным зимним солнцем. Зиму здесь можно было вдыхать буквально с каждым глотком воздуха. Кораль нравилась зимняя природа. Она всегда пользовалась любой возможностью уехать в это время года подальше из Мадрида.

Карлос только что вернулся из Бостона, где провел почти три года, несколько дольше, чем планировал изначально. За это время он успел защитить магистерский диплом по маркетинговому менеджменту. Кораль же успела устать от бесконечных переносов срока его приезда и, предоставленная самой себе, в какой-то момент решила не дожидаться возвращения Карлоса со стажировки. Она уже говорила ему это по телефону и подтвердила свое решение при краткой встрече, когда он приехал.

Карлос решил не сдаваться и предложил ей съездить на выходные за город, в Гуадараму. По его словам, столь серьезное решение нельзя было принимать, хорошенько не обсудив все доводы «за» и «против». Кораль и сама понимала, что столь долгие и серьезные отношения нельзя рвать просто так, на ходу, высказав свои соображения буквально в нескольких словах. После некоторых колебаний она согласилась на эту поездку, при этом твердо решила не рассказывать Карлосу ничего из того, что так или иначе было связано с Хулио.

Они вошли в дом, холодный снаружи, влажный и промозглый внутри. Древние балки, источенные жучками, поддерживали низкий потолок. Кое-где приходилось нагибаться даже человеку среднего роста, чтобы не задеть головой эти старые бревна.

Карлос разжег камин. В ожидании, пока в доме станет теплее, они решили прогуляться по окрестностям. Этот пейзаж с каменными изгородями между полями и коровами, мычащими где-то вдалеке, напоминал Кораль Ирландию. Гуляли они долго, пока не начало смеркаться, шли рядом, засунув руки в карманы. Кораль не позволила Карлосу даже приобнять ее за талию или положить руку на плечо.

Он рассказывал ей, как прошли эти годы, про Америку, свои учебные проекты и практическую работу в одной американской компании. Все это, еще недавно казавшееся Кораль таким далеким и чужим, теперь начинало обретать смысл. Карлос умел подобрать нужные слова и заинтересовать человека тем, что было важно ему самому. Кроме того, он рассказывал Кораль о том, как скучал по ней, как ему ее не хватало…

В конце концов, из-за кого, как не из-за нее, он вернулся раньше, чем они договаривались в последний раз, даже отказался от продления контракта в той компании, где начал работать. А ему там даже предложили повышение.

— Нет, я просто не хочу тебя потерять, — сказал Карлос таким тоном, словно еще не все было утрачено.

Кораль не перебивала его, и он продолжал говорить. Она и сама не заметила, как увлеклась его рассказом. Злость и раздражение, еще недавно кипевшие в ней, постепенно утихли.

Эту тактику Карлос разработал сам. Сначала надо было убедить Кораль в поспешности и несерьезности принятого ею решения, затем — сбить горевшее в ней пламя обиды и, главное, затащить ее на свою территорию, где правила будет устанавливать он.

Теперь они оказались вдвоем в его доме. Карлос чувствовал уверенность в себе. В его распоряжении был весь вечер, ночь и, похоже, следующий день. Судя по небу, затянутому мрачными зимними тучами, от прогулок им, скорее всего, придется воздержаться. Здесь, в доме, на его стороне были тепло, уют и горевший камин. Кроме того, используя опыт, накопленный за долгие годы общения с Кораль, он постепенно, сантиметр за сантиметром, отвоевывал пространство, час за часом сокращал дистанцию, разделявшую их.

Она вроде бы все понимала и пыталась ему возразить, но уже без былой уверенности в голосе.

— Подожди. Дай я тебе все объясню, — сказала Кораль.

— Нет уж, дай я тебе все объясню, — перебил ее он. — Я ведь тебя прекрасно понимаю. Ждать так долго очень тяжело, но поверь, я действительно очень скучал по тебе все это время. Видела бы ты мой кабинет там, в Америке. Он весь был обклеен твоими фотографиями. Я каждый вечер возвращался домой и перечитывал твои письма. Хочу только сказать, что на самом деле я так измучил тебя вовсе не из эгоизма. В некотором роде эту жертву принесли мы оба, вместе. Мы ждали друг друга, а я учился, набирался опыта и работал ради нашего общего светлого будущего.

— Ради твоего светлого будущего, — поправила Карлоса Кораль. — Со мной ты даже не удосужился посоветоваться, когда уезжал. Я, между прочим, тебя не просила, чтобы ты строил наше будущее один, на другом конце света.

— Давай больше не будем говорить об этом. Я вернулся. Мне даже не верится, что мы с тобой снова здесь, вместе. Все это как сон. Я смотрю на тебя, и порой мне хочется ущипнуть собственную руку. Я и представить себе не мог, что ты стала такой красивой.

Шли годы. Все это время Кораль упрекала себя за то, что не проявила тогда нужной твердости, позволила запутать себя, вскружить голову, за то, что была, в общем-то, еще совсем молодой и глупой. Больше всего она ругала себя за то, что сразу не рассказала Карлосу о главном, о том, что любит другого человека, причем куда сильнее, чем любила Карлоса когда бы то ни было. Этот мужчина всегда был рядом с ней, а не где-то далеко, по другую сторону Атлантики. Поговорить с ним по телефону означало вскоре увидеть его, а не дожидаться следующего разговора. Он не кормил ее бесконечными обещаниями, не описывал свои добрые намерения, вместо этого просто был все время рядом.

Кораль упрекала себя и за то, что побоялась слишком сильно обидеть Карлоса, не набралась сил и не обрушила на него всю свою злость, раздражение и обиду, накопившиеся за годы отсутствия. Какое ей, в общем-то, было дело до его будущей карьеры, если Карлоса не интересовали ее чувства и страдания? Он, видите ли, уехал учиться и набираться опыта, когда посчитал это необходимым. Она должна была ждать его, единственного и неповторимого, сложа руки, забыв про чувство собственного достоинства. Кораль — тоже личность, строящая свои планы на будущее.