Звонок после полуночи

Зато русские примут его с распростертыми объятиями! Они хорошо заботятся о переметнувшихся на их сторону, предоставляют им большие квартиры и наделяют множеством привилегий. Голодать Ван Даму не придется. О нем позаботятся.

Когда Ван Дам был еще мальчишкой, он и его мать жили на западе Вирджинии в двухкомнатной хибаре, которой владела горнопромышленная компания. Мать выносила мусор в лес, и, когда Джонатан ходил ночью в туалет, расположенный на улице, он слышал, как в нем копошились крысы, сотни крыс, целая армия, которые смотрели на него из темноты. Джонатан делал все, чтобы не ходить ночью в туалет. Он сворачивался калачиком на кровати, пытаясь подавить спазмы и нужду. Для Ван Дама бедность была больше чем просто неудобство. Она приводила его в ужас.

Ван Дам слишком глубоко задумался и не заметил, как в коридоре послышались шаги. Внезапный стук в дверь заставил его испуганно обернуться.

— Да?

— Отчет о ходе дела, сэр. Могу я войти?

Облегченно вздохнув, Ван Дам ответил:

— Мне только что звонил Тарасов. Если ничего нового…

— Новое есть, сэр.

Повинуясь какому-то предчувствию, Ван Дам накинул дверную цепочку и открыл дверь лишь на дюйм.

Стоило ему это сделать, как дверь ударила его по лицу и широко открылась. Ковер был усеян щепками. Ван Дам попятился, едва не теряя сознание от боли.

Он попытался сфокусировать взгляд. На пороге стоял человек, одетый во все черное. Человек, который должен быть мертв. Не сразу Ван Дам заметил вещь, которую человек держал в руке. «За что?» — хотелось закричать Ван Даму. Весь мир для него сжался до круглого черного отверстия. Дула пистолета.

— Это за Эву, — сказал мужчина.

Он нажал на спуск три раза. Три пули пронзили грудь Ван Дама.

Он упал на пол — крик боли вырвался из его горла бульканьем — и вскоре затих. Последний раз он что-либо видел. Перед глазами Ван Дама сиял свет. Он провел так, лежа на полу, несколько секунд, которые наполнили его трепетом. Это был всего лишь свет люстры. Потом понемногу он начал гаснуть, как будто наступили сумерки, которые постепенно перешли в ночь.

Сара лежала на деревянном полу, свернувшись калачиком и подтянув колени к груди. У нее стучали зубы. Комната не отапливалась, а шелковое зеленое платье не согревало. В комнате было темно. Единственным источником света было маленькое окошко высоко наверху. Через него сквозь облака светила луна. Интересно, который сейчас час? Три? Четыре? Сара потеряла счет времени. Ужас превратил эту ночь в бесконечность.

Сара крепко зажмурила глаза, но она все равно видела лицо Ника, его удивление и боль, а потом кровь, быстро растекающуюся по его рубашке. Ужасная боль пронзила сердце Сары, боль, которая затопила ее горло и вылилась слезами, стекающими по щекам. Сара уткнулась лицом в свои колени, и в шелковом платье, мокром от слез, ей стало еще холоднее.

«Пожалуйста, выживи! — молила Сара. — Господи, пожалуйста, пусть он будет жив!»

Но даже если Ник был жив, он ничем не мог ей помочь. Никто не мог ей помочь. В темноте к Саре пришла мысль, что она умрет. И с этой мыслью наступило странное спокойствие, окончательное осознание того, что все предрешено и что бороться было бессмысленно. Сара слишком замерзла и устала, чтобы еще о чем-то беспокоиться. После стольких дней жизни в страхе она наконец видела, как к ней приближается смерть, и чувствовала спокойствие.

Это спокойствие позволило Саре рассуждать трезво. Паника больше не затуманивала ее разум, и Сара могла взглянуть на ситуацию холодно, отстраненно, подобно тому как она рассматривала бактерий через линзу микроскопа. Сара пришла к выводу, что ситуация безнадежна.

Ее держат в большом хранилище на четвертом этаже старого здания. Отсюда можно уйти только через дверь, которая заперта. Вентиляционное окно маленькое и расположено слишком высоко. Воздух был пропитан запахом кофе, и Сара вспомнила обжарочные печи на первом этаже и мешки со штампами «F. Berkman, Koffie, Hele Bonen». Она вздрогнула при мысли о том, что в одном из таких мешков можно запросто спрятать тело.

У Сары была лишь небольшая надежда. Здание предназначалось под промышленные нужды, а не являлось частной резиденцией. Значит, придут рабочие. Если кричать, кто-нибудь ее услышит.

Потом Сара вспомнила, что сегодня воскресное утро. Никто сегодня не придет. Никто, кроме Кронена.

Услышав скрип ступеней, Сара замерла. Кто-то поднимался по лестнице. Где-то распахнулась и с грохотом закрылась дверь. Через щели в дверном проеме Сара увидела свет из соседней комнаты. Двое мужчин говорили на голландском. Одним из них был Кронен. Другой голос, хриплый и низкий, был едва различим. Снова послышались шаги. Кто-то приближался к двери в хранилище. Сара замерла, услышав, как отодвинулся дверной засов.

В хранилище ворвался яркий свет. Сара пыталась разглядеть лица двоих мужчин в дверном проеме, но видела лишь их силуэты. Кронен щелкнул выключателем. То, что Сара увидела при свете, заставило ее скорчиться от отвращения.

У второго человека не было лица.

Его глаза без ресниц были безжизненными, как глаза статуи. Но, как только человек ее рассмотрел, его глаза поменяли положение, и это стало первым признаком того, что человек жив. Сара поняла, что у него на лице маска. Его лицо покрывал слой резины телесного цвета, открывая лишь глаза и рот. Человек был лысым, лишь по бокам головы росли клочки белых волос. Его шею укутывал ярко-красный шелковый шарф.

Глаза без ресниц устремились на Сару. Прежде чем человек начал говорить, Сара уже знала, кто это. Человек по прозвищу Волхв. Человек, которого Джеффри должен был убить.

— Миссис Саймон Дэнс, — сказал Волхв шепотом. Должно быть, его голосовые связки, как и лицо, пострадали в огне. — Встаньте, пожалуйста, чтобы я мог вас лучше рассмотреть.

Сара сжалась, когда Волхв взял ее за запястье.

— Пожалуйста, — попросила она, — не причиняйте мне вреда. Я ничего не знаю… правда не знаю.

— Нет, кое-что вы знаете. Почему вы покинули Вашингтон?

— Из-за ЦРУ. Они меня обманули…

— На кого вы работаете?

— Ни на кого!

— Тогда почему вы прилетели в Амстердам?

— Я думала, что найду Джеффри… то есть Саймона… Пожалуйста, отпустите меня!

— Отпустить? С какой стати?

У Сары пропал голос. Она смотрела на Волхва, будучи не в состоянии назвать хоть одну причину, почему он должен оставить ее в живых. Конечно, он убьет ее. Мольбы ей не помогут.

Волхв повернулся к Кронену, который радостно улыбался.

— И это — женщина, о которой ты говорил? — спросил Волхв с недоумением. — Это глупое создание? Тебе понадобилось две недели, чтобы найти ее?

Улыбка Кронена исчезла.

— Ей помогали, — ответил он.

— Но Эву она нашла без чьей-либо помощи.

— Она умнее, чем выглядит.

— Несомненно.

Человек в маске повернулся к Саре:

— Где ваш муж?

— Я не знаю.

— Вы нашли Эву. И Хельгу. И конечно, должны были знать, как найти своего мужа.

Сара опустила голову и уставилась в пол.

— Он мертв, — прошептала она.

— Вы лжете.

— Он погиб в Берлине. Во время пожара.

— Кто это говорит? ЦРУ?

— Да.

— И вы им верите?

Увидев, как Сара молча кивнула, Волхв в гневе повернулся к Кронену:

— Эта женщина бесполезна! Мы только потратили время! Если Дэнс за ней придет, то он дурак.

Презрение в голосе Волхва заставило Сару вздрогнуть. Для него ее жизнь значила не больше чем жизнь какого-то насекомого. Убить ее для него так же легко, как растоптать жука. Не будет ни сожаления, ни жалости. Все, что Волхв почувствует, это презрение. В желудке Сары образовался комок злобы. С ожесточением она вскинула подбородок. Если ей суждено умереть, то умрет она не как насекомое. Сглотнув, Сара дерзко усмехнулась:

— А если мой муж появится, надеюсь, он отправит вас прямиком в ад.

В глазах маски появилось слабое удивление.

— В ад? В любом случае мы окажемся там оба. И проведем вместе целую вечность, я и ваш муж. Я уже чувствовал на себе огонь. Я знаю, что такое гореть заживо.