Закон улитки

Наконец дошли до последнего вентиля, за которым уже шло «размножение» трубы на десяток трубок. Здесь вентиль крутил уже сам Сева, останавливаясь и наклоняясь с фонариком к датчику. Виктор, у которого руки уже болели от усталости и напряжения, думал, что Сева решил дать ему передышку. Оказалось, Сева просто не доверил Виктору самое ответственное дело.

– Если здесь не поаккуратничать, – приговаривал он, подравнивая вентиль по датчику, – все! Прощай, родная школа!..

Закончив с последним вентилем, Сева вздохнул с облегчением.

– Ну, теперь пару минут отдыха и с Богом!

В его голосе Виктор услышал нервные нотки. Снова возникли конкретные вопросы об этой конструкции, но задавать их Виктор больше не стал. «Не дурак, – подумал он. – Увижу и все пойму!»

И действительно понял. Не все и не сразу, но через полчаса, когда внутри обрезанного куска нефтепровода бушевала огненная буря, вопросов у Виктора стало меньше.

Он видел, как дрожали у Севы руки, когда он, открыв маленькую дверцу в ближнем к входной двери торце большой трубы, совал внутрь скрученную в трубочку зажженную бумагу. Он погружал руку в темноту трубы медленно, и она уходила туда, как в пасть неведомого зверя. И на лице его был страх. Он словно ощупывал что-то огнем горящей бумаги, сам, однако, боясь туда заглянуть. И вдруг – оглушающий хлопок и дребезжание железа. И – рывком, с гримасой спортсмена-штангиста на лице, Сева отпрыгивает назад, вырывает свою руку из темного отверстия. И снова вздыхает с облегчением, прислушиваясь к нарастающему шуму замкнутого в трубе огня. Потом закрывает железную дверцу этой топки и, подсвечивая фонариком, внимательно смотрит на стрелку последнего датчика.

Виктор дотронулся до трубы, думая, что она должна быть уже горячей, а значит, можно немного погреть руки, озябшие скорее от страха, чем от холода. Но труба была холодная.

Тут уже Сева расщедрился и пояснил, что огонь бушует в другой трубе, а та другая труба находится внутри этой большой – от нефтепровода. Но и эта, говорил Сева, нагреется так, что когда снег выпадает, то в радиусе метров пятидесяти от барака трава зеленая растет, и плевать ей на холод и снег.

В бараке действительно быстро потеплело.

– Еще минут двадцать прогреем, – сказал Сева, потирая руки. – Потом уменьшим подачу и будем ждать клиентов.

47

За двадцать минут температура внутри резко поднялась, и Виктору стало жарко. Он начал снимать куртку, но Сева остановил его. Открыл настежь дверь, потом прикрутил немного ближний к «трубе-ракете» вентиль и позвал напарника охладиться на свежем воздухе.

Сева закурил. Виктор отошел к нефтепроводу и оттуда посмотрел на крышу их деревянного барака. Из трубы валил тяжелый дым, поднимался на несколько метров ровным темным столбиком, потом ветер разметывал его, рассеивал и смешивал с ночной темнотой.

Где-то невдалеке треснула ветка, и Виктор дернулся, обернулся. Перевел взгляд на спокойно стоящего Севу, заметил, что тот тоже повернул голову, потом сделал затяжку, бросил сигарету под ноги, раздавил ее и пошел навстречу уже приблизившимся звукам. На ходу Сева достал фонарик и стал подсвечивать себе под ноги. Ушел по тропинке, бежавшей вдоль трубы нефтепровода.

Виктор, оставшись один, почувствовал себя неуютно. Сперва хотел вернуться в барак, но потом отошел под ближайшее дерево, присел на корточки возле его ствола. Затаился, хотя и сознавал, что напряжение, охватившее его, совершенно неоправданное, излишнее. Сева ждал «клиентов» и пошел им навстречу. Отчего здесь нервничать и прятаться.

Вскоре на небольшую полянку между нефтепроводом и бараком выскочил луч Севиного фонарика. Вслед за фонариком появился и сам Сева, за которым двое мужчин несли на плечах что-то, похожее на свернутый ковер. Ноша была тяжелой, это было видно даже в ночном полумраке. Шагали они размеренно и молча. Следом за Севой зашли в открытую дверь барака.

– Эй, ты где? – окликнул Сева, выглядывая через мгновение из открытой двери.

Виктор выбрался из своего убежища.

– Не отлынивай! А то как с Джангировым будет!

Виктор даже не поинтересовался в этот момент судьбой Джангирова. Зашел в барак. В тусклом свете свечей заметил, что двое пришедших опустили свою ношу в дальнем конце барака. И стояли теперь молча, словно ожидая указаний.

– Иди сюда! – позвал оттуда же голос Севы.

На земляном полу перед задней торцевой частью трубы на одеяле лежал труп. Лицо его было разбито, и поэтому невозможно было понять: русский он или чеченец. Виктор исподтишка бросил взгляд на пришедших и понял, что это чеченцы. Стояли они, как памятники, сцепив зубы. Дыхания их не было слышно.

Сева протянул Виктору рукавицы, похожие на истрепанные боксерские перчатки.

– Надень, сейчас горячо будет! – предупредил он.

Они вдвоем взялись за ручки торцевой заглушки и потянули на себя.

– Ты отклоняйся подальше, – посоветовал Сева, успевший бросить взгляд на выражение лица напарника.

Торцевая круглая дверца-заглушка с неровно обрезанными автогеном, загнутыми «блюдечком» вовнутрь краями отъехала в сторону. Первый порыв жара немного растворился в и так крепко прогретом воздухе барака. Виктор смотрел внутрь, в трубу. Видел еще одну трубу – диаметром меньше метра, расположенную как раз в середине внешней трубы и приваренную к ней изнутри множеством железных «ножек» из арматуры. В глубине Виктор заметил размноженный двумя десятками сопел-горелок огонь. Ему стало понятно, что именно эти горелки регулируются последним вентилем.

Узкая труба тоже была закрыта дверцей-заглушкой. Дверца внутренней трубы была чуть углублена.

– На счет «три» дотягиваемся и резко тащим ручку на себя, рывком. Понял? – Сева посмотрел на Виктора раздраженно, словно он уже что-то сделал не так.

– Раз, два, три! – выкрикнул Сева, и они вдвоем руками нырнули ко второй дверце-заглушке и открыли ее. Оттуда тоже пыхнуло жаром, только этот новый жар имел еще какой-то специфический запах, ударивший в нос и заставивший Виктора расчихаться.

– Грузите! – Сева, обернувшись, кивнул чеченцам на лежавший у их ног труп.

Чеченцы среагировали не сразу. Постояли пару минут, склонив головы, потом аккуратно подняли тело. Сева отошел от торца трубы.

Тело парня легко вошло головой вперед во внутреннюю трубу. Остались видны только подошвы сапог.

– Обувь с него снимите, – попросил Сева.

Один из пришедших вздохнул, стянул с трупа сапоги. Бросил их в угол барака.

– Через два часа подойдете! – сказал им Сева.

Проводив чеченцев взглядом, Сева кивнул Виктору на обе открытые дверцы-заглушки. Сначала они вдвоем с силой придавили дверцу внутренней трубы, пока там что-то не щелкнуло, подтверждая, что она плотно закрылась. Потом закрыли вторую, внешнюю.

Сева подошел к вентилю. По мере откручивания вентиля в трубе нарастала буря, гудение. Сева подсветил фонариком датчик, еще немного открутил вентиль. Потом бросил взгляд на свои часы и кивнул Виктору, внимательно следившему за всеми движениями напарника, на открытую дверь.

Гудение огня в трубе-крематории было слышно и снаружи.

– Ох, рванет когда-нибудь! – выдохнул Сева, доставая из портсигара папиросу.

– Дай посмотреть, – попросил Виктор, заметив портсигар.

Тяжелый, приятный на ощупь благородный металл лег ему в ладонь. На крышке виднелась гравировка.

– Посвети! – попросил Виктор.

Сева лениво достал фонарик. В его свете Виктор прочитал: «Капитану Хвойко для удлинения перекуров. От однополчан. Чечня, Грозный 1997».

– Ты на обороте посмотри! – посоветовал Сева.

На обороте была выгравирована надпись по-грузински.

– Откуда у тебя? – спросил Виктор.

– Вместо баксов федералы расплатились. Тут такие штучки часто попадаются. Во, посмотри! – И он оттянул левый рукав куртки, показывая Виктору свои массивные часы. Посветил на циферблат.

– «Ролекс»? – удивился Виктор. – Настоящий?