Реестр убийцы

— Если вырвать папоротник, можно повредить кладку. Что думаете, Булл?

— Кирпич тут чарльстонский, ему, может, лет двести, — отвечает с лестницы Булл. — Я бы попробовал порвать немного, а там видно будет.

Папоротник вырывается легко. Скарпетта наполняет лейку и старается не думать о Марино. Думает о Розе, и ей становится не по себе.

— Тут по переулку, как раз перед вами, проехал кто-то на мотоцикле, — говорит Булл.

Скарпетта выпрямляется, смотрит на него.

— Марино?

— Нет, мэм, не он. Я стоял на лестнице, подрезал мушмулу и видел его сверху, а он меня не видел. Может, и ничего. — Щелкают ножницы, веточки падают на землю. — Вы скажите, если вас кто-то беспокоит, — мне бы надо знать.

— И что он делал?

— Проехал до середины переулка, постоял, потом развернулся и поехал назад. На голове вроде бы косынка, то ли оранжевая, то ли желтая — сверху толком не разобрать. А вот мотоцикл плохой, дребезжал да трещал. Если мне надо что-то знать, вы скажите. Я буду присматривать.

— А раньше вы его здесь видели?

— Мотоцикл бы узнал.

Скарпетта вспоминает, что говорил Марино. Какой-то байкер угрожал ему на парковке, обещал ей неприятности, если она не уедет из города. И кто же так торопится довести до нее это послание? Из головы не выходит местный коронер.

— Вы хорошо знаете коронера, Генри Холлингса?

— После войны у семьи остался только похоронный бизнес. Тот громадный домина за высокой стеной неподалеку отсюда, на Кэлхаун-стрит. Не хотелось бы думать, что вас кто-то беспокоит. Соседка вот точно любопытная.

Миссис Гримболл как раз выглядывает из окна.

— Наблюдает за мной, как ястреб. Есть в ней, с позволения сказать, что-то недоброе. По-моему, ей нравится вредить людям.

Скарпетта возвращается к работе. На анютиных глазках завелась какая-то болезнь. Она обращается к Буллу.

— Дрянь дело, — говорит он. Звучит пророчески.

Она продолжает осмотр и наконец приходит к выводу:

— Улитки.

— Можно попробовать пиво, — предлагает Булл, щелкая ножницами. — Выставьте несколько блюдечек после наступления темноты. Они сползутся, напьются и утонут.

— А потом на пиво сползутся остальные, так что их станет только больше. Не топить же всех.

С дуба падают сухие ветки.

— Видел там помет от енота. — Булл указывает секатором. — Может, это они цветочки объедают.

— Еноты, белки… Что с ними сделаешь.

— Сделать-то можно, да вы же не хотите. Не любите убивать. Интересно, да, учитывая, чем вам приходится заниматься. Казалось бы, уж вас-то это трогать не должно.

— Зато все, что я делаю, похоже, трогает других.

— Ага. Так всегда бывает, когда человек слишком много знает. Вон те гортензии, что за вами. Натыкайте в землю ржавых гвоздей, и цветочки будут голубее.

— Можно сульфата магния добавить.

— Про такое не слыхал.

Скарпетта рассматривает через лупу заднюю поверхность листа камелии и замечает белые чешуйки.

— Придется обрезать, здесь все заражено. И прежде чем продолжать, надо провести дезинфекцию. Неплохо бы филопатолога пригласить.

— Ага. Растения болеют, как и люди.

С веток дуба, на котором он работает, неожиданно взлетают вороны.

Мэдлиз застывает на месте, как та женщина из Библии, которая не слушала, что велит Господь, и Он превратил ее в соляной столб. Она нарушила заповедь, преступила черту закона.

— Есть кто-нибудь?

Набравшись смелости, Мэдлиз выходит из прачечной в кухню и снова останавливается, не зная, что делать. Ей страшно, так страшно, как еще никогда в жизни, и страх требует повернуться и бежать. Бежать со всех ног. Оглядываясь испуганно, она чувствует себя вором. Что, если ее поймают, сейчас или потом, и отправят в тюрьму?

Надо уходить, убираться. Немедленно. По спине проходит холодок, волосы шевелятся на затылке.

— Эй! Есть кто-нибудь? — снова и снова спрашивает она.

Если никого нет, почему открыта дверь? Если никого нет, почему на гриле мясо? Ощущение, что за ней следят, все сильнее, и она идет дальше, понимая, что не должна, что нужно убираться, бежать, возвращаться к Эшли. У нее нет никакого права находиться здесь, но любопытство пересиливает страх. Она никогда не бывала в таком доме и не может понять, почему никто не откликается.

Мэдлиз проходит под аркой и попадает в просторную гостиную. На полу из красивого голубого камня уложены роскошные восточные ковры, вверху открытые потолочные балки, у стены камин, в котором можно зажарить целую свинью. Над стеклянной стеной с видом на океан широкий экран. В полосе света от работающего прожектора кружатся пылинки, экран включен, но ни изображения, ни звука нет. Она в недоумении смотрит на широкий кожаный диван — на нем аккуратно сложенная одежда: темные брюки, темная футболка, мужские трусы. На большом стеклянном столике пачки сигарет, аптечные пузырьки, почти пустая бутылка водки «Грей гуз».

Может быть, хозяин — скорее всего мужчина — крепко выпил, а потом ему стало плохо? Тогда понятно, почему бассет оказался на улице. Кто-то был здесь еще совсем недавно, рассуждает Мэдлиз. Пил. Потом отправился жарить мясо и… исчез. Сердце колотится, и ощущение, что за ней наблюдают, никак не проходит. Господи, как же здесь холодно!

— Эй! Кто-нибудь есть? — хрипло, чуть ли не шепотом спрашивает она.

Ноги как будто несут ее сами, в глазах — благоговение, в крови электричеством гудит страх. Нужно уходить. Она в чужом ломе. Как вор. Это незаконное вторжение. Именно такое ей предъявят обвинение. Она начинает паниковать, но ноги не слушают и несут ее дальше, из комнаты в комнату.

— Эй? — Голос дрожит и ломается.

За гостиной, слева от фойе, еще одно помещение, и она слышит шум бегущей воды.

— Есть кто-нибудь?

Мэдлиз неуверенно идет на звук воды. Ноги несут ее, остановиться невозможно, и вот она уже в просторной спальне со строгой, дорогой мебелью, шелковыми шторами и фотографиями на всех стенах. Маленькая девочка играет в бассейне со щенком, бассетом. Красивая молодая женщина плачет, сидя на диване рядом со знаменитой телеведущей, психиатром доктором Селф. Та же женщина позирует перед камерой с Дрю Мартин и симпатичным мужчиной с оливковой кожей и темными волосами. Дрю и мужчина на корте — в теннисных костюмах, с ракетками.

Дрю Мартин мертва. Убита.

На кровати — сбитое голубое покрывало. На черном мраморном полу, у изголовья, брошенная одежда. Розовый спортивный костюм, пара носков, бюстгальтер. Шум бегущей воды громче — ноги несут Мэдлиз туда. Она приказывает им повернуть, но они не подчиняются. Бегите, говорит Мэдлиз, а их тянет к ванной из черного оникса и меди. БЕГИТЕ! Взгляд медленно ползет по мокрым, окровавленным полотенцам в медной раковине, испачканному кровью ножу с зазубренным лезвием и резцедержателю на крышке черного туалета, аккуратной стопке чистых, бледно-розовых простыней на бельевой корзине.

За шторой тифовой расцветки шумит вода, падая на что-то, судя по звуку, не металлическое.

ГЛАВА 13

Темно. Луч фонарика вспыхивает, наткнувшись на сталь револьвера, лежащего посреди переулка за домом Скарпетты.

Она не позвонила в полицию. Если коронер имеет отношение к событиям, принявшим в последнее время весьма зловещий оборот, то вмешательство полиции только усугубит ситуацию. Откуда ей знать, кто еще у него в кармане. За Буллом тоже кое-что имеется, и она просто не знает, что делать. По его словам, когда птицы вспорхнули вдруг с дуба, он сразу сообразил, что это означает, а потому обманул ее, сказав, что идет домой. На самом деле он вознамерился выяснить, кто тут рыщет. Булл спрятался за кустами у ворот и стал ждать. В засаде он просидел почти пять часов, о чем Скарпетта даже не подозревала.

Она занималась своими делами. Закончила в саду. Приняла душ. Поработала у себя наверху. Поговорила по телефону. Проверила, как дела у Розы. Позвонила Люси. Отметилась звонком Бентону. И за все это время ей даже в голову не пришло, что Булл прячется в кустах за воротами. Это как рыбалка, объясняет он. Ты ничего не поймаешь, если не проведешь рыбу, не заставишь ее поверить, что тебя нет, что ты ушел. Когда солнце уже опустилось, тени вытянулись, сад накрыли сумерки и кирпичи, на которых сидел Булл, остыли, в переулке появился человек. Незнакомец подошел к воротам и попытался просунуть руку, чтобы отпереть их. Когда попытка не удалась, он полез на них, и вот тогда Булл распахнул ворота и бросился на чужака. Скорее всего это был тот мотоциклист, но даже если и нет, замышлял он что-то недоброе и серьезное. Они схватились, и чужак выронил револьвер.