Прерванная жизнь (ЛП)

Она была моей родственной душой. Женщина в моих руках — это только оболочка человека, которым она когда-то была.

Если бы я был милосердным человеком, то отпустил бы ее из ада, в котором она живет каждый день. Но я эгоист и если не могу вернуть мою Эрику, то, по крайней мере, ее тело рядом со мной для напоминания мне, как надо дышать.

Закончив петь, я целую ее в лоб, задержавшись, делаю медленный вдох и веду ее обратно к кровати, и она ложится со счастливой улыбкой на лице. Я люблю ее улыбку даже сейчас, когда эта улыбка больше не может появляться на ее лице, как это было раньше.

Как только Эрика съедает завтрак, приготовленный мною для нее после наших танцев, оставляю ее отдыхать в постели и направляюсь к старому швейному набору Эрики, вытащив иглу. Я вращаю ее между моим большим и указательным пальцами, мои глаза светятся от радости и предвкушения.

Да, сегодня будет хороший день.

Глава 32

— Ты и я сыграем в небольшую игру, — слова Мандо и его зловещая улыбка держат меня в напряжении.

Ад приближается.

Я смотрю мимо него на Трэвиса, уже не прикованного к полу, но теперь его руки связаны за спиной, а другая веревка обернута вокруг его шеи. Она, к счастью, завязана слабо, однако тянется вверх и присоединяется к большому кольцу на потолке. Другая её часть падает на пол.

Подъемное устройство. Мороз пробегает по коже, и я не желаю думать о том, в какую игру Мандо хочет сыграть.

Он щелкает пальцами, чтобы привлечь мое внимание. К сожалению, я отрываю взгляд от Трэвиса и смотрю на Мандо.

Мандо смотрит на меня довольным взглядом, слишком довольным, но с такой безжизненностью, какой может обладать только дьявол.

— Итак, наша игра, — он садится передо мной, раздвинув ноги, и продолжает вертеть иглу между пальцами.

Могу ли я отнять ее у него? Могу. И тогда я смогла бы ударить его в глаз, чтобы освободиться и спасти Деда и Трэвиса.

Но что, если я потерплю неудачу? Страх парализует меня, и я послушно оглядываюсь на Мандо.

— О, Холли, — он похлопывает меня по руке, будто мы были старыми друзьями. — Я вижу в тебе борьбу, но ты сделала правильный выбор, — он протягиваем мне руку с иглой, предлагая принять ее.

Мой взгляд перемещается к Трэвису. Я моргаю и вынуждаю свой разум посмотреть мимо этого сарая.

Он сжимает свою протянутую руку в кулак и смеется.

— Хорошая девочка.

Взяв мою напряженную руку, по одному освобождает мои пальцы. Я знаю, что произойдет. Видела достаточно фильмов ужасов. Я кусаю изнутри щеку, пока не начинаю чувствовать привкус крови, и тогда продолжаю кусать ее еще сильнее, в то время как игла приближается к моему мизинцу. Она медленно скользит под моими ногтями. Ужасный миллиметр за миллиметром он толкает ее дальше. Я не должна — знаю, не должна, — но я кричу душераздирающе громко, приводя Трэвиса в бешенство.

— Ты проиграла, — улыбается он мне, выпрямляя ноги и вставая с проворной легкостью.

Мандо тянется к веревке, свисающей с противоположной стороны блока, и я снова кричу. Я прошу. Я плачу. А он поет.

Как и раньше, он поет «Open Arms», и она поглощает меня, напоминая о том, на что этот человек способен.

Он тянет веревку руками, сначала медленно, но как только ноги Трэвиса отрываются от земли, Мандо будто находит в себе юношескую энергию и тянет сильнее, быстрее. Затем он оставляет Трэвиса висеть в воздухе с веревкой, обмотанной вокруг шеи и душащей его.

— Ты победил! — кричу я Мандо, пытаясь и не сумев встать на ноги, для того чтобы оттолкнуть Мандо от веревки. — Остановись! — воплю я. — Ты победил, ты победил, ты победил!

Мандо отпускает веревку, и Трэвис падает на пол с громким глухим стуком. Он лежит там, боль отбрасывает тени на его лицо, его страдания хватаются за меня. Вижу, как его разрывает рвота, но не подхожу к нему, потому что знаю, что Мандо не одобрит это.

— Давай попробуем снова, — Мандо опять берет мою дрожащую руку.

Когда он начинает втыкать иголку под ноготь, я закрываю глаза.

— Открой глаза, Холли, — говорит Мандо терпеливо, в то время как продолжает петь.

Я моргаю, смотря на него сквозь злые слезы, и не закрываю глаза. Мои зубы стиснуты, и, когда он ничего не делает, чтобы прекратить агонию, я кусаю изнутри щеку, пытаясь сосредоточиться на боли, а не на игле, проникающей под мой ноготь.

Он поет последний куплет песни «Open Arms», только чтобы начать петь ее снова с самого начала.

Я сдерживаю крики, но не могу остановить свое тело от дрожи. Тошнота и боль превращаются в тихие всхлипы, я сосредотачиваюсь на дыхании.

Туда и обратно.

Туда и обратно.

Как игла в руке Мандо.

Туда и обратно.

Боли и дрожи становится слишком много, и я надеюсь, что слезы, скользящие моей щеке, не будут причиной того, что Мандо снова причинит боль Трэвису.

Трэвис. Он кричит мое имя в перерывах от кашля, но я не смотрю на него и не отвечаю. Я не могу.

Левая нога начинает дрожать, когда Мандо отпускает мою руку. Его улыбка теплая и приносящая уют. Потому что мы играем в его игру, я пытаюсь улыбнуться ему, но мне сложно оттого, что мои зубы стиснуты.

— Любовь — сука, — говорит он.

Я смеюсь.

Маленькие капли крови капают из-под моих ногтей. Мандо наблюдает, как они падают на пол.

—Ты молодец, — поздравляет он меня.

Как только я встаю на ноги, и он ведет меня мимо Трэвиса, который уставился на Мандо, сидя на полу.

— Не позволяй ему делать это с тобой, Холли, — требует Трэвис, искры гнева отскакивают от него, не доходя до меня. — Борись. Ты сильнее этого. Борись!

От стыда я смотрю вниз на пол и позволяю Мандо использовать меня как свою личную куклу.

Мандо сажает меня на землю рядом с ведром воды. Я не настолько глупа, чтобы думать, что он собирается предложить мне воды. Я была бы не прочь. Даже немного надежды было бы неплохо.

Наконец, я оглядываюсь на Трэвиса. Он борется со своими ограничителями, пытаясь добраться до меня. Он тоже знает, что произойдет.

Я прислоняюсь головой к стене, только для того чтобы он дернул меня за волосы. Небольшое хныканье срывается с моих губ, прежде чем я останавливаю его, Мандо шикает. Я набрасываюсь на него, хватая его руки своими, и он смотрит на меня с чем-то, что напоминает жалость.

— Не надо, — прошу его. — Пожалуйста, не надо.

— Правила просты. Ты плачешь, кричишь, умоляешь, и твой парень страдает. Все зависит от тебя, — он с отвращением сжимает мою руку.

Я прикрываю глаза руками, но слежу за Трэвисом. Если он страдает, я страдаю вместе с ним. Я встречаю его взгляд, и он успокаивающе улыбается мне и подмигивает. Мои губы дергаются на секунду, перед тем как Трэвис вновь свисает под потолком.

На этот раз я не кричу и не умолю. Я следую правилам. И я смотрю на подергивание ног Трэвиса в воздухе, пытающегося найти опору. Он продолжает висеть, пока его ноги дергаются, и небольшой кусочек надежды растекается по моей груди. Может быть, он умрет, и для него все закончится.

Мандо выпускает веревку, и Трэвис падает на землю. Сначала он не двигается, но потом заходится в рваном дыхании и кашле.

Эгоистичная часть меня благодарна, что он еще жив.

Мандо идет обратно ко мне и приказывает мне лечь. Я пытаюсь бросить очередной взгляд на Трэвиса, прежде чем лечь, но Мандо толкает меня на землю. Боль пронзает тело, когда я ударяюсь головой обо что-то тяжелое и поднимаю к ней руку. Мандо хватает меня.

— Не размахивай руками. Ты же не хочешь, чтобы твой парень страдал, не так ли?

Качаю головой. Я не знаю. Я хочу, чтобы это все было одним из моих кошмаров. Я хочу вернуться в Харбор-Айленд и сидеть на берегу с Трэвисом, пока Лилу играет в прибое.

Надеюсь, Деррик позаботится о Лилу, не сумев нас найти. Черт, я надеюсь, Хизер приходила в дом Деда, покормила Лилу и вывела ее на улицу побегать в ручье, который она так любит.