Прерванная жизнь (ЛП)

— Ранее он принес ведро. Я не знаю, что в нем.

Кивнув, я встаю, чтобы подойти к ведру с другой стороны сарая. Я прохожу мимо Деда, бормочущего во сне. Надеюсь, его мечты забрали его отсюда, подальше от страха, боли и беспомощности.

— Это вода, — объявлю я, смотря в ведро.

По крайней мере, я так думаю, но нет никакой гарантии. Это вполне может быть вода, смешанная с мышьяком. Я наклоняюсь, чтобы понюхать ее, но, вдохнув, понимаю, что нет никакого способа определить запах мышьяка.

— Принеси его сюда, чтобы мы могли провести романтический ужин.

Начинаю ненавидеть то, что он пытается относиться несерьезно ко всей этой ситуации. Стискиваю зубы, но постепенно осознаю, зачем он это делает. Он думает, что я собираюсь сломаться. Он видел меня сломленной несколько раз в Харбор-Айленд, это то, чего следует ожидать.

Так почему я не сломалась?

Медленными, осторожными движениями я ставлю ведро рядом с ним и подношу пригоршню воды ко рту. Сделав несколько глотков, закрываю глаза и жду. Трэвис не спускает с меня глаз, и я откидываюсь на спину рядом с ним. Я не кладу голову на него, так что, если вода отравлена, ему не придется лежать с моим безжизненным телом. Приятная мысль для нас, находящихся в таких условиях.

— Я надеялся, что ты дашь мне воды тоже.

— Ты просто злишься, — говорю я, гадая, сколько времени потребуется, чтобы выяснить, отравлюсь ли я. Надеюсь, всего лишь несколько минут.

— Я рассчитываю на что-то, поскольку ты не воспользовалась тем, что я связан.

— У тебя проблемы, Трэвис.

— Говорит девушка, только что пившая воду, в которую, как она думает, что-то подсыпали.

Мои глаза округляются от шока, пока из меня вырывается раскатистый смех.

— Неужели меня так легко прочитать? — я сижу таким образом, что могу изучить его лицо.

— Только для парня, который слегка помешан на тебе и изучил тебя, таким образом, он может узнать, что кроется за любым твоим действием.

Под его напряженным взглядом по моим щекам распространяется жар, поэтому я разрываю зрительный контакт, убрав прядь волос за ухо.

— Он не хочет убивать нас, Холли, по крайней мере, не раньше, чем насытится тем, что заставит нас пострадать.

Он прав. Конечно, он прав.

Я оттесняю нарастающее напряжение в животе и заставляю себя улыбнуться не отводящему от меня взгляда Трэвису. Не говоря ни слова, я приношу ведро к нему ближе и зачерпываю ладошкой воду. Осторожно подношу руку к его губам. Облизываю свои, когда его губы принимают теплую воду из моих рук. Я возвращаюсь к ведру несколько раз, пока он кивает, давая мне понять, что напился.

— Я умою твое лицо после того, как дам Деду немного воды.

Мою грудь сдавливает при виде Деда, во рту становится сухо. Скрепя сердце, я иду к нему, боясь того, что могу обнаружить. Не знаю, могу ли позаботиться о нем. Не важно, что я делаю, он все еще может умереть. Я беспомощна. И меня бесит это.

— Деда, — говорю я, слегка касаясь его лица. — Деда, проснись.

Его глаза широко открываются, и на его лице явственно проступает удивление, когда он видит меня, очевидно, что он не помнит ничего из событий вчерашнего дня. Это, наверное, хорошо. Он берет одеяло, которым вчера я укрыла его, поскольку глубоко вздыхает. Его страдания обрушиваются на меня.

— Зачем ты пришла? Тебе не следовало приходить, Холл.

— Я именно там, где должна быть, Деда.

— Вразуми ее! — кричит Трэвис в нашу сторону.

Я сердито гляжу на него.

— Скажи ей, чтобы убиралась отсюда к черту, — добавляет Трэвис.

— Кто это? — отрывисто спрашивает Деда, его глаза уже закрываются.

— Трэвис. Он вернулся со мной после того, как позвонил Мандо.

— Она может уйти, но не собирается делать этого! — кричит Трэвис, его слова, словно выстрел, рикошетят от стен, пока он колотит кулаками по полу.

— Холли…

— Тебе нужна вода, — прерываю я Деда, но за моей каменной устойчивостью слова Трэвиса криком отдаются в голове.

Они должны знать, что я никуда не денусь. Мандо будет мучить их. Если я останусь, возможно, он просто нас всех убьет, и дело с концом.

Я беру ведро и, как делала для Трэвиса, зачерпываю воду рукой и подношу ее к губам Деды. Он мгновенно начинает кашлять после первой глотка.

— Полегче, — после того как кашель утихает, я даю ему еще один небольшой глоток воды.

Останавливаюсь, когда его одолевает сонливость и он начинает дремать. Видя, что его щеки покраснели, я прикасаюсь губами ко лбу и понимаю, что у него жар. Я тяну одеяло, пока оно не рвется. Затем смачиваю небольшой кусок ткани в ведре и кладу влажную ткань на лоб, надеясь сбить жар.

Закончив, возвращаюсь к Трэвису, чей гнев выплескивается, обжигая меня. Несмотря на это, я сажусь рядом с ним и целую его в губы.

— Если ты уйдешь, то сможете привести Деррика, полицию, да все равно кого, — говорит он.

Но его глаза говорят мне, что он знает правду, так же, как и я, и он просто пытается спасти меня.

— Но если я останусь, Трэвис? — я глажу его щеку, и, когда он льнет к ней, давление на ладонь укрепляет принятое мной решение.

— Если ты останешься, ни у кого из нас не будет шанса выжить.

— Если я уйду, он не просто убьет тебя. Он будет мучить. Я не могу, Трэвис. Пожалуйста, не проси меня об этом.

Проглотив свой следующий вдох, я беру пару горстей воды из ведра и пью, а потом трясущимися руками делаю то же самое для Трэвиса, прежде чем беру тот же кусок ткани, который использовала для Деда, и подношу его к лицу Трэвиса. Его взгляд все время сосредоточен на мне, в то время как я осторожно пробую очистить его лицо и царапины. Наши взгляды встречаются, задерживаясь, и я вздрагиваю, нажимая на его опухшие глаза.

Я сделала это. Я причинила боль двум мужчинам, которых люблю. Это я их обрекла на смерть.

Задыхаясь в этом тесном мире и отвергнув отчаяние, я быстро встаю, шатаясь, когда комната начинает кружиться. Слышу, как Трэвис произносит мое имя, но продолжаю слепо хвататься за ускользающее сознание.

Мои легкие сами собой сжимаются, и я закрываюсь в себе. Я не должна уходить. Покровы тьмы накрывают меня, давление в груди растет, в то время как мое сердце нагнетает мерзкую правду о нашей дальнейшей судьбе.

Глава 31

Лучи солнечного света падают на нашу кровать, пока Эрика просыпается в моих объятиях на следующее утро, и я улыбаюсь, глядя в ее любящие глаза. Сегодня будет хороший день. Я наклоняюсь к ней и закрываю глаза, когда наши губы соприкасаются. Ее губы изгибаются в улыбке напротив моих губ, поэтому я обнимаю ее и пододвигаю ее тело ближе к себе.

— Мандо, — практически разборчиво шепчет она мое имя.

Она знает, что я мщу за нее? У нее есть какое-то предчувствие, что я отказался от нее?

Расположив голову под моим подбородком, она начинает напевать «Open Arms» группы Journey, и я присоединяюсь к ней, напевая слова своей любимой песни. Я поглаживаю ее по спине и целую в макушку, пока планирую свой день, напоминая себе, что все равно придется сделать Эрике завтрак и проверить Холли.

— Потанцуешь со мной? — спрашиваю Эрику. Вижу, как на ее губах появляется улыбка, мне даже не надо смотреть на ее лицо. Я знаю, что ее глаза светятся от моего вопроса.

Отойдя от кровати, иду к ее стороне, где помогаю ей сесть, а затем встать. Я обнимаю ее за талию и жду, когда она положит свои руки вокруг моей шеи. Когда она кладет голову на мою грудь, я начинаю петь песню Джеймса Тейлора «Something in the Way She Moves» ей прямо в ухо, осторожно раскачивая ее из стороны в сторону. Она тихо хихикает, и я знаю: она помнит нашу двадцатипятилетнюю годовщину свадьбы.

Мы повторили наши клятвы на лугу, усыпанном васильками, перед нашими друзьями и солнцем, которое улыбалось, глядя на нас. Мне до сих пор не стыдно за слезы, что я пролил на ее слова о любви ко мне, и мне только жаль, что моя клятва не смогла сделать мои чувства к ней справедливыми. После поцелуя мы танцевали под звездами и все время целовались. Когда солнце начало садиться, я взял ее на руки и спел эту песню, в то время как наши друзья подбадривали нас. Закончив петь, я поцеловал ее со всей любовью, что она давала мне на протяжении многих лет.