Санторин

— Нет, такой информацией не владею, сэр. Просто я вновь убедился, что богиня справедливости, та, что с весами в руке, действительно слепа. Возможно, во мне разыгралась кровь высокородных шотландцев, которая, как постоянно намекает Ван Гельдер, течет в моих жилах. А может, это просто предчувствие, наваждение или что-нибудь в подобном роде.

— Радиограмма от греческой контрразведки, — провозгласил появившийся Ван Гельдер.

— Только, пожалуйста, поосторожнее, — взмолился Хокинс, — а то у меня скоро будет аллергия на плохие новости, которые вы обычно приносите.

— Но в радиограмме ничего плохого нет, сэр. По крайней мере, для нас. В ней сообщается о том, что некий человек, имени которого они не упоминают, — по всей видимости, какой-то министр, приписанный к министерству по делам Ближнего Востока и Северной Африки, направлялся на правительственном самолете в Кани — это город, расположенный рядом с военно-воздушной базой Суда-Бей, — но так туда и не прибыл. В то же самое время, когда этот человек должен был туда прилететь, патрульный «мираж» греческих ВВС прямо над Ираклионом засек самолет, очень похожий на тот, на котором он должен был лететь. Чересчур много совпадений.

— Я с вами согласен, — сказал Тальбот. — Короче, вы обратились к карте и пришли к заключению, что он направлялся в определенное место. Какое именно?

— Тобрук.

— И вы также поняли, что возвращаться оттуда он не собирался?

— Учитывая непредсказуемость человеческой природы, сэр, я бы так не сказал. Греческой контрразведке удалось установить, что исчезнувший министр, если это вообще был министр, имел счет в том же афинском банке, что и Филипп Трипанис. Похоже, сейчас идут по следу мистера Трипаниса. Поймают они его или нет, вряд ли это имеет к нам какое-то отношение.

— Мне кажется, — сказал Хокинс, — если бы наш друг-филантроп из кают-компании знал о судьбе своего дружка из здешнего правительства и о судьбах А и В, а точнее, X и Y, в Вашингтоне, ему стало бы не до шуток. А если бы он еще узнал, что нам все известно о «Таормине» и базе в Тобруке, он бы призадумался. У вас все, Ван Гельдер?

— По данному вопросу все, сэр. Мы с капитаном Монтгомери и профессором Уотерспуном обсуждали погоду.

— Что вы делали? — Хокинс посмотрел на него с подозрением. — Только не говорите, что вновь оказались во власти Кассандры.

— Конечно нет, сэр. Ветер прекратился полностью. Нам кажется, что пройдет немного времени и погода вернется е прежнее русло. И думается, это произойдет очень скоро. Последние прогнозы погоды подтверждают наше предположение. «Ангелина» в настоящее время находится между нашим кораблем и «Килчарраном», носом на северо-запад. Из такого положения мы не сможем отправить ее в плавание. Возможно, имеет смысл пока тащить ее на буксире.

— Конечно, — согласился Тальбот. — Проследите за этим, первый помощник. А после этого давайте соберемся на наш последний ужин.

Ван Гельдер выглянул наружу через дверь мостика.

— Темнеет, сэр. Вам не кажется, что следует дождаться рассвета, прежде чем отправляться в путь?

— Я все бы отдал, чтобы дождаться рассвета, но чем быстрее мы тронемся в путь, тем меньше будет болеть голова у тех, кто сейчас спит на Потомаке, не говоря уже о тех, кто находится на борту «Килчаррана» и «Ариадны».

Денхольм перевел взгляд с Тальбота на Ван Гельдера. На его лице было выражение, близкое к недоумению.

— Как вас понимать, капитан? Вы что же, хотите сказать, что отправляетесь на «Ангелину»?

Тальбот покачал головой:

— Кажется, младшие офицеры сомневаются в наших навигационных способностях, первый помощник.

— Но я не понимаю, сэр, что, черт побери, вы там забыли? Мы же тащим ее за собой. Я хочу сказать...

— Мы на «Ангелине» не будем идти на буксире, а отправимся в самостоятельное плавание. Профессор Уотерспун с женой никуда не поедут. Им, конечно, об этом ничего пока не известно. Бедняга профессор сильно расстроится, но всем угодить нельзя.

— Понимаю, сэр. Теперь понимаю. Мне следовало бы самому догадаться. Я бы хотел отправиться вместе с вами, сэр.

— Я отвечу и да и нет. Вы отправитесь вместе с нами, но не на «Ангелине», а на баркасе. Мотора не включать, пока мы не удалимся от вас на расстояние не меньше чем в три мили. Надеюсь, вы понимаете, что не хотелось бы вызвать преждевременный взрыв.

— А затем мы последуем за вами на расстоянии?

— Не столько последуете, сколько прикроете нас, но, естественно, на приличном расстоянии, не менее чем в три мили. Цель, конечно, в том, чтобы никакое судно не смогло неожиданно подойти к нам.

— А затем мы отбуксируем вас обратно?

— Когда мы сбросим бомбу в море и отойдем на безопасное расстояние, то включим двигатель и вернемся назад. Будет неплохо, если адмирал сможет снять нас и перевезти на «Ариадну». Мы еще не решили, каким образом все проделаем, но сейчас это значения не имеет. А вот то, что я собираюсь сказать, очень важно. Вы возьмете с собой главного старшину Маккензи, сержанта морской пехоты Брауна и старшину Майерса, чтобы было кому держать связь. Но самое главное, вы возьмете с собой, предварительно завернув в пластик, критронный детонатор. Обязательно его спрячьте. Я бы предложил под палубой, в рулевой рубке. Старшине Майерсу прикажите найти небольшой портативный передатчик и припрятать его там же. Проверьте, чтобы все доски в рулевой рубке потом хорошо прибили, чтобы нельзя было ничего заметить.

— Могу ли я поинтересоваться, к чему такая секретность, сэр?

— Поинтересоваться вы можете, но дать убедительное объяснение я не смогу. Самое большее, что я могу сделать, это развести руками и сказать, что просто готовлюсь ко всяким непредвиденным обстоятельствам. Вся беда в том, что предвидеть ничего нельзя. Вы меня понимаете?

— Думаю, да, сэр.

— А теперь отправляйтесь и соберите всех, кого я вам перечислил. И не дай бог, если кто-нибудь увидит, что вы расхаживаете повсюду с критроном под мышкой!

Лейтенант Денхольм ушел выполнять приказание. Хокинс задумчиво сказал:

— Бывают случаи, капитан, когда я чувствую, с сожалением, конечно, что вы не можете поклясться, что говорите правду, только правду и ничего, кроме правды.

— Вы совершенно правы, сэр, — раздался голос Ван Гельдера. — Это служит очень плохим примером для младших офицеров.

— Если человек абсолютно чист, — с улыбкой произнес Тальбот, — то кривотолков ему не избежать. Или чего-нибудь в этом роде. Мы, капитаны, не исключение. У меня странное предчувствие — ну хорошо, хорошо, Винсент, будем считать, что это вновь взыграли микроскопические капли шотландской крови, — у меня такое предчувствие, что сегодня вечером за столом Андропулос как бы между прочим задаст один странный вопрос. Надо бы позвать сюда доктора Уикрэма.

Андропулос действительно собирался задать за столом один загадочный вопрос, но делать это не спешил. Только когда все разделались с первым блюдом, он сказал:

— Мы не собираемся совать нос в чисто морские дела, к которым не имеем абсолютно никакого отношения, но то, что происходит вокруг, безусловно, касается и нас. Поэтому — мы все-таки люди — нам очень интересно, зачем на «Ангелину» со всеми предосторожностями была перенесена в своей люльке атомная бомба. Цель, как я понимаю, заключается в том, чтобы вывезти ее отсюда как можно дальше.

— И мы этим займемся, мистер Андропулос, сразу же после окончания обеда. Как я понимаю, пока она здесь, вам не до веселья?

— Откровенно признаюсь, я почувствую огромное облегчение, когда увижу, как «Ангелина» исчезла за горизонтом, а надо мной — чистое небо и полная луна. Хотите сказать, что я эгоист? Что я трус? Может быть. — Андропулос вздохнул. — Я не вижу себя в образе героя.

— И я себя таковым не числю, как любой здравомыслящий человек.

— Но по-моему, атомная бомба все еще находится в очень нестабильном положении. Я прав?

— Вряд ли она сейчас столь же опасна, как была. А почему этот вопрос вы задаете мне? Вы же сидите рядом с экспертом.