Ночные грехи

Холт поймал себя на том, что приблизился к ней достаточно близко, так, что мог почувствовать электрическое поле, возникшее между ними; так близко, что Меган прищурила глаза с едва заметным предупреждением. Однако она не отступила — и, как видимо, и не собиралась. Возможно, он был дураком, что позволил себе получить удовольствие от ее действия, но, похоже, у него не было никакого права голоса в этом вопросе. Его реакция на нее была стихийной, инстинктивной. В ее действии он почувствовал вызов. И ему захотелось расколоть эту неприступную оболочку. Он хотел… и это удивило его. Он не хотел ни одной женщины после Эллисон. Он нуждался в них, он уступал той физической потребности, но он не хотел. Его поразило, что сейчас он хочет, хочет ее.

— Да, работа подходит вам, — согласился Митч. — Но вы — крепкий орешек, и с вами нелегко общаться, О’Мэлли.

Меган гордо вскинула подбородок, не отводя от него взгляда.

— Не забывайте об этом, Шеф!

Он стоял слишком близко. Снова. Достаточно близко, чтобы она смогла увидеть пробившиеся к вечеру волоски на его твердых скулах и подбородке. Достаточно близко, чтобы некоторая безрассудная ее часть потребовала поднять руку и коснуться их… и дотронуться до шрама, что пересекал его подбородок… и коснуться уголка его рта, куда он втягивался. Достаточно близко, чтобы она могла заглянуть в глубину его глаз цвета виски, которые смотрели на нее, как будто видели слишком много и ничего хорошего.

Ее сердце забилось сильнее…

— У нас есть дела для обсуждения, — напомнила она ему.

Холт поднял руку и прижал палец к ее губам.

— Десять минут, — шепнул он, поднимая ее подбородок большим пальцем. — Никаких дел. — Он наклонился и коснулся губами ее губ. — Только это.

Он раздвинул языком ее губы и протиснул его между ними, как будто имел полное на то право, погружаясь глубоко и возвращаясь медленно в ритме первобытном, безошибочном и вопиюще чувственном. Меган как будто воскресла в его руках, отдавшись поцелую, утоляя собственный голод.

Его руки скользнули по ее спине, и он прижался плотнее, удерживая ее между буфетом и собственным телом. В этом маленьком отрезке времени не существовало ничего, кроме вспыхнувшего влечения друг к другу. Простого. Сильного. Сжигающего. Его тело было горячим и напряженным, мышцы затвердели, выдавая бесспорно мужское желание. И она таяла в его огне.

Обняв за талию, Митч легко подхватил ее и усадил на барную стойку. Она разжала колени и обвила его бедра ногами, когда он придвинулся еще ближе и вновь овладел ее губами. Она запустила свою руку в его густые волосы и провела пальцами, как расческой, вниз по шее до широких, сильных плеч. Митч зажал ее лицо руками, его поцелуи становились более дикими, более агрессивными. Заколка с головы слетела в раковину, и ее волосы рассыпались по плечам, подобно шелку цвета красного дерева. Митч захватил их рукой, пропустил сквозь пальцы и откинул назад с ее лица.

Несмотря на холодный ночной воздух, струившийся из окна, жар вокруг и между ними усиливался. Рубашка на его спине взмокла, горячее дыхание обжигало легкие. Капельки пота скопились в ямке у основания ее горла и покатились вниз. Митч постарался слизнуть их губами. Меган откинула голову назад и закрыла глаза. Она почувствовала его пальцы на груди, когда Митч попытался расстегнуть пуговицы на ее свободной фланелевой рубашке. Затем рубашка сползла с плеч, и его рот мгновенно оказался на ее груди.

Меган ахнула, когда он захватил сосок губами и начал нежно ласкать его своим языком… Что-то оборвалось внутри и пронзило насквозь. Потрясение вернуло ей здравый смысл.

Митч чутко уловил момент, когда это произошло. Он услышал ее резкий вздох, почувствовал, как напряглись мышцы спины под его руками. И слава богу! Система предупреждения у нее оказалась лучше, чем у него, иначе через пять минут он взял бы ее прямо здесь, без кровати или любых других приспособлений. Митч ужасно хотел ее и абсолютно не мог понять причину. Желание заполнило его тело, пульсируя неустанно в паху.

Он медленно поднял голову, с трудом приоткрыл набрякшие веки, стараясь поймать ее взгляд. Столь же медленно он поправил ей рубашку, но задержал руку на маленькой, упругой груди.

— Ты уверена, что не пересмотришь свое решение, если я предложу продолжить в постели? — спросил он; его голос звучал низко, хрипло.

— Уверена, — шепнула она.

Митч позволил ей соскользнуть с барной стойки, но тут же удержал рядом, расставив свои ноги по обеим сторонам от нее. Он наклонился и, как последний штрих, нежно поцеловал в затылок. Затем притянул к себе и прижался к ее животу, давая почувствовать ей свою несгибаемую плоть и желая показать, что она сделала с ним.

Меган задрожала, почувствовав его вплотную, и мысленно представила их вместе, обнаженными, в кровати в соседней комнате. Желание возросло до боли, но тут же возник страх перед последствиями, которые оно могло бы принести. Митч погубил бы ее, смог бы разрушить карьеру, которую она с таким трудом выстраивала. Но даже понимая это, она хотела его. Ветер дул в открытое окно ей в спину, охлаждая пот на коже.

— Не то чтобы это было не заманчиво, — призналась она с таким спокойствием, какое только смогла наскрести, когда раздались удары кулака в дверь и аромат пиццы проник в комнату через щель под ней. — Но наши десять минут истекли.

21.16

— 9 °C

Пол сидел за столом в кожаном кресле руководителя. Кроме небольшого круга света от медной лампы с гибкой, похожей на гусиную шею ножкой, весь офис тонул в полумраке. Аудиторская фирма Кристиансона и Кирквуда арендовала помещение в двухэтажном историческом кирпичном здании в «Омни Комплексе», в котором также размещалось агентство по недвижимости, страховая компания и несколько небольших юридических фирм. Все офисы в здании были пусты в этот вечерний час. Все адвокаты, агенты и секретари давно разошлись по домам.

Мысль, что его семья разваливалась, трещала по швам, пилила Пола как тупое лезвие.

И все из-за Ханны. Он понял это отнюдь не вчера ночью. Великий доктор Гаррисон, спасительница немытого человечества! Городская любимица. Образец современной женщины. Из-за ее эгоистичности и потому, что она ценила свою работу больше, чем замужество, все устройство их семейной жизни дало сбой и рушилось на глазах. Из-за нее он не хотел идти домой. Из-за нее у него была любовница. Из-за нее пропал Джош.

Прошло уже несколько часов, как Пол вернулся с территории поиска, но он до сих пор не мог согреться. Руки и ноги оставались ледяными. Адреналин продолжал гонку сквозь него, выталкивал из кресла и заставлял бессмысленно мерить шагами кабинет. Сцены поиска мелькали перед глазами как при ускоренной перемотке. Волонтеры, сотни волонтеров бродили по колено в снегу; воздух, туманный от их дыхания, наэлектризованный от их напряжения. Рокот винтов вертолета. Лай полицейских собак. Телекамеры, завывание звукового оборудования. Яркий свет фонарей. Назойливость репортеров.

— Мистер Кирквуд, у вас есть комментарии?

— Мистер Кирквуд, хотели бы вы сделать заявление?

— Я просто хочу вернуть своего сына, и я сделаю для этого все возможное; я отдам все, чтобы вернуть моего сына.

Все казалось нереальным. Как будто жизнь полностью разбалансировалась и существовала, как зеркальное отображение действительности, выброшенной в тень и потерявшей четкость. Мир стал неудобным, дискомфортным, заставил чувствовать себя не в своей тарелке. Он был человеком, которому необходим порядок, он жаждал порядка. Но порядок вышвырнули из окна.

— Пол, сядь! Тебе необходимо отдохнуть.

Голос выплыл из тени. Он почти забыл о ней. Она следовала за ним от самой церкви после молитвенного бдения, постаравшись не войти в здание сразу после него. Это была одна из ее способностей, которую он любил в ней больше всего, — ее предусмотрительность, предугадывание его потребностей. Она работала секретарем неполный день в компании, занимающейся предоставлением финансовых и страховых услуг. Не для карьеры, просто несколько часов, чтобы иметь собственные деньги на карманные расходы. Ее муж преподавал в Университете Харриса. Он давно потерял интерес и к ней, и к ее желанию иметь семью, полностью погрузившись в свою работу на кафедре психологии. Его работа была необходима. Его работа имела важное значение. Точно как у Ханны.