Бег в себя (СИ)

Потом надо было действительно работать и заканчивать школу. Потом меня понесло сначала учиться дальше, а уже потом в армию. Потом я долго и упорно работал, и в один прекрасный одинокий вечер, выжрав пару стаканов текилы, я вспомнил о своих увлечениях и решил что-нибудь сочинить. Что-нибудь актуальное, злободневное, уже не в фантастике, а в нормальной, интересной читателю реалистичной манере. Написав от руки на листке бумаги сколько-то там строк, я посмотрел на результат и обнаружил, что я пишу одно, а выходит другое. Мне казалось, что выходит ровно и увлекательно, а на поверку новое произведение оказалось набором предложений, сомнительно связанных друг с другом, корявых, раздражающих своим слабоумием.

Позже я использовал этот лист для самокрутки – по крайней мере, моя фантазия и затраченные на ее реализацию силы должны были вернуться ко мне в виде дыма, смешанного с дымом травы.

Потом я как-то вспомнил, что еще в школьном возрасте я пытался писать музыку – бренчал на гитаре, изучил вроде как ноты, пытался записывать произведения, но, помня об опыте с прозой, я просто достал виски, смешал с колой и убрался подальше от этой затеи.

Вспоминая о том, как я пытался что-то создавать, я понимаю, что каждая такая попытка была своего рода побегом внутрь себя от того, что мне не нравилось в окружающем мире. Я обнаруживал, что мне что-то не дается – и фантазировал на тему того, как бы сделать, чтобы это удалось. Потом, с возрастом, я пришел к мысли, что надо не мечтать о делах, а делать их. И мечты испарились. И сейчас у меня их, вроде как, и нет. У меня есть работа, достаток на одного себя, девушка, ее дублер и море различных увеселительных средств для одинокого времяпрепровождения.

Взвешивая полученное и упущенное, я каждый раз ломаю весы, потому что мне не нравится результат.

- Не знаешь, что там с Сашкой Ребровым?

Я немного волнуюсь, задавая моему дилеру такой щепетильный вопрос. Но я знаю, что у него есть связи с Фахидом. Я рискую.

- Слышал, он сильно расстроил Фахида.

- Каким раком?

- Ну, забрал товар, вроде как просрал. Он же у него был за курьера иногда.

- Круто. Мне казалось, он подторговывал, и все.

- Может, в его пиздеж про бизнес ты тоже веришь?

Дилер смеется. Мне не до смеха.

- Он всем это втирает?

- Да каждому встречному. Может, пытается и телок клеить также. Да ты не парься. Там сумма не такая уж непосильная.

- Я не парюсь. Мне насрать. Чисто интересно.

Мы заканчиваем разговор. Обмениваемся рукопожатиями. Расходимся.

Я лежу на кровати, тупо глядя в потолок. Напротив бубнит телевизор. Я хочу курить, но мне лень вставать. А в постели нельзя не только потому, то Таня не курит, но и потому, что это не пожаробезопасно. Несмотря на то, что мне плевать и на то, и другое, следует соблюдать приличия.

Таня считает, что я безумно люблю ее, а веду себя как полный мудак потому лишь, что у меня такой характер. Я никогда не спорю. Она мне нужна. Я не знаю, почему и зачем, но нужна. Может, для статуса или типа того. Сейчас, трахнув ее, я ощущаю легкое блаженство, но оно все уменьшается, и горечь глубокой неудовлетворенности нагло просачивается в мое сознание.

- А ты знаешь, что клюв у пеликана выдерживает до пяти килограммов нагрузки?

Я, наверное, должен изобразить удивление или искреннюю радость. Я киваю, говорю «круто» и глотаю еще немного бренди. Я ненавижу ее любимый блядский канал про природу. А когда она начинает рассказывать, что она там увидела – и ее вместе с ним. Но это временно. В остальное время она мне нравится. Я целую ее ногу. Верхнюю часть ступни. Меня это возбуждает. Но каждый раз, когда я так делаю, она смотрит на меня то ли удивленно, то ли как на сраного извращенца.

- Ты какой-то напряженный.

Наташа снова пугает меня своим голосом. Я не знаю, почему так. Я говорю, что все в порядке, но ей не очень-то верится. Я ощущаю, как ее сиськи трутся о мою спину, и, несмотря на то. Что я кончил минут десять назад, это меня снова возбуждает.

- Ты не хочешь куда-нибудь съездить?

Вопрос ошарашивает меня, и я даже на секунду отвлекаюсь от само собой начавшегося массажа ее грудей моими руками.

- Например?

- На море. Или просто к заливу. На выходных.

Я морщусь. Не понимаю, к чему она это. Потом усмехаюсь и понимаю. Я не ошибся в том, что ей нужен не просто секс. Я давно это подозреваю.

- У меня, наверное, будет много работы. Сезон.

- Кто выделит нам время для себя, если не мы сами?

Когда она пытается философствовать, ее тупой взгляд и ее круглое, с детскими чертами личико мешает воспринимать ее всерьез.

- Как-нибудь позже.

- Ты любишь меня?

Час от часу не легче.

- Послушай, зачем нам это обсуждать? – я заметно нервничаю. – Мы все уже проговорили.

- Не знаю, - она пожимает плечами. Ей неловко. – Наверное, ты прав. Но что мне делать?

- В плане?

Она замолкает. Я молюсь, чтобы она решила, по глубоким духовным причинам, не начинать объясняться. Мои молитвы слышат. Она замолкает, встает с постели и уходит на кухню, слегка покачивая пышными обнаженными бедрами.

Я ловлю себя на мысли, что мне не нравится пузо, которое она за последнее время отрастила. Мне становится скучно с ней. Но мне нужен секс с ней, как факт, и все тут. Какая-то болезненная привязанность. Иногда я не понимаю, зачем все  это нужно. В таких случаях неплохо помогают «Уайт Хорс» или косяк – в зависимости от глубины осознания проблемы. Сейчас я потерялся. Я знаю ответы, но не знаю, что вообще хотел спросить. И кто вообще спросит? Кому есть дело? Мне кажется, что у меня здесь никого нет. Я вижу, что Наташу несет по инерции. Она меня любит, видимо. У нее это не проходит. Она изображает просто сексуальную свободу и лень искать нового партнера, если есть безопасный, проверенный старый. Все это было задумано до поры до времени. И вот – я вовсю имею новую подругу, а пора все не наступила. Я падаю лицом в подушку. Мне хреново.

После работы в среду я захожу в бар. К моему несчастью, там сидит мой сосед по этажу. Мерзкая вытянутая рожа, жутко страшная жена, которой он изменяет с молоденькой давалкой из соседнего подъезда. Уродливые и злые дети. Я не понимаю, зачем все это. Глотаю виски с содовой.

- Слушай, ну ведь серьезно, ты же можешь устроить…

Он решил основательно допросить меня на тему стаффа. Я не знаю, кто кинул этому кретину информацию обо мне, но язык бы я этому деятелю отрезал точно. И руки. Чтобы написать не мог.

- Я не понимаю, о чем ты.

- Да прекрати ты. Ну… - он зависает, смотрит мерзким животным взглядом на блондинку в синем платье с глубоким декольте и сочными сиськами в комплекте. – Короче, как насчет грамма?

Он орет на весь бар, и я не выдерживаю. Разворачиваюсь от стойки, хватаю его за грудки, ударяю спиной о свободный столик рядом. На миг оглядываюсь и вижу ошалелый взгляд молоденькой, видимо, еще неопытной барменши.

- Слышь, мудило, еще раз до меня доебешься, и жизнь твоя круто изменится. Усек?

Я не контролирую речь, но выходит довольно убедительно. Сосед начинает извиваться, как уж на сковородке.

- Отпусти! Пусти! Помогите!

Даю ему звонкую пощечину и отшвыриваю со стола на пол. Он с  трудом встает, шатаясь пятится к выходу.

- Ебанутый! Он ебанутый! Дебил!

Он голосит, но большей части отдыхающих людей глубоко плевать. Он уходит. Я возвращаюсь к стойке.

Наверное, в последнем он прав.

Я голоден до дури, и Таня готовит мне яичницу, хотя я бы хотел чего-нибудь мясного. Со мной что-то не так. Мне больно от всего, что есть вокруг последние дни я постоянно оборачиваюсь на улице, словно долбанный параноик. Меня раздражает то, что Саша не берет трубку или берет, но что-то бубнит и исчезает. Я жду ответа от моего дилера насчет серьезности проблемы, обострившей отношения между Сашей и Фахидом.