Узел

Он покачал головой:

— Это может заставить их еще больше подозревать тебя.

— Ты, наверное, прав. Скалли сказал, что хороший защитник может повернуть дело так, что у меня был мотив.

— Ничуть не сомневаюсь.

— Тогда нам нужно устроить что-то другое, какое-нибудь вещественное доказательство, которое окружной прокурор мог бы показать присяжным и сказать: «Вот видите, он сделал это, никаких сомнений».

— Это может оказаться не так легко сделать, как тебе кажется.

— О, ты с этим справишься, радость моя, — сказала она, ущипнув его за сосок.

Теперь он был равнодушен к ее приставаниям и оттолкнул ее руку.

— Почему бы нам просто не оставить все как есть? Может, они и не в состоянии доказать вину Чака, но они не могут повесить это и на тебя, а обо мне и понятия не имеют. Просто прояви терпение, продай дом и яхту и дай людям знать, что ты отсюда уезжаешь. Скажи, что ты перебираешься в Нью-Йорк или еще куда-нибудь. Ты даже можешь связаться со здешним представительством нью-йоркского агентства по продаже недвижимости, зайди и посмотри, какие квартиры они предлагают. Затем, когда больше никто не будет тобой интересовать, я брошу это судно и встречусь с тобой в каком-нибудь приятном месте.

— Нет, я не хочу, чтобы дело осталось открытым. Я хочу, чтобы кто-то был приговорен, и это должен быть Чак. Иначе полиция может в один прекрасный день решить, что у нее есть ко мне еще вопросы, и они захотят меня навестить.

— К тому времени у тебя будет другое имя, у нас обоих, и наш след давно простынет.

— Я просто не хочу, чтобы они искали меня, неважно зачем. Я хочу, чтобы с этим было покончено раз и навсегда. Придумай что-нибудь.

Он снова вздохнул.

— Хорошо, я над этим подумаю. — Он потянулся к ней.

— Нет, — сказала она. — Мы не можем рисковать оставаться здесь еще хоть на минуту. Я поеду первой, ты немного погодя.

Он нехотя вылез из машины и помахал ей на прощанье.

Она снова выехала на шоссе, оглянулась вокруг и проверила, нет ли за ней слежки. Он что-нибудь придумает, она была уверена в этом. Тем временем ей придется и самой подумать над этим.

Глава 35

Чак вышел на яркое солнце из приемной адвоката, и ему не понравилось, как он себя чувствует. Он был здоровяк, атлет, и привык к прекрасному самочувствию, но теперь ему казалось, что у него в желудке лежит какой-то холодный, твердый предмет, и у него болела голова.

Ему не понравилось то, что сказал ему адвокат. Ясно, что Чак был главным подозреваемым, заявил тот, и ему, Чаку, следует в ближайшем будущем ждать ареста. У него в кармане лежала визитная карточка адвоката, которую тот вручил ему с советом немедленно позвонить ему, когда топор упадет. Он подписал некоторые бумаги, которые облегчили бы хлопоты в случае, если пришлось бы добиваться, чтобы его освободили под залог, используя в качестве обеспечения его яхту.

Чаку вовсе не улыбалось оказаться обвиняемым. Если это случится, с преподаванием тенниса придется распрощаться навсегда. Мерку придется его уволить, а никаким другим способом зарабатывать себе на жизнь он не мог.

Пока он шел к машине, он подсчитал, что он сумел нажить до сих пор: яхта, машина, две тысячи долларов в банке и примерно шестьдесят тысяч на пенсионном счету, плюс несколько акций. Всю сумму процесс мог свести к нулю: адвокат дал ему ясно понять это. Как только ему будут предъявлены обвинения, снежный ком стронется и будет катиться вниз, становясь все больше и больше. Он просто не мог себе позволить оказаться под арестом, не мог, и все. Но как этого избежать?

Он медленно вел машину, возвращаясь к яхте, поднялся на борт, открыл бутылку пива и сел на заднюю палубу, чтобы выпить ее. Чак сделал несколько глотков, затем поднял голову и увидел своего коллегу, Виктора, стоявшего на настиле бара у пристани и разговаривающего с какой-то блондинкой. Он помахал Виктору рукой, давая знать, что заменит его, и Виктор помахал ему в ответ, а затем снова повернулся к девушке.

Чак пил вторую бутылку пива, когда Виктор появился на сходнях.

— Привет профессионалу! — крикнул он. — Разрешите подняться на борт?

— Разрешаю, — ответил Чак. — У меня есть для тебя бутылка холодненького.

Виктор сел на палубный стул и принял у Чака бутылку.

— Похоже, у тебя все отлично получалось в этом баре, — сказал Чак. — Что занесло тебя сюда?

— Знаешь ли, — ответил Виктор, — мне тоже показалось, что у меня все отлично получается, но, видимо, она не разделяет моих взглядов на наши взаимоотношения. Пыталась убедить меня, что ей позарез нужно вернуться к своей компании, они тут проездом. Чем-то мне сегодня не везет.

— Тогда попьем пивка, раз уж такое дело, — сказал Чак.

Виктор сочувственно посмотрел на него:

— Тебе тоже не везет, да? Клэр Каррас строит из себя воздух?

— Понятия не имею. Мне на это давно наплевать.

— Послушай, Чак, — сказал Виктор, — я кое-что хочу у тебя спросить начистоту и постараюсь сделать это как можно деликатнее. Это ты укокошил Гарри?

— Нет, сэр, — ответил Чак. — Я этого не делал. Я абсолютно точно не имею ни малейшего отношения ко всей этой затее с отравленными баллонами. И полиция в лице Томми Скалли тоже, похоже, не верит, что я это сделал.

— Они тебя основательно трясли?

— Я думаю, Томми вовсю старался вывести меня на чистую воду: в конце концов он сказал, что мне лучше обратиться к адвокату.

— И ты это сделал?

— Полчаса тому назад.

— Он тебя утешил чем-нибудь?

— Он сказал, чтобы я на всякий случай отыскал необходимую сумму, чтобы внести залог.

— Вот даже как.

— Да.

— Ты выглядишь подавленным, парень.

— Я? Подавленный? Не-а, я просто счастливый и везучий профессиональный теннисист, вальсирующий по жизни, смеясь и подмигивая.

— Хочешь поговорить об этом?

— Да, как ни странно.

— Давай.

— Как, черт возьми, я залетел во все это, Виктор?

Виктор пожал плечами:

— Ты залетел в Клэр Каррас.

— Да, но попасть к кому-то в постель еще не означает попасть в беду, верно?

— Неужели я слышу это от предполагаемого отца в той истории про истерическую беременность?

— Ладно-ладно, возможно, это и впутает тебя в неприятности с каким-нибудь чудаковатым мужем, но ведь это не то же самое, что вляпаться в историю, грозящую тебе смертным приговором?

— Погоди-ка, давай попробуем понять, почему полицейским вообще могло прийти в голову, что они вправе заподозрить тебя?

— Я думаю, они рассуждали примерно так: я путался с женой Гарри, значит, возможно, я хотел избавиться от него, чтобы прикарманить его деньжата.

— На мой взгляд, звучит разумно, — весело сказал Виктор. — Что еще?

— Кто-то закачал угарный газ в баллоны аквалангов; я аквалангист, у меня есть также некоторые технические знания, поэтому они предположили, что пока я был внизу, возясь с выхлопной трубой, я закачал какое-то количество выхлопных газов в баллоны. Либо это, либо я подплыл под покровом ночи к его яхте и нахимичил с баллонами.

— Безупречная логика, — сказал Виктор, сияя как именинник. — Что-нибудь еще?

— Ничего такого, о чем я бы знал, и мне хочется, чтобы ты перестал смотреть на это, как они.

— Кто-нибудь видел, как ты закачивал в баллоны выхлопные газы?

— Нет. Я хочу сказать, я не делал этого, так что никто не мог видеть, как я это делаю, верно?

— Верно. Мне сдается, что у полиции неважно с уликами. Я видел достаточно детективных сюжетов в свое время и уж точно должен быть хорошо знаком с уголовным законодательством; у них не хватает доказательств, чтобы обвинить тебя.

— И мой адвокат сказал то же самое, хотя он заметил, что они будут лезть из кожи вон, чтобы добыть еще.

— Уж наверное. Но все же, если ты невиновен, что они могут найти?

Чак слегка приободрился.

— Наконец я слышу здравое рассуждение, — сказал он. — Ты прав. Ну откуда им взять что-то еще, если таких улик просто не существует?