Ганнибал

Широкий серебряный браслет был надет на обитую бархатом подставку, закрепленную в ящике таким образом, чтобы его внешние стороны не касались стенок.

– Покажите мне, – сказал Мэйсон.

Снятие отпечатков пальцев с браслета проще было бы проделать в дактилоскопическом отделе полицейского управления Балтимора, где и работал этот специалист, но Мэйсон платил очень много и наличными и настоял, чтобы вся работа была проведена у него перед глазами. Вернее, перед его единственным глазом, мрачно думал эксперт, водворяя браслет вместе с подставкой на фарфоровую тарелку, которую держал слуга Мэйсона.

Слуга поднес тарелку к единственному выпученному глазу хозяина. Он не мог поставить ее на сложенную кольцом косу Мэйсона, лежавшую у того на груди прямо над сердцем, поскольку респиратор все время подавал воздух в легкие и грудь постоянно то вздымалась, то опадала.

Тяжелый браслет весь был покрыт потеками засохшей крови; кусочки ее отваливались от него и падали на фарфоровую тарелку. Мэйсон глядел на браслет, выкатив свой единственный глаз. Поскольку на лице его почти не осталось плоти, выражение на нем также отсутствовало, но глаз сверкал.

– Давайте сыпьте, – скомандовал он.

Эксперт уже переснял пару отпечатков с дактилоскопической карты доктора Лектера, взятой из ФБР. Шестой отпечаток с обратной стороны карты он снимать не стал.

Он нанес тонкий слой специального порошка на браслет между засохшими пятнами крови. Вообще-то он предпочитал для работы другой порошок, под названием «драконова кровь», но тот по цвету уж больно напоминал засохшую кровь на браслете, поэтому он взял этот, черный, и аккуратно принялся за дело.

– Есть отпечатки, – заявил он, вытирая лоб, вспотевший под жаркими лампами освещения в углу для посетителей. Такое освещение хорошо для фотографии, и он сделал снимки отпечатков прямо на месте, прежде чем взять их на сравнительное изучение под микроскопом. – Средний и большой пальцы левой руки, совпадения по шестнадцати пунктам – для суда вполне достаточно, – сказал он наконец. – Никаких сомнений, это один и тот же парень.

Мэйсона суд не интересовал. Его бледная рука уже пробиралась по стеганому одеялу к телефону.

ГЛАВА 31

Солнечное утро на горных пастбищах в горах Женарженту в центральной Сардинии.

Шестеро мужчин, четверо сардов и двое римлян работают под высоким навесом, cооруженным из стволов деревьев, срубленных в ближайшем лесу. Негромкие звуки, которые мужчины производят при этом, кажутся усиленными бесконечным молчанием гор.

Под навесом, на стволах, с которых все еще свисают куски коры, укреплено огромное зеркало в позолоченной раме в стиле рококо. Зеркало установлено над небольшим прочным загоном для скота, в котором двое ворот, одни из них открываются прямо на пастбище. Другие ворота – «голландские», каждая створка разделена на верхнюю и нижнюю половину, и их можно открывать по отдельности. Земля возле этих ворот забетонирована, а остальная часть загона застелена чистой соломой, точно таким же образом, как застилают эшафот перед казнью.

Зеркало в раме, украшенной вырезанными из дерева херувимами, можно поворачивать, чтобы в нем был виден весь загон сверху, точно так же, как в кулинарной школе зеркало, повешенное над плитой, дает возможность всем учащимся видеть, как и что готовится.

Режиссер Оресте Пини и главарь сардинской команды Мэйсона, профессиональный похититель людей по имени Карло невзлюбили друг друга с самого начала.

Карло Деограциас был толстый и краснолицый детина в альпийской шляпе, украшенной лентой из кабаньей шкуры со щетиной. У него была привычка все время жевать хрящики с кабаньих зубов, парочку-другую которых он постоянно носил в кармане жилета.

Карло был одним из лучших представителей древнейшей на Сардинии профессии – похитителей людей, а также профессиональный мститель.

Если вам суждено попасть в руки похитителей людей, которые делают это ради выкупа, богатые итальянцы всегда скажут вам, что лучше всего попасть в руки сардов. По крайней мере, они – профессионалы и не убьют вас – ни случайно, ни в случае паники. Если ваши родственники заплатят выкуп, вас могут вернуть им, не причинив никакого ущерба, не изнасиловав и не нанеся увечий. Если же родственники не заплатят, то могут ожидать получения по почте частей вашего тела.

Карло был недоволен всеми этими приготовлениями Мэйсона. Он был человеком опытным в своем деле и уже однажды скормил человека свиньям – в Тоскане, лет двадцать назад. Это был бывший фашист и липовый граф, который заставлял детишек из соседней тосканской деревушки – и девочек, и мальчиков в равной мере – удовлетворять его сексуальные фантазии. Карло наняли для выполнения этой работы, и он вытащил того типа из его собственного сада милях в трех от деревни Бадья ди Пассиньяно, а потом скормил пяти здоровенным домашним свиньям на ферме возле Поджо алле Корти, хотя для этого ему пришлось не кормить свиней целых три дня. Бывший фашист все пытался освободиться из пут, умолял отпустить его и потел от страха, когда его ноги уже были засунуты в загон, а свиньи никак не решались взяться за его трясущиеся и дергающиеся конечности, пока Карло, с чувством некоторой вины за то, что нарушает условия соглашения с заказчиком, не накормил фашиста вкусным салатом из любимых свиньями овощей и зелени и не перерезал ему глотку, чтобы их успокоить.

Карло был по природе человек веселый и энергичный, но присутствие киношника раздражало его; по приказу Мэйсона ему пришлось привезти это зеркало из принадлежавшего ему борделя в Кальяри – только чтобы удовлетворить запросы этого порнографа, Оресте Пини.

Оресте был буквально помешан на зеркалах, они всегда были для него любимым средством усилить эффект «картинки» при съемке порнографических фильмов, а также когда он создавал единственную настоящую порно-садистскую ленту с убийством, которую он отснял в Мавритании. Вдохновленный прочитанным однажды предупреждением, напечатанным в инструкции по эксплуатации автомобильного зеркала заднего вида, он стал пионером в использовании искаженных отражений, искусственно увеличивая некоторые объекты съемки, чтобы они выглядели гораздо крупнее, чем представляются невооруженному глазу.

По приказу Мэйсона, Оресте должен был вести съемку двумя камерами и следить за высоким качеством звука; съемка должна была получиться с первого раза. Мэйсон желал иметь последовательную и непрерывную череду кадров лица, отснятого крупным планом, не говоря обо всем остальном.

По мнению Карло, все это был сплошной вздор.

– Ты, конечно, можешь стоять там и молоть всякую чепуху, как баба, но лучше бы тебе посмотреть нашу репетицию, как это все делается, а потом спросить меня, если ты чего не понял, – заявил он Оресте.

– Да я всю эту репетицию хочу снять! – отвечал Оресте.

– Va bene. Тогда ставь свое траханое оборудование и снимай!

Пока Оресте устанавливал камеры, Карло и трое его молчаливых помощников-сардов завершали приготовления.

Оресте, который очень любил деньги, был просто поражен тем, что можно за эти деньги сделать.

На длинном столе, установленном на козлы рядом с навесом, брат Карло, Маттео, распаковывал кипу поношенной одежды. Он выбрал из кучи рубашку и брюки, а в это время двое других сардов, братья Пьеро и Томмазо Фальчоне, вкатили под навес санитарные носилки на колесиках, медленно толкая их по траве. Носилки были старые, в пятнах и царапинах.

Маттео уже приготовил несколько ведер мясного фарша, несколько неощипанных битых цыплят, подгнившие фрукты, возле которых уже роились мухи, да еще ведро бычьих рубцов и требухи.

Маттео разложил на носилках поношенные брюки цвета хаки и начал набивать их мясом, фруктами и цыплятами. Потом достал пару нитяных перчаток и тоже наполнил их фаршем и желудями, тщательно набивая каждый палец, а затем сунул набитые перчатки в штанины брюк. После этого он взял рубашку, разложил ее на носилках и стал набивать рубцами и требухой, придавая чучелу форму человеческого тела с помощью кусков хлеба. Застегнул пуговицы рубашки и заправил ее в брюки. Еще одна пара набитых фаршем перчаток была засунута в манжеты рукавов. Дыня, которую он использовал вместо головы, была обтянута сеткой для волос, наполненной мясным фаршем там, где должно быть лицо, а в роли глаз выступали два яйца, сваренных вкрутую. Когда он закончил, результат его трудов выглядел как толстенный манекен, но смотрелся он гораздо лучше, чем некоторые любители прыгать с верхних этажей, когда то, что от них после этого осталось, увозят в морг. В качестве последнего завершающего штриха Маттео обрызгал верхнюю часть дыни и торчащие из рукавов рубашки перчатки очень дорогим одеколоном.