Библиотекарь или как украсть президентское кресло

На входе стоял охранник, мне пришлось предъявить ID. Я был не брит, моя одежда напоминала одежду из секонд-хэнда, впрочем, она именно такой и была, а сам я прокатился в багажном отсеке автобуса и вывалился из него прямо на асфальт. От меня пахло потом, причём такой запах пота бывает только у испуганных людей. Пот пахнет по-разному: иногда очень даже приятно, иногда это просто запах здорового тела, иногда возбуждающе и волнующе. Но пот испуганного человека пахнет не так: в нём есть неприятный оттенок, который помогает хищнику и заставляет ссориться влюблённых. Но он просто скользнул взглядом по моему читательскому билету и пропустил внутрь.

Уже на эскалаторе я почувствовал, что успокаиваюсь, — я был дома. За мною гонятся? Какая нелепица. Я ничего не сделал. Это ошибка. Кто-то где-то ошибся. В следующую среду я встречусь с адвокатом, адвокат задействует свои силы, и мы сделаем всё возможное, чтобы я мог вернуться к своей тихой, размеренной жизни.

Я поднялся на 4-й этаж в зал регистрации авторских прав. В юго-западном углу увидел свободное место. Я сел, вздохнул поглубже и задумался, как же мне узнать, разыскивают меня или нет. Я вбил своё имя в строчку поиска в google. Он выдал мне огромное количество информации по моим тёзкам, но про себя самого я не нашёл ничего. Тогда я вбил «Самые опасные преступники», поисковик выдал мне несколько имён, частных сайтов, один общенациональный, несколько сайтов штатов. Всё произошло в Виргинии, поэтому я решил вбить «Самые опасные преступники Виргинии».

Поисковик выдал мне какое-то смехотворное количество имён. Всего восемь, рядом с каждым — маленькая фотографии. Такие фотографии клеят на права. Некий Дэниэль Инсбрук разыскивался за четыре убийства в Норфолке, снайпер был родом из Бруклина, Нью-Йорк; за убийство же и использование огнестрельного оружия при совершении уголовного преступления и ограблении разыскивался Гектор Гарсия-Гонзалес. И между этими двумя господами — моё лицо. С университетской ID.

— Дэвид Голдберг!

Восторженный женский голос, ужасный голос. Сьюзан Коен-Миллер нравилась бы мне куда больше, если бы у неё был другой голос. Уверен, будь у неё другой голос, вся её жизнь была бы другой.

— Какими судьбами?

Сьюзан — моя старинная приятельница. И много лет я всеми правдами и неправдами стараюсь встречаться с ней как можно реже. У неё была не жизнь, а бурное море, эта идиотка обожала рассказывать о каждом своём романе, а рассказывала она красочно, громко возмущаясь. Вот только за возмущением её не было ничего. Такие истории сначала рассказывают за чашечкой чёрного кофе с молоком и в предбанниках фитнес-центров, а потом десятками лет повторяют всем приятельницам. Мне хватало одних её рассказов, но я постоянно чувствовал, что она хочет заполучить и меня в любовники, и чтобы мы с ней то сходились, то расходились, чтобы были слёзы, и чтобы в конце концов мы всё-таки с ней разошлись окончательно — и у неё была бы новая история для подруг.

Они мчалась ко мне. Я поздоровался. И поглядел на экран. Надо закрыть страницу или открыть другое окно, пока она не увидела. Но сначала я должен был узнать, за что меня разыскивают. Так: оскорбление сотрудника. Жестокость к животным. Совокупление с животными.

Совокупление с животными? Они что, с ума сошли?

Был такой анекдот… Думать об анекдотах в такой момент? Но по-другому я не мог, он вспомнился сам собой.

Наверное, мы, евреи, вообще любим шутки. Даже когда мы думаем, мы не можем обойтись без шутки. Если бы Фрейд был весёлым человеком, ему бы и в голову не пришло задумываться о том, что такое шутка. Эти европейские гои ничего не понимают в шутках, он создал всего несколько скучных донельзя схем.

Анекдот называется «Пьер — строитель мостов» На самом деле, есть целых два варианта. [21] В первом Пьер — француз, так что не пойдёт, а во втором — бельгиец. «Видишь мост? Это я его построил. Но никто, никто не называет меня «Пьер — Строитель Мостов»! Видишь дом? Это я его построил, но никто, никто не называет меня «Пьер — Строитель Домов»! Видишь дорогу? Это я её построил. Но никто, никто не называет меня «Пьер — Строитель Дорог»! Но стоило мне ОДИН РАЗ трахнуть овцу…»

Они сделали меня не просто преступником. Они сделали меня идиотом, ненормальным, извращенцем. Я понял, что устроиться на работу мне теперь будет сложно.

Я нажал Ctrl и Q и тут компьютер завис. Чёртова железяка! Я пытался выйти снова и снова. Чёрт бы побрал этот Майкрософт!

Сьюзан была уже совсем близко.

Я вскочил ей навстречу — лишь бы она не увидела монитор — но я знал, что это не поможет. Я слишком хорошо знал Сьюзан. Говоришь ей: «Идём на запад», она пойдёт на восток. Перехитрить её нельзя. Понадеешься, что из вечного чувства противоречия она не пойдёт на запад и скажешь: «Идём на запад», — и она пойдёт на запад. Она прекрасно чувствовала, где её не хотят видеть, и изо всех сил стремилась попасть именно туда. В этом-то и крылся секрет её столь насыщенной жизни, это-то и было источником для её бесконечных, выматывающих душу любовных историй.

— Что ищешь, Дэвид? — заорала она своим неприятным и пронзительным голосом. Вот любопытно, знает она, что приковала к себе все взоры? Всё-таки мы же в библиотеке.

Здесь говорят шёпотом. А поскольку она была уже близко, то все смотрели и на неё, и на меня заодно с ней.

— Тсс! — клоун, да и только!

Видно, она решила так же и громко расхохоталась. Её смех был похож на звук ржавой щеколды, которую с трудом удаётся открыть.

Я подошёл к ней совсем близко, надеясь, что она будет говорить немножко тише. Она ловко обошла меня.

— Завис?

— Нет, нет!

— О Боже!

— Тише, Сьюзи, умоляю, тише.

Уже все вокруг смотрели исключительно на нас.

— Совокупление с животными???

И как только она это выкрикнула, все любопытные мгновенно отвернулись. Они двусмысленно улыбались и перемигивались, но им стало неинтересно. Одна старая дева библиотекарша увидела второго старого девственника библиотекаря, который смотрит порно.

— Сьюзи, ты можешь говорить тише? А?

— Могу, — и два кратких слога услышали по всей комнате.

— Пойдем, поговорим? Молчи! Просто кивни, если да.

Она кивнула.

— Молчи! Пойдём.

Она с сомнением посмотрела на меня.

— Я не извращенец! Я не совокуплялся с животными! — Но она по-прежнему сомневалась. Вот так я и стал Пьером, который трахнул овцу, ни разу к овце не прикоснувшись. — Я тебя не изнасилую, не бойся. Надо просто где-то поговорить. Очень тебя прошу. Не говори ничего, просто кивни, если согласна.

Тут она подумала, что с глазу на глаз я расскажу ей больше и здорово повеселю, так что она кивнула, и мы нырнули в одну из комнаток за книжными полками.

Глава 34

Инга открыла записную книжку, и тут зазвонил телефон.

Как плохо быть старухой. Ей казалось, что старость — это холод, поднимающийся от земли и постепенно обвивающий её ноги, бёдра, лобок, живот, грудь, шею, лицо. Никто не видит этот незримый вьюн, но все видят те следы, что он отставляет и все видят, как он тянет тело обратно в землю.

Мимо шли студенты.

Когда-то и она была молода и хороша собой. Она танцевала ночи напролёт, возбуждая ребят и заставляя их драться за право танцевать с собой, и танцевала с ними до упаду, и они дрались и танцевали, потому что иногда она звала того из них, кто оказывался самым крепким, и дома накидывалась на него так, что им и не снилось, и не только позволяла себя трахать, но и трахала сама. Словом, Инга предавалась обычным размышлениям старой женщины о том, куда же ушла юность. А если она сейчас возьмёт да и перелезет через свой стол и оттрахает какого-нибудь из этих восемнадцатилетних студентиков? Вот смеху-то будет!

Когда-то она влюбилась, крепко влюбилась, она разбила семью своего любимого, и заполучила своего ненаглядного преподавателя в мужья. Теперь она понимала, что именно это и было началом конца, началом её увядания, началом превращения скандинавской девушки в женщину 21-го века. А потом его не стало, и это разрушило не только его, но и её жизнь. Он покончил жизнь самоубийством, и она так и не смогла об этом забыть. С того самого времени она и перестала чувствовать себя молодой и проводила дни в тоске и печали.