Улыбка Афродиты

Постепенно Алекс пришла в себя. Она застенчиво улыбнулась.

– Спасибо, – поблагодарила она Каунидиса.

Он слегка поклонился в ответ.

– Вы еще когда-нибудь встречались с Юлией? – спросил я.

– Нет. Она вскоре покинула остров и недолго жила на Кефалонии. Но людям понадобилось не так много времени, чтобы узнать, кто она такая. – Он дипломатично помолчал. – Многие во время войны потеряли отцов и сыновей. Иногда погибали целые семьи. Часто люди не разбирались, кто и почему сотрудничал с оккупантами, и их не интересовали конкретные обстоятельства. Юлии повезло, что она уцелела. Многим в ее положении повезло гораздо меньше. Возможно, ей помогла начавшаяся сразу после ухода немцев гражданская война. В возникшей неразберихе появились другие мишени.

Было уже поздно, и Каунидис выглядел изрядно уставшим. Представляю, рассказать такое – тоже нелегкий труд. Возможно, он немного приукрасил свою роль в этом деле. Наверное, возникало немало моментов, когда он трусил, когда думал, что его следующий вздох будет последним. Он видел, как гибнут люди, и был непосредственным свидетелем жестокой мести Хасселя жителям Итаки. Все эти события оказали влияние и на него. Я даже подумал, не стало ли это причиной стремительности, с которой он впоследствии покинул остров и постепенно стал тем человеком, каким является сейчас, и не была ли его неудачная семейная жизнь следствием психологической травмы. Вероятно, чтобы забыться, он целиком отдавал себя работе.

Каунидис пожелал нам спокойной ночи. После его ухода снова появилась Элени и стала прибирать со стола. Она не разговаривала с нами, и мы поняли ее усердие как намек на то, что нам тоже не стоит задерживаться. Когда мы подошли к комнате Алекс, я спросил ее, как она себя чувствует. Она сказала, что хорошо, и даже изобразила на лице что-то вроде улыбки.

– Тогда спокойной ночи.

– Спокойной ночи.

Я прошел в свою комнату и встал у открытого окна. Ночь была тихой, и, кроме стрекота цикад, не доносилось ни звука. Луна окрасила море в серебристо-серый цвет, а небо казалось живым от звезд. Я думал о вечере и об Алекс. Меня подмывало пойти и постучаться к ней, но, прежде чем я собрался с духом, я услышал стук в свою дверь, и когда открыл ее, на пороге стояла Алекс.

– Можно войти? – спросила она.

– Конечно.

Мы сели у окна.

– Не могу заснуть, – смущенно объяснила Алекс свой приход. – Я вот все думаю: жалела ли когда-нибудь Нана о своем решении?

– И какой вывод?

– Скорее всего не жалела.

Наверное, удивление было написано у меня на лице.

– А по-вашему, она поступила неправильно, да? – спросила Алекс.

– Да нет, я вполне понимаю ее. Но очень уж трудно отделить решение от последствий.

– Последствия были бы в любом случае. Неизвестно еще, что произошло бы, если бы она позволила убить Хасселя. Если бы Меткас и его люди уничтожили весь гарнизон, Берген, разумеется, жестоко отомстил бы всему населению острова.

– Пожалуй, – согласился я.

– И еще, по-моему, то, что она сделала, было смелым поступком.

– Любое ее решение было бы смелым, – уступил я.

– Она выбрала еще и правильное. То, что ей предлагали сделать, было цинично, – сказала Алекс – Что может быть хуже? Сначала ее подталкивают к отношениям с Хасселем, и это у них более-менее получается, а потом ждут, что она поможет его уничтожить?

– Сомневаюсь, будто кто-либо предполагал, что она влюбится в него.

– Как можно было предполагать, что он влюбится в нее, а она не испытает к нему ответного чувства?

Мне пришлось признать, что в ее рассуждениях есть здравый смысл, но в конце встал вопрос о лояльности.

– Я не могу согласиться с ее решением, потому что не в силах забыть того, что случилось потом, – объяснил я. – И может быть, Юлия сама не понимала. Вполне возможно, что она приняла бы другое решение, если бы у нее был выбор.

– Что вы имеете в виду?

– Она сказала вашей матери, что ее изнасиловали. Возможно, это правда. Может быть, Хассель подумал, что она с самого начала знала об этом плане, но в последний момент переменила свое решение. Он мог разозлиться на нее. Понял, что его предали. И мог подумать, что Юлия с ними заодно.

Алекс протестующе затрясла головой:

– Они любили друг друга. Нана продолжала любить его, даже когда умирала, после всех этих долгих лет. Если бы он изнасиловал ее, вряд ли она испытывала бы такие чувства.

– Тогда зачем она сказала так вашей матери? Чтобы защитить его семью?

– Возможно. Или потому, что стыдилась своих чувств. Она пошла против всего, чему ее учили семья и Церковь. Нельзя просто закрыть глаза на ту атмосферу, в которой она воспитывалась, правильно? Она же видела, что он сделал с хозяином таверны. А позднее, должно быть, услышала, что он застрелил Меткаса и чуть не убил Каунидиса. Но она се равно любила его.

– Как она могла? Как она могла любить такого человека?

– Он же не все время был таким. Она влюбилась в человека, который на протяжении нескольких месяцев приходил в ее деревню каждый день просто для того, чтобы увидеть ее. В человека, с которым она гуляла по горам. Они оба были молоды. Для нее он был не просто солдатом – он был нежным одиноким молодым человеком, каждый взгляд которого заставлял ее сердце биться сильнее. И до того неудавшегося покушения на него он, в общем-то, старался делать жителям Итаки только хорошее. Она увидела его другим много позже.

– Вот этого я и не понимаю, – возразил я. – Хорошо, она узнала его с другой стороны, и вы верите, что после этого она продолжала любить?

– Разве вам никогда не приходилось делать то, чем вы теперь вряд ли будете гордиться?

Я хотел ответить ей небрежно, что никогда не пытал людей, но понял, что она имеет в виду. Тогда шла война, и в тех обстоятельствах обычные правила поведения не соблюдались, как бы люди ни хотели верить, что они их соблюдают.

– Это все равно что спросить женщину, чей муж попал в тюрьму за какое-нибудь тяжкое преступление, за убийство человека во время жаркого спора к примеру, продолжает ли она любить его, – настаивала па своем Алекс. – Скорее всего она ответит «да», потому что, понятно, один отрицательный поступок не определяет бесповоротно всей сути любимого ею человека.

Алекс что-то вынула из кармана. Это был клочок бумаги, на который она перерисовала надпись, сделанную на развалинах дома ее бабушки в Эксоги.

– Я узнала, что означают эти слова, – сказала она. – «Фашистская шлюха». – Она скомкала листок.

Было легко понять, почему Юлию сочли предательницей. Вероятно, в других обстоятельствах это было бы несправедливо, но тогда, в той ситуации, кто мог обвинить жителей Итаки? Это было простое совпадение незначительной причины и колоссальных последствий. Мне все равно было непонятно, как Юлия могла любить Хасселя после того, что он сделал. Но какими бы ни были добро и зло, Алекс, по крайней мере, узнала правду.

Она выглядела усталой и немного потерянной. Я взял ее руку в свои. Она посмотрела мне в глаза, и у нее на лбу появилась маленькая складочка.

– Мне нужно идти, – сказала она, но даже не попыталась подняться.

– Тебе не обязательно уходить.

Она тряхнула головой, будто хотела выбросить застрявшую мысль.

Я наклонился и поцеловал ее. Сначала она не ответила, а потом ее рука коснулась моего лица. И она резко отодвинулась от меня:

– Я не могу.

– Почему?

– Потому что… потому что я не знаю тебя. Мы не знаем друг друга. Несколько дней назад, когда мы встретились, я считала, что люблю Димитри.

– Ты все еще любишь его?

Она снова взглянула мне прямо в глаза и уже собралась что-то ответить, но затем покачала головой:

– Ты понимаешь, почему я не могу? Я не готова ответить на этот вопрос сейчас, потому что не знаю. Это нехорошо.

Я знал, что в ее словах есть немалая доля правды и здравого смысла. Мы только что встретились и по разным причинам были эмоционально уязвимы. Но тогда, почему мы сидим здесь вдвоем, почему чувствуем одно и то же?