Точка кипения

Я подаюсь вперед и даю Лексу пощечину. В это мгновение какие-то люди резко открывают дверцу с моей стороны. Я ничего не могу понять. Раздаются крики, меня кто-то трясет.

— У нее шок! — доносится до меня.

— Нет.

Лекс достает бумажную салфетку и прикладывает к моему виску.

— Тебе нужно сказать правду, Кейт, от этого зависит моя жизнь! Ты прикрываешь его, и я собираюсь выяснить почему.

Ветер доносит чей-то крик:

— Вытащите их из машины, она может взорваться!

Я практически выпадаю из салона и шатаясь иду по насыпи, а Лекс склоняется над своим первоклассным суперкрутым двигателем. Мне хочется разгромить что-нибудь, но вместо этого я бросаюсь бежать.

— Помогите ей! — кричит какой-то мужчина.

Я уже почти перехожу насыпь, но тут вспоминаю, что забыла в машине сумку — и информацию из дома Мелоди. Я поворачиваюсь и вижу Лекса, взбирающегося на насыпь вслед за мной с сумкой в руке.

— Отдай.

Лекс с торжествующим видом смотрит на меня.

— Может, мне лучше приберечь ее, пока ты не скажешь то, что я хочу узнать.

У него такой же выброс адреналина после всего перенесенного, как и у меня. Я протягиваю руку.

— Дай сюда.

— Ладно, ищейка, какую подсказку ты дашь мне взамен?

Мы топчемся по кругу, тяжело дышим и молчим. Я так потрясена, что даже не могу говорить.

Какой-то мужчина поднимается к нам и берет Лекса за руку.

— Вы должны дождаться «скорую»!

Подходят еще несколько человек, и наша битва «у кого сила воли больше» прерывается.

— Ты должна получить важный урок в жизни, Кейт. — Лекс высоко поднимает сумку, но бледно-голубая папка Мелоди ему не видна, хоть и находится в нескольких сантиметрах от его глаз. — Никогда не стой между мужчиной и миллионами, которые он собирается заработать.

Он бросает сумку к моим ногам и идет назад, чтобы ответить за то, что натворил.

Глава 26

Когда-то в школе мы изучали микробов. Мне приходилось соскабливать грязь у себя под ногтями и наблюдать, как они размножаются в чашке Петри. Усатая мисс Доббс сказала, что их число удваивается каждый час. Эти маленькие гады действовали незамедлительно.

Я вглядываюсь в свое отражение в зеркале ванной комнаты и осторожно провожу рукой по ранке на виске.

В зеркале появляется лицо Пола.

— В последний раз говорю, Кейт, тебе нужно обратиться в больницу. Вдруг у тебя какая-нибудь внутренняя травма. Не могу поверить, что ты не дождалась медиков и пошла домой пешком…

Я пытаюсь не обращать на него внимания и думаю о словах Лекса. Я была дурой, когда сосредоточилась на члене Пола и на том, куда он, возможно, засовывал его, и вот сейчас другие варианты произошедшего размножаются в моем мозге так же стремительно, как те микробы. И нет никакого антисептика, чтобы остановить эти мысли, и никакой даже отдаленной возможности не учитывать их.

— Мне кажется, у тебя сотрясение, ты не слушаешь меня.

Я смотрю на своего мужа, освещенного галогенными лампочками, которыми усеян потолок ванной комнаты.

— Тебе нужно позвонить в полицию и заявить об этом. — Я качаю головой. — Это равносильно тому, что он похитил тебя и пытался убить!

— Нет.

— Этот поступок относится к делу самым непосредственным образом…

Я закрываю глаза, чтобы абстрагироваться от всего этого, а когда открываю, Пол уже усаживает меня на край ванны.

— Ладно, иди сюда. Слава богу, ты в порядке.

Он начинает массировать мне плечи, и даже по прошествии стольких лет, несмотря на мои подозрения и нашу дистанцию в последнее время, я возбуждаюсь от его прикосновений, своим массажем он снимает мое напряжение и накопившийся адреналин. Он дует на рану, а у меня по щекам рекой текут слезы.

— Я напугаю детей.

— Ш-ш… — Он целует меня в макушку. — Они даже не заметят.

Мы покачиваемся из стороны в сторону, и это напоминает мне о рождении Джоша девять лет назад. Все было почти так же ужасно, как описано в журналах и как я послушно записывала на занятиях для беременных. На следующий день после родов я отправилась в ванную комнату с ручками, за которые могли бы ухватиться еле живые женщины. Пол вынужден был чуть ли не занести меня туда, и под ярким желтым светом длинных ламп я, переполненная непонятными послеродовыми гормонами, села на край ванны и зарыдала. Я думала о том, что не смогу ухаживать за ребенком, что я обманщица. Пол тогда легонько покачивал меня, совсем как сейчас. «Я так горжусь тобой, Эгги, — утешал он меня, проводя рукой по спине, единственной части моего тела, которая не болела. — Ты будешь отличной матерью». Потом он перестал поглаживать меня и уставился на испачканную кровью одежду. «Странный какой! — сказал он, потянув за мой больничный халат с завязками на спине. — Ты светишь задницей. Смотри, здесь даже бантики есть!» Я отругала его, что он заставляет меня смеяться, когда так больно. «Черт возьми, когда мы сможем сделать это снова?» — прошептал он. Я провела какое-то время в душе с неровным полом, безуспешно пытаясь выдворить его. Я с удовольствием представляла нас через сорок лет, сгорбившихся и еле ковыляющих, в престижном доме престарелых со специальными лифтами и нескользкими поверхностями. Тогда мир казался мне довольно романтичным, и я видела его только в розовом цвете.

— Если он появится здесь, не впускай его в дом. И я хочу, чтобы ты позвонила в полицию.

— Он считает, что его подставили.

Наше медленное покачивание прекращается.

— И кто же?

— У него много кандидатур. Ты, в частности.

Пол выругался.

— Чертов Лекс! У него всегда была слишком бурная фантазия. Он не станет разговаривать со мной по телефону. — Мой муж смотрит на часы. — Избегает меня и всех сотрудников. Не знаю почему.

— Ливви хочет показать Лекса и Джерри в следующем выпуске «Криминального времени». Мы все еще не нашли Джерри, и никто не знает, где он может быть. Ливви считает, что программе не хватает драматизма без него.

Пол недовольно вздыхает.

— Он только что вышел из тюрьмы! Должны же быть службы, которые знают, где он находится. С трудом верится, что у него много друзей. — Пол поднимается. — Если Лекс не образумится, у него останется столько же друзей, сколько и у Джерри.

Я подношу руку к лицу.

— Он просто очень зол.

— Я тоже!

— Никогда не суди человека, пока не побывал в его шкуре, — советую я.

— Ах так! Теперь ты пытаешься его понять! И это говорит женщина, для которой так сложно простить! Ну что ж, а я его не прощаю.

Последние слова Лекса не выходят у меня из головы. Присмотрись, и ты увидишь тысячи мотивов. Мы цепляемся за нелепые варианты, потому что удобнее верить в них, чем в то, что близкие нам люди способны на жестокость. Но по опыту я знаю, что в девяноста процентах случаев самый очевидный мотив и оказывается верным.

Джош что-то выкрикивает во сне, и я спешу успокоить его.

Глава 27

Когда через два дня после смерти отца Пол собрался на работу, я стояла на пороге и умоляла его остаться дома.

— Работа — это единственное, что отвлечет меня сейчас, — сказал он тогда. — Она приведет мои мозги в порядок.

Сегодня утром мы поменялись ролями. Пол настаивает, что сам отвезет детей в школу, чтобы я не выходила «в таком виде». Он показывает на мою голову, словно этой ночью на ней выросло что-то странное, что в некотором роде так и есть. Джош посматривает на меня через стол за завтраком. Рисовые шарики прилипли к уголкам его рта, как мухи на корову. Он говорит:

— Ого!

— Я в состоянии работать, просто вид немного странный, вот и все.

Я натягиваю улыбку и умалчиваю, что даже это делать мне больно.

Пол подходит к окну в гостиной и отодвигает штору.

— Журналисты подумают, что это я сделал, зная нашу удачу.

— Разве они сейчас на улице?

— Нет. Видимо, мы не настолько важные птицы, ради которых стоят на холоде всю ночь.