Бой - баба

Тут явно что-то произошло. Буквально минуту назад… Ссора с ветреной любовницей? Неудачная попытка выяснения отношений? Или ничем не мотивированная ревность зацикленного маньяка?

Капитан задавал пустяковые вопросы автоматически, почти не слыша ответов. Решение уже практически вызрело. Оставалось его реализовать.

В самом деле, не зря же молодой симпатичный парень оказался в одном кабинете с красивой незамужней начальницей. Значит, что-то между ними есть. В крайнем случае — было.

Эта паршивая мегера наверняка вскружила мальчишке голову, а потом — бросила. Из обыкновенной прихоти. Бестолкового женского непостоянства. Надоело просто бабе с сынком возиться. С другими кобелями шашни завела.

Ей-то что, знай мужиков охмуряй. А у пацана крыша от ревности съехала. Сдвиг по фазе на почве разбитой любви. Вот и пошел крошить налево и направо. С такой комплекцией и оружия не надо. Голыми руками шею свернет. Вспомнил тут капитан эпизод с задушенным в собственной квартире коммерсантом, еще больше в напрашивающейся версии утвердился.

Дождался, пока расстроенная увольнением красотка уметелится, парня в отделение пригласил. Для уточнения некоторых обстоятельств.

Не дано знать Александре, что мэр сегодня не только ее с работы турнул. Он и Камыша в розыск объявить заставил. Милицию городскую бездельниками обозвал.

Жалко, конечно, градоначальнику, если «черный» предвыборный фонд пропадет. Но власть — дороже. Будет власть — будут и деньги.

Эту истину матерый администратор чуть не с пеленок запомнил. А насчет возврата фонда есть у городского головы кой-какие мыслишки.

Привычка у мэра дурная — не любит деньги просто так упускать. Найдет он возможность свое вернуть. Обязательно найдет.

И воровской «смотрящий» тоже не лыком шит. Везде у пахана свои уши имеются. В милиции — в первую очередь. Обо всем благодетеля в известность ставят. Стараются. Подогрев немалый честно отрабатывают.

Звякнули, будто между прочим, о намечаемом аресте осторожно предупредили. И откуда ветер дует — тоже сказали.

Не стал урка архангелов дожидаться. Скрылся благоразумно, растворился вслед за чеченцем Муратом среди городских окраин. «Шестерок» с заданиями во все концы разослал. Сам, как диспетчер, с мобильником не расстается.

Роберта завели в пропахшее застарелым потом и табаком глухое, без окон, помещение. Усадили на стул с высокой спинкой, руки за жесткой доской в наручники взяли.

Разительно переменившийся капитан пустил прямо в лицо задержанному густую струю вонючего сигаретного дыма:

— Ну что, браток, попался? Не ожидал, да? Колись давай, скольких убил. Подозреваемый молчал, упрямо нагнув лобастую голову. От стены отделился не замеченный им ранее еще один человек. Угрюмый бугай в форменной рубашке без знаков различия.

Поднял громадную волосатую лапу, по плечу сочувственно похлопал:

— Не тяни время, сынок. Себе дороже выйдет. Здесь в молчанку играться не принято.

Неожиданно человек резко ударил ребром ладони по подставленной шее. Подумал, еще добавил. Уже не так сильно.

Парень поплыл. Вскинул вытянувшееся лицо с помутившимися зрачками, но рта так и не раскрыл.

Тогда неизвестный в форменке дал задержанному по ушам. Он знал по опыту: после такого удара в голове словно колокол гудящий появляется. Соображаловка отказывает. Потому с изуверской жестокостью еще раз врезал по безобразно распухающим ушным раковинам. Тюкнул легонько по темечку, собираясь вернуться к шее.

Сквозь неслышный рев в ушах подозреваемый расслышал:

— Достаточно, сержант. Пусть пока один посидит. Подумает, глядишь — осознает. Чистосердечные показания даст.

И тут же внезапный сокрушительный удар вбил беззащитную печень куда-то за позвоночник. Скрутило Роберта дикой болью. Он бы рухнул вместе со стулом на грязный цементный пол, если бы не поймавший его за волосы бывалый сержант.

И вновь равнодушно-спокойный голос капитана:

— Это только цветочки, браток. Погоди, будешь упрямиться — ягодки получишь.

Не утерпел верзила. Потянул арестанта за багровое ухо, слюной нечистой с издевочкой брызнул:

— Ты про «слоника» слыхал? Вернусь — познакомлю!

Где-то очень далеко прогрохотали подкованные сапоги. С лязгом захлопнулась стальная дверь, и камера погрузилась в переполненную страхами и непониманием свинцовую тишину.

Домой идти не хотелось. Осточертело одной сидеть. Весь день Александра бродила по оживленным центральным улицам. Просто так. Без вся кой цели. Будто прощалась.

Опомнилась только ближе к вечеру.

Когда народ с работы повалил. Ощутила, как гудят уставшие на высоких каблуках ноги, к себе потихоньку побрела.

Во дворе ее ждали. Во-первых, выделяющийся ярким пятном на скамейке Виктор с шикарно большим очередным букетом гладиолусов. А во-вторых, почти черный зализанный джип «Тойота».

Затрепыхалось пойманной птицей почувствовавшее неясную тревогу женское сердечко. Замершую у подъезда машину невозможно было не узнать. В ней каталась охрана воровского «смотрящего».

Поднялся при виде красавицы Виктор. Навстречу, улыбаясь, пошел. Но еще раньше выскочили проворно из затемненного салона двое коротко стриженных молодых людей. Высокие качки с длинными мосластыми руками.

Надвинулись «шестерки» на Александру. Спинами широкими от любопытных глаз закрыли. Один из них схватил женщину за руку, произнес без всякого выражения:

— Двигай-ка, подруга, с нами. Камыш ждет.

Отпрянула испуганно красавица. Руку освободить попыталась. Но стиснул торпеда железные пальцы на хрупком запястье. Прошипел зло, уже не скрываясь:

— Ты че, не поняла?! Залазь в машину, кому говорят!

Кто-то хлопнул сзади амбала по литому плечу. Спросил с простецкой бесхитростностью:

— Вы чего, ребята? Зачем к человеку пристаете? Нехорошо.

Развернулся резко качок. Навис над невысоким мужиком с цветами, процедил почти миролюбиво:

— Шел бы ты, дядя, куда шел! Не ищи приключений на задницу.

Не стерпел, на крик хриплый сорвался:

— У нас свой базар, понял?! Дергай отсюда на хрен!

Второй торпеда сквасил свирепую рожу, сплюнул презрительно под ноги невзрачному лоху:

— Чеши отсюда, баклан. Мараться об тебя неохота. Вали, пока я добрый.

Тихо клацнула захлопнутая дверца. Это увидевший подошедшего мужика водила к своим на подмогу вышел. Он не то чтобы чего-то испугался, просто забаву возможную почувствовал. Втроем-то че одного не завалить? Он же шибздик. Дать пару раз по рогам, ногами добавить. Чтоб нюх не терял, место свое позорное в этом мире усвоил.

Успокоился старший из качков. Снова бабу за руку дернул:

— Че застряла?! Шевели копытами!

Мужик все не уходил. Что было странно. Обычный прохожий давно бы потрусил подальше от здоровенных и опасных быков, втянув в плечи дрожащую от страха репу.

И тогда второй боевик совершил непростительную ошибку. Чувствуя приближение водилы он смело шагнул вплотную к низкорослому лоху. Поднял сжатый кулак, нацеливаясь в скулу:

— Ну ты че, козел?! Сча выпросишь, в натуре!

Пудовый кулачище стремительно упал прямо на сосредоточенное лицо непонятливого мужика.

Торпеда еще успел подивиться, что его отработанный долгими тренировками крюк впустую таранит воздух, когда невыносимой болью пронзило смятый в лепешку желудок.

Присевший, пропуская удар над собой, лох ткнул прямым правой в незащищенный живот; распрямился тугой пружиной, с ходу вернув «шестерке» крюк в челюсть слева.

Не ожидавший контратаки качок спекся в мгновение. Ляскнули раскрошенные сокрушительным ударом зубы. Развернулось по инерции внезапно ослабевшее сильное тело. И, вяло взмахнув руками, торпеда камнем рухнул под ноги набегающего шофера. Тот замешкался, неуклюже отпрыгнув в сторону.

Зато старший не растерялся. Отшвырнул от себя съежившуюся женщину, попер буром на охреневшего мужика. Сгруппировался привычно, качнул корпусом в ложном выпаде. Выбросил неожиданно вперед и вверх мускулистую ногу.