Пока еще жив

Руководил работой отдела сержант в штатском, и большая часть его подчиненных были штатскими, специалистами по информационным технологиям. Одного из них, Рея Пэкема, сидевшего перед монитором у дальней стены, Грейс знал довольно неплохо по нескольким прошлым расследованиям. Приятный мужчина сорока с небольшим лет, всегда аккуратно одетый и подтянутый, он вполне мог сойти за представителя какого-нибудь банка. По стоящему перед ним экрану ползли ряды цифр и букв, совершенно Грейсу непонятных.

— На сколько можешь его оставить? — спросил Пэкем, забирая «блэкберри».

— Вообще-то он мне и самому нужен. Я сейчас занят новым расследованием, а еще надо помочь с охраной Геи Лафайет, которая приезжает сегодня. Тебе сколько времени понадобится?

Глаза у Пэкема вспыхнули.

— У меня к тебе огромная просьба. Сделаешь одолжение, а? Возьми автограф для Джен, ладно? Она без ума от Геи!

— Если так пойдет дальше, мне придется брать автографы для половины суссекской полиции и их родных и близких. Конечно, Рей, постараюсь.

— Мне сейчас надо закончить одну срочную работу, так что твоим «блэкберри» смогу заняться в лучшем случае завтра. Но если дашь часок времени, я могу его клонировать, а ты получишь свой телефон обратно.

— Меня бы это устроило.

— Тебя где потом искать?

— Либо в офисе, либо в ОШ-1.

— Я принесу сам, как только справлюсь.

— Какой ты молодец.

— Расскажи об этом Джен.

Грейс усмехнулся. Пэкем обожал жену и своего нового щенка, бигля по кличке Хадсон.

— Как она?

— Хорошо. Научилась контролировать свой диабет, так что теперь легче. Спасибо.

— А Хадсон?

— Нашел себе занятие — рвет дом.

— Надо бы свести его с Хамфри. Хотя, пожалуй, нет, не стоит. А то еще обменяются идеями, как лучше расправиться с новой софой.

45

В 12.30 пополудни Колин Бурнер, швейцар Гранд-отеля, подтянутый и элегантный в своей черной с серым форме, горделиво застыл у парадного входа столь любимого им исторического здания. Само здание было построено еще в 1864-м, и именно его роскошный интерьер украсили первые в Англии, не считая Лондона, лифты. Была в истории отеля и темная глава, пришедшаяся на 1984-й, когда ИРА устроила здесь взрыв, попытавшись убить тогдашнего премьер-министра Великобритании Маргарет Тэтчер.

Потом отель перестроили, воссоздав прежний роскошный стиль, но привлекательность его понизилась, а популярность упала из-за неудачного менеджмента. Теперь, под управлением нового администратора, человека горячо преданного делу, Эндрю Мосли, Гранд-отель постепенно поднимался к вершине прежней славы. Свидетельством тому были хотя бы стоявшие на выгнутой полумесяцем парковочной площадке автомобили, ключи от которых хранились у него в сейфе. Черный «бентли»-седан. Красный «бентли»-купе. Серебристый «феррари». Темно-зеленый «астон-мартин». На их фоне казался незаметным серебристый «форд-фокус» с двумя полицейскими из отдела охраны.

Другим верным подтверждением честолюбивых притязаний заведения служила толпа папарацци, заполнившая тротуар перед входом. Некоторые репортеры, с объективами помощнее, заняли позиции на другой стороне улицы. Не обошлось и без присутствия представителей обоих местных телеканалов и «Радио южных графств», а также поклонников лично Геи Лафайет — с конвертами от ее пластинок, буклетами CD и экземплярами ее автобиографии. Отдельные личности предстали в весьма экстравагантных нарядах, копировавших сценические костюмы звезды.

Общее возбуждение коснулось и Бурнера. Знаменитости — отличная реклама для отеля. К тому же, если повезет, он и сам сможет получить автограф Геи! Внимание заведению обеспечено на весь следующий месяц. Звезды не обходили Брайтон своим вниманием, но знаменитости такого калибра, как та, которую ждали здесь с минуты на минуту, появлялись нечасто.

Накануне погода выдалась мерзкая, но сегодня с утра небо было чистое. За променадом, по ту сторону оживленной улицы, синело спокойное море. Брайтон подавал себя в наилучшем виде, вполне соответствующем статусу звездной гостьи.

Внезапно на площадку перед Бурнером вылетели, развернулись и, демонстрируя идеальную синхронизацию, застыли, оставив между собой достаточно широкие промежутки, три черных «ренджровера».

Под треск и вспышки фотокамер Бурнер шагнул к ближайшему, но, прежде чем успел его достичь, передняя и задняя дверцы распахнулись, и перед ним появились четыре устрашающего вида громилы. Все за шесть с лишком футов ростом, все в одинаковых черных костюмах и белых рубашках с узкими черными галстуками, с микрофонами на ухе и в солнцезащитных очках с широким охватом. Общим у всех четверых было и кажущееся отсутствие шеи — голова как будто сидела непосредственно на плечах.

Второй набор великанов в черных костюмах высыпался из другой машины. Выбравшегося из третьей машины белого мужчину лет тридцати пяти, среднего роста, в темном костюме и галстуке сопровождали три серьезного вида женщины, лет тридцати с небольшим, как решил для себя швейцар с цепким, внимательным взглядом.

— Здравствуйте, джентльмены! — обратился Бурнер к первой группе.

Один из громил, рядом с которым Кинг-Конг показался бы цирковым карликом, посмотрел на него сверху вниз.

— Эт’ Гранд? — спросил он с сильным американским акцентом.

— Он самый, сэр, — приветливо ответил швейцар. — Хорошо долетели?

Человек из третьей машины направился прямиком к Бурнеру. Волосы у него были иссиня-черные и зализаны назад, а разговаривал он уголком рта и с резким акцентом. Швейцару он напомнил одного из его любимых голливудских артистов, Джеймса Кэгни.

— Мы тут как передовая группа охраны Геи. О багаже позаботитесь?

— Конечно, сэр.

Американец сунул ему в ладонь пачку банкнот. Уже позже, пересчитав бумажки, швейцар понял, что получил тысячу фунтов. В вопросе о чаевых Гея всегда исходила из того, что платить надо много и вначале. На ее взгляд, тянуть до последнего дня бессмысленно и вредно. Хочешь, чтобы тебя хорошо обслужили, заплати сразу.

В отель телохранители входить не стали, но выстроились у вращающихся дверей — по четыре с каждой стороны.

Несколькими секундами позже собравшаяся через дорогу толпа разразилась приветственными криками, а репортеры снова защелкали фотокамерами. Черный «бентли»-седан выкатился на площадку перед отелем и четко занял место между первым и вторым «ренджроверами».

Колин Бурнер тут же устремился к машине, но четыре охранника, блокировав подходы, оказались проворнее. Один из них открыл заднюю дверцу. Секундой позже на помощь им подоспели двое громил из другой четверки. Звезда и ее сын вышли из салона под ослепляющий залп фотовспышек и крики папарацци: «Гея!», «Гея, сюда!», «Гея, привет!», «Сюда, Гея!», «Гея, дорогая, мы здесь!».

Она была в элегантном костюме из верблюжьей шерсти и с улыбкой на лице; мальчик — в мешковатых джинсах, серой футболке с эмблемой «Лос-Анджелес Доджерс» — хмурился. Повернувшись к фотографам и шумной толпе за дорогой, Гея помахала им и тут же скрылась из вида, взятая вместе с сыном в кольцо телохранителей. Группа миновала восторженных поклонников с конвертами от дисков и буклетами, прошуршала через вестибюль и устремилась прямиком к лифтам.

Никто из ее свиты не обратил внимания на худощавого, мертвенно-бледного мужчину в затрапезном сером пиджаке и кремовой рубашке, стоявшего в сторонке с газетой в руках и, очевидно, ждавшего то ли приятеля, то ли такси.

А вот он заметил все.

46

— Ты что, упал с велосипеда? — спросила Энджела Макнил, прижимая к груди тоненькую папочку.

Эрик Уитли, сидевший в своем похожем на склеп офисе, пребывал в нервно-возбужденном настроении. Сегодня все шло не так. Все. Он собирался прийти раньше обычного, чтобы и уйти немного раньше, но вместо этого, впервые за все время работы в этой бухгалтерской фирме, опоздал.

И вот теперь его отрывают от ланча. Эрик Уитли терпеть не мог, когда ему мешали есть. Прием пищи он считал делом личным и даже интимным.