Бангкок-8

— Интересно.

— Речь идет о национальной обороне. До сравнительно недавних времен в войнах с Бирмой (а мы всегда воевали с Бирмой) сражение в основном сводилось к драке стенка на стенку. Скажете, до крайности примитивно? Зато не было потерь среди мирного населения, никто не страдал от обстрелов своими войсками, обходилось без разрушения жилищ. В крупной войне такого типа с каждой стороны погибало около тысячи человек.

— Я поняла вашу мысль. С тех пор мир далеко ушел. — Джонс откинулась на спинку и, словно ребенок, утонула в подушке.

— Муай-тай обрел силу в семидесятых, когда обладатели черных поясов боевых искусств из Японии, Гонконга и Тайваня бросили вызов нашим парням. Цвет карате, кун-фу, дзюдо и других видов борьбы съехался на грандиозный турнир. — Я сделал эффектную паузу.

— Я заинтригована, — усмехнулась Кимберли. — И что произошло? Полагаю, чужаки проиграли, иначе у вас не было бы такого выражения на лице.

— Ни один из чужаков не продержался на ринге против тайского боксера дольше минуты. Наши ребята привыкли к ударам по лицу. Их бьют так с шести лет — в этом возрасте начинаются тренировки. А приезжие казались скорее танцорами, чем бойцами.

— Попытаюсь угадать мораль: с тайцами лучше не связываться. Так?

— Безумие — выводить нас из себя.

Мы замолчали на целых пять минут. Мое настроение снова стало портиться.

— Хотите поговорить? — спросила, не глядя на меня, Джонс. — В Штатах считается, что полезно разговаривать о том, что гнетет. Буду с вами откровенна, Сончай, во время знакомства вы буквально ошарашили Тода Розена своим замечанием. У него было бы легче на душе, если бы мы с вами узнали друг друга получше.

— В самом деле? Что я такого сказал? Допустил бестактность?

— Вы сказали, что собираетесь укокошить того, кто повинен в смерти вашего партнера. Все казалось не таким ужасным, пока считалось, что это местные разборки. Но в деле всплыло имя уважаемого Сильвестра Уоррена, и Тод немного нервничает.

— В американских камерах есть окна?

— А вам не все равно? Никогда не встречала мужчину, которого не могла понять. Но вы… — Она покачала головой.

— Полагаю, что Розен нервничает по многим причинам. Почему он здесь? Бангкок не лучшее место для продвижения по службе. Он где-то свалял дурака. Так?

— Распался его третий брак, и он пристрастился к спиртному. Розен — хороший человек, честный. Людям нравится с ним работать.

— А Нейп?

— Нейп? Джек Нейп — один из тех американцев, которые, приехав в Бангкок, на следующий день дали себе клятву никогда отсюда не уезжать. Наверное, его можно назвать беженцем от феминизма. Он женился на местной и уйдет в отставку в ту самую минуту, когда Бюро решит отозвать его на родину. Скорее всего попытается найти работу в какой-нибудь американской юридической конторе. Он очень умен, много знает о вашей стране. Я слышала, что он неплохо говорит по-тайски.

Я не стал объяснять, что Розен в своей последней инкарнации был врачом, страдал от жуткого нервного срыва и до сих пор пытается с ним справиться. А Нейп — простой домохозяйкой, отравившей мужа. Сама Джонс — мужчиной, гангстером и большим охотником до женщин. Тем самым, которого отравил Нейп. Поэтому они снова встретились и испытывают друг к другу былую неприязнь.

— А вы?

— Что — я?

— Почему вы изменили свой образ? Мне казалось, что вы со своей формой одно целое.

Джонс недружелюбно покосилась на меня:

— Хотите знать? Устала быть незаметной в этом чертовом городе. Девушки тоже обладают собственным эго — это постулат двадцать первого века, и вам лучше к этому привыкнуть.

— У вас не было мужчины?

Томительная пауза.

— Я не осуждаю живущих здесь американцев. Вчера я познакомилась с женой Нейпа. Она обворожительна и ходит так, словно ее родители заплатили миллион долларов за обучение осанке. Но с другой стороны, все здешние женщины, даже самые необразованные, обладают такой же пластикой.

— Прическа и майка помогли вам?

— Нет. Давайте поговорим о вас.

— Я неудачник. Спросите моего полковника, он вам скажет. За десять лет службы не принес полиции никакой существенной пользы.

— Вы чувствуете себя виноватым, потому что не берете взяток?

— Поймите, Тайская королевская полиция всегда шла впереди своего времени. Она функционирует как современная индустрия: каждый коп является точкой, которая приносит прибыль.

— Я слышала об этом. Полагаю, ваши полицейские обладают судебной неприкосновенностью, что бы они ни совершили.

Я задумался.

— Копы, дающие показания на открытом суде против своих товарищей, могут замарать честь мундира. Все проступки следует разбирать келейно.

— Вот как? И каково наказание для провинившихся? Запрещение брать взятки в течение недели?

— Может быть и так, если проступок не слишком тяжелый. — Я понял ее интерес. Джонс напала на жилу и нащупала отличную тему, чтобы повеселить своих товарищей по возвращении домой.

— Расскажите, какое средневековое наказание грозит тому, кто в самом деле выведет из себя полковника?

— Принудительное самоубийство, — пробормотал я. — Мы честная служба и ждем, что злостные нарушители после должного разбирательства поведут себя как мужчины.

— Инсценировка судебного процесса?

Перед моим внутренним взором возникла картина. Я не из тех, кого обычно приглашают на тайные сборища. Такое случилось всего раз: мрачное настроение сидевших в большой комнате полицейских всех рангов из каждого района Крунгтепа. Испуганный сержант на месте обвиняемого, перед ним стол, на нем стакан воды и служебный револьвер. Мне захотелось переменить тему.

— Все не так страшно. Представьте молодого фаранга, которого поймали с ганжей. Он платит полицейскому пять тысяч батов — это разумная сумма — и ограничивается испугом и хорошим уроком. А если бы его осудили и отправили в «Бан Кван», его жизнь была бы погублена. Там он может подцепить какую-нибудь заразу и серьезно пристраститься к наркотикам. Наша система гуманна, отличается состраданием и финансово необременительна. Полицейский получает дополнительное вознаграждение, но это не сказывается на налогоплательщиках. Зарплаты полицейских всегда держали их на голодном пайке.

Джонс никак не могла решить, шучу я или говорю серьезно.

— Это кардинально отличается от американской точки зрения. Наши законы действуют для всех без различий. Иначе наступит настоящий бардак.

— В таком случае почему мы исключили из расследования Сильвестра Уоррена?

Кимберли тряхнула головой и отвернулась к окну.

— Ну, довольны, что подловили?

Последовало долгое молчание. Наконец она снова посмотрела на меня:

— Не исключили. Будем им заниматься. Только никому не говорите.

Глава 32

На улицах было свободно. Мы проехали мимо американского посольства на Уайрлесс-роуд и направились дальше, в сторону стадиона «Лумпини». Мы с Джонс скользнули взглядами по белой стене. Несколько дней назад в стране праздновали день рождения короля, и на одних воротах посольства красовалась надпись «Да здравствует король!». Мы ценим подобного рода жесты со стороны Дяди Сэма. Джонс повернулась ко мне:

— Каждый раз, когда кто-нибудь решается сдуть пыль с дела Уоррена, он узнает об этом первым. Далее — напор и натиск. Записки и электронные послания с запросами: почему силы Бюро разбазариваются там, где нет никаких доказательств, а только одни намеки и слухи. Однажды даже сняли шефа регионального отделения. Но в ФБР есть такие же следователи, как и вы. Существует небольшая группа людей, которая решила заняться делом Уоррена. Поэтому я приехала сюда. Но ни Розен, ни Нейп об этом не знают. Они считают, что я проштрафилась. Прекрасно, пусть так и думают. Так что держите язык за зубами. Вам я говорю, потому что вы можете мне помочь. Я посвятила Уоррену добрую часть своей карьеры. А успех сулит мне повышение. Я знаю все об Уоррене и его нефритах.