Хроники неприкаянных душ

Ответ пришел быстро. В виде выдержек из «Википедии». Фрэзер просмотрел их, перед тем как войти в комнату для совещаний глубоко под землей, на уровне хранилища, и тихо простонал. Боже правый! Религиозный деятель XVI века! Что за чушь?

Наконец Изабелла отложила авторучку.

— Итак, коротко о главном. Кальвин родился в 1509 году в деревне Нуайон, откуда в 1520 году отбыл на обучение в Париж. Там он закончил общую подготовку в колледже Марш, а затем изучал теологию в колледже Монегю. Ты уверен, что не хочешь выпить?

Уилл нахмурился.

— Пока нет.

Она налила себе джина.

— В 1528 году он по требованию отца переезжает в Орлеан, где поступает в университет для изучения гражданского права. В те времена, как и сейчас, законник зарабатывал много больше, чем священнослужитель. Именно тогда с Кальвином, убежденным римским католиком и схоластом, происходит великое превращение. Масла в огонь, конечно, подлил Мартин Лютер, несомненно, но Жан слишком уж решительно отвергает католицизм и становится не просто протестантом, последователем Лютера, а основывает новое течение, более радикальное. Имей в виду, что причина переворота в его убеждениях не известна до сих пор никому.

— До сих пор? — удивился Уилл.

— Да. А теперь слушай.

Изабелла взяла блокнот и начала читать:

«Мой дорогой Эдгар!

Как быстро летит время! Уже два года минули с тех пор, как я покинул колледж Монегю и переехал в Орлеан, чтобы обрести профессию законника. Очень скучаю по нашим беседам, нашей дружбе и верю, что оставшееся время в Париже ты проведешь свободным от плети Бедье. Я знаю, ты страстно желаешь вернуться в свой дорогой Кантуэлл-Холл, и молю Бога, чтобы ты сделал это прежде, чем в Монегю вернется чума. Я слышал, что она поразила Темпета, да упокоится его душа с Богом.

Дорогой Эдгар, тебе ведомо, что Бог освободил меня от мрака заблуждений и направил на славный путь проповедника Евангелия. Мой отец, всегда имевший намерение, чтобы я стал священником, теперь от него отказался. Поразмышляв, что ремесло законника прибыльнее, он послал меня учиться праву. Я не перечу его воле, но пока тайно следую по стезе, указанной Божьим провидением. И открыто тебе об этом пишу, поскольку ты был свидетелем моего чудесного превращения. Хотя затем мне потребовалось время, чтобы все это осмыслить.

Твоя удивительная книга душ человеческих, драгоценная жемчужина с острова Вектис, показала мне, что судьбы наши в руках Божьих. В той книге предсказаны не только рождение младенца, сына ткача, и смерть богатого корабельщика, что нам с тобой открылось в тот незабываемый чудный зимний день в Париже, но рождения и кончины всех людей на земле.

Нам открылось, что Бог один выбирает момент нашего рождения и смерти. Человек не способен проникнуть в тайну предопределения, его судьба известна лишь Богу. И так было с момента сотворения света, и так будет до его скончания. Ведь для Бога не существует ни прошлого, ни будущего, а лишь одно настоящее.

Одних грешников Бог избрал к спасению — суть проявление его высшего милосердия, — а других обрек на вечные муки — в чем его высшая справедливость, — и ничто: ни добрые дела, ни подвиги благочестия — не может изменить этого предначертания. И уже тем более не растленные папские индульгенции. В тот день на меня сошло озарение, что Дух Святой воздействует так, что душа человеческая просвещается и обретает способность видеть в Писании божественную книгу, понимать ее сущность. И поскольку к превращению этому причастен ты, я почитаю тебя человеком исключительного благочестия и навсегда остаюсь твоим другом и покорным слугой,

Иоаннис Кальвинус

Орлеан, 1530».

— Ну как?

Изабелла положила блокнот на стол.

— Серьезный документ, — задумчиво проговорил Уилл.

— Да, мистер Пайпер, серьезный.

— И сколько эта вещица стоит?

— Что за привычка все измерять деньгами! Прежде всего письмо имеет огромнейшую научную ценность. В нем один из основоположников протестантизма признается, что его теория предопределения вдохновлена нашей книгой.

— Похоже, пахнет большими деньгами.

— Миллионами! — воскликнула она.

— Так что ремонт дома вам уже обеспечен. Крыша, электропроводка, канализация, сантехника.

— Пожалуй. — Изабелла посмотрела на него. — Ну а теперь ты, надеюсь, выпьешь?

— Джин мне не годится, — проговорил он, словно оправдываясь. — Нет ли тут поблизости скотча?

После ужина Уилл пил практически без остановки. «С двумя разобрались, два остались», — вибрировало в его пьяной голове. То есть надо открыть еще две дверцы, и можно отправляться домой. А то, что он опять взялся пить, не его вина. Попробуй устоять, если рядом такая красивая девушка.

Они снова сидели в большом зале у камина.

— А как насчет пророков? — спросил Уилл.

— Ну их, этих пророков, — отмахнулась Изабелла. — Я устала. — Она коснулась его колена, и он понял, что вчерашнего не избежать.

— Назови хотя бы каких-нибудь пророков. А то я что-то ни одного не помню.

Она наморщила нос.

— Ну Исаия, Иезекииль, Мухаммед.

— Кто-нибудь из них имеет отношение к вашему дому?

— Не знаю, Уилл. Я измотана. Давай начнем завтра с утра.

— Но мне скоро надо возвращаться домой.

— Начнем рано, я обещаю.

Когда они поднялись наверх, Уилл не стал приглашать Изабеллу в свою комнату. Для этого пришлось мобилизовать всю силу воли. Усевшись в массивное кресло у кровати, он неуклюже отбил Нэнси сообщение: «На дверце № 2 была нарисована ветряная мельница. За ней очередное откровение. Сюжет запутывается. На пути к дверце № 3. Знаешь ли ты каких-нибудь пророков? Целую».

Через двадцать минут, когда он уже спал, к нему под одеяло скользнула Изабелла.

— Извини, — пробормотал он. — Но моя жена…

— Все ясно, — успокоила она. — Спи. И я тоже посплю рядом. Хорошо?

— Да.

Изабелла заснула, плотно прижавшись к нему, и ни на сантиметр не отодвинулась до самого утра.

Утро оказалось очень приятным и не по сезону теплым. После завтрака они решили прогуляться, надеясь, что свежий воздух улучшит работу мысли.

Уилл вернулся к себе за свитером. В этот момент позвонила Нэнси.

— Привет! — воскликнул он. — Рано встала?

— Не спалось. Все перечитывала твой сонет.

— Как дела?

— Прекрасно. Хочу тебе помочь, чтобы поскорее вернулся. Сейчас, как я понимаю, проблема в пророке?

— Да. Как ты считаешь, кого имел в виду старина Уилли? Ты ведь его фанатка.

— Вот об этом я и думаю. Шекспир, разумеется, знал всех библейских пророков — Иоиля, Иезекииля, Исаию, Иеремию. Ну и Муххамеда тоже.

— Она их упоминала.

— Кто?

Он осекся.

— Ну, Изабелла, внучка лорда Кантуэлла.

— Ах, Изабелла…

— Да, молодая девушка, студентка, — торопливо проговорил Уилл. — Но никто из них никаким боком не имеет касательства к этому дому.

— А как насчет Нострадамуса?

— Не знаю.

— Шекспир ни в одной из своих пьес прорицателя не упоминал, но в его времена Нострадамус был очень популярен в Европе. Его пророчества были тогда бестселлерами. Рано утром я посмотрела в Интернете.

— Надо подумать, — произнес Уилл. — А как Нострадамус выглядел?

— Бородатый, в широкой одежде. То ли ряса, то ли мантия.

— Да тут на портретах таких полным-полно, — вздохнул он.

С задней стороны дома сад был запущен больше всего. За забором открывался прекрасный вид на лес и окружающие поля. Когда-то дедушка Изабеллы держал садовника с помощником и сам активно участвовал в уходе за садом, но те времена минули безвозвратно. Теперь сюда иногда приглашали кого-нибудь из ближайшей деревни выкосить траву, этим все и ограничивалось.