Последний Завет

Брэд, когда не спал, записывал фрагменты новых песен в школьной тетрадке, истершейся от долгого пребывания в заднем кармане брюк. Кейт вела машину и, глядя на ленту асфальта, думала о своей тяжелой профессии, о неудобстве принадлежности к двум культурам, о своей эмоциональной пустоте, о незавершенном расследовании, о том, что ее списали в архив.

За два последних дня Брэд открыл, что под слоем приобщения к американскому образу жизни Кейт таит резко выраженный вкус к снежному безмолвию, эскимосским маскам, к песням китов на просторах Тихого океана у острова Ванкувер, к водке «зубровка» у горящего камина. К одиноким, но вовсе не разнузданным удовольствиям. А Кейт поняла, что он был без ума от Татьяны, одержим воспоминаниями о ней, и с каждым днем в его памяти она становится все лучше и прекрасней. В его разговорах неотступно присутствовала красавица медсестра, ею были полны его сны. И сейчас Кейт куда больше знала о покойной и ее амурных похождениях, чем о своем спутнике.

– Ты когда-нибудь собираешься сделать остановку? – потягиваясь, осведомился он.

До сих пор он безропотно покорялся эскимоске.

– Надоело?

– Вовсе нет, но если ты собираешься так ехать до Сан-Диего, придется заняться нашей кобылкой. До сих пор было холодно, и можно было не бояться, что цилиндры обгорят, но с повышением температуры воздуха все может случиться.

Она обогнала грузовичок и продолжала увеличивать скорость, чтобы доказать ему, что их кобылка еще на многое способна.

– У меня в Ванкувере есть друзья, – заметил Брэд. – Мы могли бы остановиться на ночь у них. Мне хочется поспать в постели.

– Уже почти полночь. Мы их разбудим.

– Что ты. В субботу в это время они играют в «Бронко». А потом отправляются пожрать.

– Они что, из твоей группы?

– Да.

– А как же так вышло, что они выступают без тебя?

– Долго рассказывать.

– У нас времени навалом.

– Это все из-за женщины.

– Из-за Татьяны?

– И Линды. Прежде чем стать моей подружкой, она была на подпевках. А потом мы с ней стали петь дуэтом, и она приобрела вес в группе. Ну а потом я встретил Татьяну. И тут такое началось. Линда в ярости сорвалась в Ванкувер. Джон, гитарист, поехал за ней, чтобы уговорить ее вернуться. Ударник Уако последовал за Джоном, потому что он влюблен в него. Чтобы спасти группу «Муктук» от распада, было заключено соглашение. Зимой я сочиняю музыку и тексты песен, а остальные работают здесь вместе с Линдой, которая поет и играет на бас-гитаре. Летом группа перебирается на Аляску, но без нее. На Аляске я заменяю ее. Мы – единственная группа в мире, которая меняет вокалиста в зависимости от времени года и страны. В Штатах голос «Муктука» – это я. В Канаде – Линда.

– Вы с Линдой так и не помирились?

– Нет. Она классная девушка, только жутко ревнивая и злопамятная. И, похоже, ее вполне удовлетворяет совместная жизнь с моими музыкантами-педиками.

– Ты что, собираешься остановиться у своей бывшей невесты, которая терпеть тебя не может?

– Ну, это не только ее дом. Это еще и Джона и Уако.

– Ладно. Едем к ним. Это несколько оживит наше путешествие.

32

«Ниссан» затормозил перед обветшалым домом, стоявшим в заброшенном саду. Свет в немытом окне и музыка свидетельствовали, что в строении этом кто-то еще живет. Кейт услышала какое-то завывание. Брэд узнал Зака де ла Роша, певца группы «Rage Against the Mashine», исполняющего «Bombrack». Они протопали по высокой траве до входа. У мужчины, который открыл им, были волосы до плеч, завитые мелким бесом, подведенные глаза, он был в брюках из искусственной кожи с двумя ремнями в заклепках, в кожаном жилете, надетом прямо на голое тело, и в остроносых высоких сапогах со скошенными каблуками.

– Брэд?! – удивился волосатик.

– Привет, Уако. Это Кейт.

– Очень приятно. Слушай, парень, а чего ты тут делаешь?

– Да мне позарез кое-что нужно.

– Что? Вдохновение?

– Нет. Подушка. Мне нужна пуховая подушка под голову на ночь.

– Заходите. Мы тут как одна семья. Только что пожрали, но кое-что осталось.

Стол в гостиной был заставлен коробками от пиццы и пивными бутылками. На диване в расслабленных позах расположились блондинка с прядями красного цвета, размалеванная, как краденая тачка, и длинный тип с обнаженным тощим торсом, весь увешанный брелоками. Линда и Джон расслаблялись. Уако совершил обряд представления, после чего Джон встал и пылко заключил друга в объятия, долго сжимая его длинными, словно щупальца, руками. Линда продолжала сидеть, приникнув к горлышку «Будвайзера».

– Чему мы обязаны этим нежданным визитом? – осведомилась она.

Ее хриплый прокуренный голос заставил Кейт подумать, что она, наверно, работает на сцене под Марианну Фэйтфул.

– Да мимо проезжал.

– У Татьяны все нормально?

– Татьяна мертва.

Известие произвело впечатление и создало какую-то напряженность у троицы музыкантов. Линда резко выпрямилась, облив подбородок пивом. Брэд стал рассказывать про обстоятельства кончины Татьяны, а Джон, исполненный сочувствия, свернул ему самокрутку с изрядной порцией гашиша.

После выражения соболезнования и нескольких косячков Уако, пошатываясь, встал, держа в одной руке пиво, а в другой дымящуюся самокрутку, приготовленную для настроения, и произнес, раза два рыгнув:

– За нашу… э-эу… группу… Возрожденную!

– Ты что-то чересчур торопишься, – заметила Линда.

– Слушай, Брэд! Бросай ты своих белых медведей! Мы опять на-ачнем здесь, ка-ак раньше, будем играть наши вещи, а вы вдвоем будете петь!

Линда встала и пошла за кайфом. Возвратясь, она бросила три коричневых брусочка в лужу кетчупа и, усевшись на диван, попросила Уако умерить свою радость и свернуть ей косячок.

– Да сама сверни! К тому же ты испортила товар! – накинулся он на нее, пытаясь спасти наркотик.

– Да у меня голова чего-то не работает. Наверно, я перепила. Я все напортачу. Слушай, ну сделай ты мне.

– Ладно, ладно.

Джон сменил диск, выбрав композицию в неопределенном стиле. Извлек из пепельницы анчоус и как ни в чем не бывало съел.

– Слушай, Брэд, есть темка, которую ты не осветил, – пробормотал он, почесывая голову. – Девушка, которая с тобой приехала, кто она такая?

– Это Кейт, – объяснил Уако, прикуривая самокрутку с гашишем.

– Спасибо, это мы знаем, – бросила Линда.

– Брэд спас мне жизнь, – сообщила Кейт, которая до сих пор произнесла лишь «здравствуйте» да несколько раз «нет, спасибо», отказываясь от всех веществ, которые ей предлагали.

– Ах, вот оно что, – протянула Линда. – А вот мою он погубил.

– Заткнись, Линда, – буркнул Джон.

– Мы вместе путешествуем. Расходы пополам, – объяснил Брэд.

– Вы трахаетесь?

– Нет, – поспешно открестился Брэд.

Джон в очередной раз предложил Линде помолчать, а Джон сунул ей в рот свой охнарик.

– Ну что ж, парни, попытаемся воспользоваться тем, что мы опять вместе и слегка под кайфом, и оттянемся. Ты увидишь, Брэд, мы заставим тебя забыть про твой траур. Сперва как следует пожрем, а потом достанем инструменты для семейной вечеринки, Кейт, поешь, доставь мне удовольствие. Осталась еще пицца с острым перцем.

– У меня от нее в желудке печет, – сообщил Уако, мощно пернув.

– А в заднице не печет? – с насмешкой поинтересовалась Линда.

– Да нет… Кстати, ты знаешь, что мне не нравятся эти шутки?

– Да заткнитесь вы оба! – рявкнул Джон.

Брэд и Кейт взяли по куску теплой пиццы.

– Ты ее любишь? – спросила Линда у Брэда.

– Кого?

– Эскимоску.

– Слушай, Линда, ты мне надоела. Я только что потерял Татьяну, женщину моей дерьмовой жизни. Так что у меня и в мыслях нет заводить шашни с эскимоской.

– Ты тоже из лабухов? – спросил Уако у Кейт, вылив при этом на нее с полбутылки «Будвайзера».

– Нет, сольфеджио отвратило меня от занятий музыкой.

– И что?

– К сожалению, я не умею играть ни на одном инструменте.