Зеркало Медузы

— Замри на месте, — сказал Эрнст. — Я не буду убивать тебя.

Парень повернул к нему голову. Его лицо исказилось от страха.

— Отойди от двери, — миролюбиво посоветовал Эшер.

Но пальцы юноши наконец справились с замком. Он распахнул дверь, и в этот момент Эрнст выстрелил в него. Пуля попала в плечо. Похоже, парень даже не заметил этого. Эшер метнулся вперед, схватил его за рукав и втянул обратно в коридор.

— Нет-нет, не стреляй! — закричал молодой человек. — Не убивай меня! Мамой клянусь, никому не скажу!

Он сложил руки в мольбе и упал на колени. Но Эшер знал, что, начиная такие дела, нужно идти до конца. Он приставил ствол ко лбу юноши и нажал на курок. Безжизненное тело упало на пол, как мешок картошки. Янтцен выбежал в коридор. Да, с усмешкой подумал Эшер, Юлиусу тут и за день не убраться.

Сунув пистолет за пояс, он отошел от трупа. Господи, какое мочилово! Стоило ли сообщать об этом боссу? Чертов отставной посол. Но Эрнст и так уже имел репутацию вспыльчивого человека. А кто во всем виноват? Шиллингер. Разве не он послал его в Италию с тайной миссией, которая входила в противоречие с планами более крупных игроков? Лужа крови расширилась, и он отступил еще на шаг назад. Если его подозрения были верны, он оказался между двух огней. А такие ситуации ему никогда не нравились. Или он слишком мнителен? Налетчики могли позариться на наркоту. Неужели произошла досадная ошибка? Судя по клиентуре Юлиуса, в это можно было легко поверить.

Теперь он сожалел, что поторопился. Если бы он оставил этого турка живым, то мог бы задать ему несколько вопросов. В следующий раз, подумал Эрнст, нужно будет вести себя мягче и терпеливее.

— Юлиус.

Он дернул за рукав стонавшего доктора. Тот стоял у стены, согнувшись, словно в приступе рвоты.

— Что? — ответил Янтцен, отведя взгляд от лужи крови на полу.

— Ты когда-нибудь перестанешь скулить?

Юлиус судорожно сглотнул и тихо прохрипел:

— Что… черт возьми… нам теперь делать?

— Ну, я начал бы с тряпки, швабры и ведра, — ответил Эшер, отвлекаясь от тяжких размышлений. — У тебя они имеются?

Глава 13

Глядя на пятно солнечного света на стене тюремной камеры, Челлини понял, что наступило время ужина. Пищу здесь раздавали раз в день. Он сидел в углу, лениво наблюдая за двумя тарантулами, которые спаривались на соломе, торчавшей из его матраца. Он уже привык к ним, как к другим паразитам и крысам, населявшим его крохотную камеру. После нескольких месяцев тюремного заключения он начал бы скучать, если б они куда-нибудь исчезли.

Снаружи послышались шаркающие шаги и бряцание ключей. Деревянная дверь со скрипом открылась. Вооруженный саблей охранник остался стоять в коридоре, а старый тюремщик, одетый почти в такие же дырявые лохмотья, какие теперь носил Челлини, поместил на порог оловянную миску, наполненную холодной кашей.

— Кушай на здоровье, — сказал он, задержавшись на миг, чтобы полюбоваться картиной, которую Челлини нарисовал на стене углем и мелом.

Она изображала вознесение Христа, окруженного множеством ангелов. Пока старик с восторгом смотрел на картину, Челлини с опаской поглядывал на петли двери. Он вытащил оттуда несколько гвоздей и заменил их шляпки точными копиями, сделанными из воска и ржавчины. Он замышлял побег с того самого дня, как его поместили сюда. Когда римский папа велел заточить его в замок Сант-Анджело, Бенвенуто заявил, что ни одна тюрьма не удержит сокола в неволе. И вскоре он надеялся доказать правоту своих слов.

— Сегодня праздник, — произнес тюремщик, доставая из кармана ломоть свежего хлеба. — Герцог Кастро велел мне добавить это к твоей ежедневной еде.

— Передай ему, этому герцогу Луиджи, что настанет время, когда я лично отблагодарю его за все содеянное им.

— Эх, Бенвенуто, — покачав головой, ответил тюремщик. — Зачем ты усложняешь положение? Человек с твоими талантами мог бы получать большие деньги.

Он еще раз взглянул на картину.

— Покайся герцогу в своих прегрешениях, попроси прощения у папы, и ты снова будешь свободным человеком.

— Я не могу признаваться в делах, которые не совершал. Я не могу отдать ему золото и драгоценности, которых никогда не брал.

Тюремщик простодушно пожал плечами.

— Все это слишком сложно для моего понимания.

Он повернулся и, прихрамывая, вышел в коридор. Дверь со стуком закрылась. Переделанные петли выдержали, и Челлини почувствовал гордость за свою работу. Он торопливо бросился к еде, макая куски хлеба в холодную жижу и засовывая их в рот дрожащими пальцами. Крыса в углу жадно наблюдала за его трапезой. Зачерпывая оловянной ложкой оставшуюся кашу, Бенвенуто вдруг почувствовал, как на его зубах что-то хрустнуло. Он перестал жевать. Взглянув на дно миски, Челлини увидел крохотный осколок полупрозрачного камня, ярко блеснувший в лучах солнца. И тогда он понял, что произошло, и сердце его замерло от горя.

Такой метод убийства был распространен среди принцев и знати. В его пищу подсыпали осколки размельченного алмаза. В отличие от других камней, осколки алмаза сохраняли острые края. Вместо того, чтобы безболезненно выходить вместе с испражнениями, эти крохотные осколки — независимо от их размера — царапали кишки и пронзали внутренности насквозь. В результате человек не только умирал в медленной агонии, но и страдал от множества попутных недугов — недержания, кровоизлияний и так далее. Без сомнения, герцог, задумавший его убийство, был уверен, что ему не придется отвечать за этот грех перед своим отцом.

Челлини опустился на колени и прикоснулся лбом к сырому полу. Его губы шептали псалом «Помилуй меня, Боже». Пройдет еще немного времени — возможно, несколько часов или пару дней — и он начнет ощущать последствия. А что потом? Ужас при этой мысли заставил его вскочить на ноги. Что случится с человеком, который создал зеркало «Медузы» и заглянул в его магические глубины? Он не мог умереть. И, конечно, он не умрет. Но неужели это означало вечные страдания?

Челлини погрузился в мрачные раздумья. А не его ли исследования магии привели к такому концу? Разве доктор Строцци не предупреждал его? И разве он прислушался к советам некроманта? Камыш болотный ситник был невинным баловством. Бенвенуто сделал венок из длинных листьев, прицепившихся к его одежде во время бегства от горгон. Сначала он собрал листья в пучки, и это оказалось нелегкой задачей. Они то появлялись перед ним, то исчезали. Затем он сплел изделие и опустил его в расплавленное серебро. Предмет походил на лавровый венок великого Данте. Но если его надевали на голову, он делал своего обладателя невидимым.

По стандартам ювелирного ремесла изготовление венка было достаточно простым делом. С зеркалом все вышло иначе. Задумав его, он настолько погрузился в процесс творения, что едва не сошел с ума от множества теснившихся в воображении вариантов. Пришлось жестко ограничить себя и сосредоточить все свои способности на воссоздании чудовищного облика убитой горгоны. Челлини проводил в своей студии несчетные часы, пока длинными ночами в лампе не сгорало все масло. Сначала он чертил наброски, затем отливал переднюю часть зеркала. Поскольку создание зеркал не входило в перечень его умений, он неделями обучался у мастера-стеклодува. Тот научил его делать выпуклые и искривленные зеркала.

Приобретя необходимое мастерство, Челлини сделал первое зеркало. Он подарил его Элеоноре Толедской, о чем позже правдиво рассказал папе Павлу. (Ему постоянно приходилось задабривать ее, дабы снискать благосклонность.) Чтобы добавить некий блеск к черни этого изделия, он поместил в глаза горгоны два рубина. И затем, убедившись, что может закончить свою тайную работу, Челлини отлил второе зеркало. Он делал его для себя, для достижения мечты своей жизни. Оно могло наградить его даром богов — даром вечной жизни.

Он сверялся с книгами Строцци и размышлял над гримуарами, привезенными из Франции, Англии, Португалии и Испании. Затем с величайшей осторожностью он открыл флакон, в котором хранилась светло-зеленая вода из адского пруда. Воды вечности, набравшись в его сапоги, попали вместе с ним в реальный мир людей.