Улыбка Афродиты

Получалось, что если все это правда, то отец собирался продать нечто такое, за что его запросто могли убить.

По пути в город мы обсудили, что скажем Феонасу. Даже теперь, когда Ирэн высказала свои подозрения, она все равно не желала соглашаться с тем, что могла оказаться права.

– Никогда не поверю, что Джонни был способен на такое, – говорила она, но ее голос звучал так, словно она пыталась убедить больше себя, чем меня.

– Давай послушаем, что скажет Феонас.

Полицейский участок в Вафи размещался в приземистом одноэтажном здании, отгороженном от дороги высокой стеной и воротами из кованого железа, которые, судя по тому, как они заросли кустарником, были постоянно открыты. Пройдя внутрь, Ирэн обратилась к дежурному полицейскому, который и вызвал Феонаса. Мирос тепло поздоровался с Ирэн и провел нас в свой кабинет, находившийся в конце коридора.

Я рассказал Миросу все о ночном происшествии и напомнил о коллекционере-французе, о котором Ирэн говорила ему в прошлом году. Он взглянул на нее, и я сразу понял, что он догадался, почему ее так волнует смерть моего отца.

– Полагаете, что ваш отец был замешан в контрабанде древностей, мистер Фрэнч? – спросил он.

– По тому, что рассказала Ирэн, это не исключено.

– А нападение на вас прошлой ночью тоже связано с деятельностью вашего отца?

– Ничего не пропало. По-моему, этот человек что-то искал.

– А что, по-вашему, он мог искать?

Я уловил в вопросах Феонаса легкую нотку иронии, хотя и не понял, чем она вызвана.

– Понятия не имею, – ответил я. – Но, когда мы ехали сюда, мне кое-что пришло в голову. Вы знаете, что каждое лето отец проводил немало времени в поисках затонувшей «Антуанетты»?

– Разумеется.

– Ход поисков он подробно записывал в журналы. Каждый год он заводил новый. Несколько дней назад, будучи на «Ласточке», я просматривал эти журналы. Прошлой ночью я обнаружил, что один из журналов открыт – он лежал на столе с картами, хотя я отлично помню, что убирал все журналы на место – на полку над столом.

Феонас выглядел озадаченным; у Ирэн тоже был недоуменный вид.

– Похоже, что напавший на меня человек читал этот журнал, – объяснил я. – Он был открыт на последней записи, сделанной в прошлом году. Отец написал, что ничего не нашел. Но в баре, перед тем как у него случился инфаркт, он говорил совсем другое.

– Джонни как-то сказал, что нашел Панагию, – заметила Ирэн. – Ты это имеешь в виду?

– Да. А если он нашел Панагию, значит, он обнаружил «Антуанетту».

– В тот вечер ваш отец много выпил, мистер Фрэнч. И он уже не в первый раз говорил о возвращении Панагии. В течение года он много раз заявлял, что очень близок к обнаружению «Антуанетты». И если это правда, почему он не сделал соответствующую запись в своем журнале? – спросил Феонас.

– Может, и сделал. А если предположить, что существует еще один журнал? Самый последний журнал на «Ласточке» относится к прошлому году.

– И вы считаете, что человек, которого вы спугнули, искал именно этот журнал?

– Он что-то искал. Я знаю, что Панагия не представляет художественной ценности, но известно, что во время войны немцы занимались вывозом ценностей и предметов искусства из оккупированных стран. Разве не таким путем находки Дракулиса оказались в Швейцарии? Поэтому резонно предположить, что на борту «Антуанетты» может оказаться и что-то более ценное.

Обдумывая мои слова, Феонас без всяких эмоций смотрел на меня, а потом сказал:

– Нет никаких доказательств, способных поддержать эту теорию, мистер Фрэнч. Это всего-навсего предположение.

Я обратился к Ирэн:

– Отец говорил тебе об «Антуанетте», когда ты в первый раз пришла к нему в больницу?

Она задумалась, потом решительно покачала головой:

– Нет. Точно нет.

– Хорошо. Предположим. Но как тогда быть с туристом, которого убили? – спросил я Феонаса. – Почему отец хранил вырезку, которую я нашел?

– Убийство – неслыханное происшествие на Итаке. Вероятно, вашего отца заинтересовал сам этот факт.

– А может, он просто был знаком с убитым? Вы же сами говорили, что, по словам водителя такси, тот разговаривал с иностранным акцентом. Разве он не мог оказаться таким же коллекционером, как тот француз, что приезжал сюда в прошлом году?

– Опять-таки, мистер Фрэнч, это всего лишь предположение.

До меня наконец дошло, что любые мои слова не убедят Феонаса.

– Вы просто не хотите отнестись к этому делу серьезно!

– Наоборот, уверяю вас, я очень серьезно рассматриваю это дело, – твердо возразил он.

– Мирос говорит правду, Роберт. У нас нет доказательств, только предположения, – сказала Ирэн.

– Вы хотите, чтобы был револьвер, из которого еще поднимается струйка дыма. На мой взгляд, оснований, чтобы начать расследование, достаточно. Хотя, полагаю, в этом расследовании не все заинтересованы! Капитан полиции крутит роман с женой убитого контрабандиста, сбывавшего национальные реликвии.

Я вдруг почувствовал, что зарвался. Ошеломленная Ирэн не произнесла ни слова. Феонас окинул меня холодным взглядом:

– Нет абсолютно никаких улик, указывающих на то, что смерть вашего отца не является несчастным случаем, – повторил он. – А также что он собирался вывезти какие-то реликвии контрабандным путем. Я действительно никогда не верил, что он способен на такое, и уже сказал об этом Ирэн, когда она приходила ко мне в прошлом году.

По выражению ее лица я понял, что он сказал правду. Феонас встал из-за стола.

– Конечно, я не отрицаю, что отношения с Ирэн ставят меня в затруднительное положение по отношению к вашему отцу. Однако я всегда очень уважал его. Именно по этой причине, более чем по каким-либо другим, я нахожу почти невозможным принять вашу версию. – Он посмотрел на меня уничтожающим взглядом. – В отличие от вас я не могу обвинять человека, который уже не имеет возможности защитить себя.

– Что вы, черт побери, хотите этим сказать?

– Ни для кого не секрет, что вы не ладили со своим отцом. Ваша версия основывается на предположении, что он занимался незаконной деятельностью. Вероятно, вы хотите видеть преступление там, где его в действительности не было.

– Вы это что, серьезно? – возмутился я. – Вы считаете, что я все это затеял только из-за обиды на отца?

Феонас промолчал, что само по себе было весьма красноречивым ответом.

– А как же тогда Ирэн? – сказал я, поворачиваясь к ней. – Ты всегда подозревала нечто подобное.

Ирэн нерешительно смотрела на нас обоих, не желая вставать на чью-либо сторону. Мне пришло в голову, что ее подозрения всегда боролись с желанием верить в порядочность моего отца.

Феонас встал и открыл дверь, показывая, что разговор окончен. Я раздосадованно вскочил, а Ирэн, справившись со своими сомнениями, попросила меня подождать снаружи. Я вышел во двор, а когда она несколько минут спустя присоединилась ко мне, ее лицо выглядело встревоженным.

– Не надо было обвинять Мироса, – сказала она. – Он хороший человек.

– Хорошие люди тоже могут ошибаться, как и все остальные, – подчеркнул я.

– Пожалуй, ты прав, – согласилась она, посмотрев на меня так, словно намекала, что мне самому следует прислушаться к собственным словам.

Когда мы вернулись домой, я сказал Ирэн, что собираюсь с Алекс навестить Алкимоса Каунидиса. Мне пришла мысль, что если смерть отца как-то связана с «Антуанеттой», то Каунидис – именно тот человек, с которым стоит поговорить. Тем более что теперь явно не имело смысла ждать каких-либо позитивных действий со стороны Феонаса.

Ирэн нарисовала мне, как найти дом Каунидиса, и я поехал за Алекс. По дороге я рассказал ей о последних событиях.

– Что вы намерены делать? – спросила она, когда я закончил свой рассказ.

– Поговорить с Каунидисом. Возможно, он знает, вывозилось ли на «Антуанетте» нечто столь ценное, за что могли бы убить и в наше время. А что потом – не знаю. Наверное, попытаюсь найти пропавший журнал.