Двойная ложь

Я вытащил сотовый и набрал номер.

Этан Грини смотрел на меня, точно на существо о трех головах:

— Вы хоть понимаете, о чем просите?

Мы сидели с ним в баре неподалеку от Рокфеллеровского центра. К своей кока-коле я так и не прикоснулся.

— Да, — ответил я. — Об услуге.

— Нет. Вы просите меня нарушить закон.

— Ну, самое большее — немного обойти.

— С каких это пор вы стали таким знатоком права?

— С тех пор, как помог вам выиграть дело.

Этан приложился к своему бокалу с пивом.

— Допустим на секунду, что я проведу вас в ее квартиру, что вы там будете делать?

— Просто огляжусь. У меня такое чувство, что там еще можно найти кое-что.

— А что, если вы ошибаетесь? Если там и искать-то нечего?

— Если я узнаю именно это, что ж, хорошо, — ответил я. — Мне не дает покоя само отсутствие знания.

Этан допил пиво и с силой хлопнул ладонью по стойке бара.

— Ладно, — сказал он. — Однако ключа вы от меня не получите. То есть вы его получите, но я к нему прикасаться не стану.

Я рассыпался в благодарностях, спросил, когда можно ожидать ключа.

— Завтра, и на два дня самое большее.

На следующее утро, сразу после девяти, кто-то громко постучал в мою дверь. Открыв ее, я увидел посыльного-велосипедиста с множеством косичек на голове. Он спросил меня, я ли доктор Ремлер.

Да, это я.

Посыльный вручил мне маленький желтый конверт и удалился.

Такси высадило меня на Восемнадцатой улице, между Девятой и Десятой авеню. Я отпер стеклянную дверь дома, в котором жила Хейли, и вошел в него с таким видом, будто сам здесь живу лет десять. И, оглядевшись в фойе, порадовался, что это не так. На крысиную нору дом не походил, но запущен был неимоверно. Все вокруг казалось серым. Единственные цветовые пятна создавались высыпавшимися из почтового ящика рекламными листками китайского ресторана.

Я направился к лестнице и, поднявшись на третий этаж, увидел паутину из желтой ленты. Я поспешил вытащить из кармана резиновые перчатки. Все же осторожность не помешает.

Обходя полоски желтой ленты, я подобрался к двери Хейли, вставил в замочную скважину ключ. Один его поворот, и я в квартире. Маленькой, похожей на студию.

Я постоял посреди комнаты. Кровать, книжный шкаф, комод, диван, кухонька. Разбросанные повсюду журналы, одежда, книги. Я заглянул в стенной шкаф. Чемоданы и обувные коробки, тесно висящая на плечиках одежда. На полу — вентилятор, увлажнитель воздуха и переполненная плетеная корзина. Я отступил на шаг, повернулся к шкафу спиной и задумался: правду ли я сказал? Могу ли уйти отсюда и чувствовать себя удовлетворенным? Просто уйти, ни разу не оглянувшись? К моему удивлению, мое сознание выдало ответ положительный.

Может быть, его породило то же, что привело меня сюда, — годы работы психотерапевтом. Годы, за которые я узнал суровую правду: то, что ты способен сделать, чтобы помочь кому-то, включая и себя самого, имеет свои пределы.

Я встал, тяжело вздохнул и направился к двери. Я собирался уйти из квартиры. Но — просто на всякий случай — оглянулся назад.

И в самом скором времени уже летел в самолете.

Зажегся знак «пристегните ремни», пилот объявил о посадке. Температура в Атланте, сказал он, сорок градусов по Цельсию.

Еще направляясь в аэропорт, я позвонил по сотовому, представился сотрудником службы телемаркетинга. Спросил, действительно ли я разговариваю с Эвелин Старк. Она подтвердила это. Затем сказала, что ничего у меня покупать не собирается, и повесила трубку.

Но я уже получил то, что мне требовалось, — подтверждение. Это была она — Эвелин Старк. Родная мать Хейли.

Хейли действительно удочерили, как она мне и сказала. Глаза мне открыла почтовая открытка. С изображением цветов и словами: «Моей дочери». Открытка лежала в желтом конверте, уголок которого торчал из-под стоявшей на комоде шкатулки с украшениями. С расстояния в несколько метров он был едва виден. А когда я обернулся, стоя у двери, конверт просто ударил мне в глаза, точно неоновый свет.

Текст на открытке был коротким:

И я тут же вспомнил разговор с Хейли о ее матери, о том, сколько пользы может принести встреча с ней. Опять-таки реальный совет в реальной ситуации, погруженной в сплошную ложь.

Однако больше всего меня поразил содержавшийся в этом парадокс. Радость воссоединения с матерью и холодное, жестокое убийство Конрада Берча. Не говоря уж о том, что вину за него Хейли свалила на меня. И потом, эта последняя фраза на открытке: «О том, что ты мне рассказала, я никому не скажу». Неужели Хейли действительно рассказала матери о том, что сделала? Это казалось мне маловероятным.

Нужное направление указала мне наклейка в верхнем левом углу конверта — адрес отправителя:

Три с половиной часа спустя я, покинув самолет компании «Дельта», взял напрокат машину в аэропорту Атланты. Полученная мной бесплатно дорожная карта привела меня в Гриффин. Служащий автомобильной заправки объяснил, как добраться до нужного дома, оказавшегося крошечным ранчо.

Она открыла мне дверь.

— Миссис Старк, я доктор Дэвид Ремлер.

Достаточно было всего лишь взглянуть на женщину, стоявшую передо мной в рваном, выцветшем синем халате, чтобы понять: у человека с таким жестким взглядом уже не осталось в душе никакого страха. Мне предстояло сказать ей, что Хейли мертва.

— Я приехал сюда из-за вашей дочери, — сказал я.

— Моей дочери?

Ее холодный взгляд говорил: я узнал нечто такое, чего мне знать не следует.

— Да, мэм, — сказал я. — Я психотерапевт.

— Хейли ничего мне о психотерапевте не говорила. Она у вас лечится?

Настоящее время. Она не знала о смерти дочери.

— Миссис Старк, боюсь, я принес вам страшную новость.

Пока я рассказывал ей все, она не сводила с меня холодного взгляда. А после спросила, когда это случилось и где.

— На прошлой неделе, на Манхэттене, — ответил я.

Она молча кивнула. Я выразил свои соболезнования, и она кивнула снова.

— Я приготовлю кофе, — вдруг сказала она.

Однако, успев сделать всего один шаг, миссис Старк начала оседать на пол. Я успел подхватить ее, и она уцепилась за меня, точно за борт спасательной шлюпки. Из ее глаз хлынули слезы, она глухо заплакала, прижавшись лицом к моей груди.

— Пойдемте, сядем, — сказал я и практически оттащил ее к дивану, который стоял в обитой деревянными панелями комнате.

Спустя несколько минут Эвелин Старк начала приходить в себя. Я понимал, что она примется расспрашивать меня о том, как умерла ее дочь. Придется отредактировать мой рассказ.

Я решил постараться вести разговор скорее о жизни Хейли, чем о ее смерти. Побуждения мои не были полностью альтруистическими. Мне нужно было получить ответы на свои собственные вопросы.

— Так, значит, вы все-таки встретились с Хейли? — сказал я.

— Только в прошлом году, — ответила Эвелин.

Она заговорила о том, что всегда помнила о дочери. Хотела увидеться с ней, но понимала: если встреча и состоится, то лишь по инициативе Хейли. И вдруг, сказала Эвелин…

— Прошлой осенью Хейли позвонила мне. А через несколько недель приехала сюда. Мне выпало в жизни не много счастливых дней, но это был один из них.

— Она рассказывала о своем романе с женатым мужчиной?

— Нет.

— Как по-вашему, она не была чем-то рассержена?

— Да, в общем, нет.

Я не терял надежды.

— Миссис Старк, о чем вы разговаривали с дочерью?

— О многом, нам столько всего нужно было наверстать. Похоже, она выросла в хорошей семье. Училась в университете, работала моделью, Хейли рассказывала мне об этом. Она была такая красивая. — Эвелин примолкла. — Хотите, я покажу вам ее фотографию?