Ужас в Белом Доме

Монтрофорт улыбнулся — впервые за сегодняшний день, помахал в воздухе сомкнутыми ладонями, изображая улетающую в дальние края птицу.

— Самая надежная ловушка — та, которую ставишь на пути человека, пытающегося избежать ее, — заметил Дилкс.

— Все твоя восточная мудрость? — Монтрофорт глянул на него с неодобрением.

— Тебе бы, Сильвестр, тоже не вредно ознакомиться с ней. В библиотеках ты, конечно, этого не отыщешь, — но если знать, где смотреть, можно найти такие книги, в которых о нашем деле сказано все — абсолютно все, что нужно о нем знать, Сильвестр.

— Я, милый мой, верю в технологию. В нее и ни во что больше, — ответил Монтрофорт.

Настроение его улучшилось, он даже поднял кресло на шесть дюймов над полом — и теперь победоносно поглядывал на Дилкса сверху вниз.

— А я, — заявил Дилкс, — верю в Синанджу.

— Что это еще за Синанджу?

— Древний орден наемных убийц. Создатели боевых искусств Востока. Победители невидимых битв. На протяжении тысячелетий они успели послужить всем государствам мира. Существует древняя поговорка: «Если Дом Синанджу в бездействии — значит, остановился мир. Но если Дом снова в пути — мир опять начал вертеться».

— Они вроде корейцы, да? — спросил Монтрофорт.

Он слегка улыбнулся, глядя, как неуловимый, неподражаемый, непогрешимый Дилкс продолжает с задумчивым выражением вертеть в пальцах пластиковую фишку.

— Корейцы, да — то есть были ими. Говорят, что последний Мастер Синанджу сейчас где-то доживает свой век. Древний старик — наверняка давно отошел от дел, если еще не умер. Никто ничего не слышал о нем. Что это с тобой, Силли? У тебя такой вид, будто ты жабу съел.

— Никто ничего не слышал о нем — это, конечно, верно, — ухмыльнулся Сильвестр. — То есть было верным — до сегодняшнего дня. А точней сказать, до вчерашнего. Зовут этого Мастера Чиун, лет ему эдак за восемьдесят, и вчера он сидел тут на том самом стуле, на котором сейчас восседаешь ты.

Пластиковый кругляш упал с легким стуком на пол. Дилкс так резво вскочил на ноги, будто стул под ним оказался подсоединенным к генератору электростанции в Смоук-Райз.

— Он был здесь!?

— На этом самом месте.

— А что он здесь делал? О чем он с тобой говорил?

— Он сказал, что Америка — упадочная страна, поскольку здесь не питают должного почтения к ассасинам. И что в Америке упадочное телевидение, поскольку не способно более к настоящему искусству. И упадочное население — и белые, и черные, и большинство желтых, ибо они представители неполноценных рас. И что он искренне сожалеет о том, что не смог познакомиться со мной в годы моей молодости — с его помощью я не стал бы таким, какой я сейчас, но теперь уже слишком поздно. Вот так мы и побеседовали.

— Но зачем он приходил к тебе Силли?

— Да все очень просто. Он нанялся охранять президента Соединенных Штатов — от своих собратьев или их коллег.

Монтрофорт довольно осклабился. Губы Дилкса были плотно сжаты.

— Я тебе и еще одну вещь скажу, Дилки. Он был одним из тех двоих, кого вчера нужно было ухлопать Пруэлу.

— Ты пытался убить Мастера Синанджу? — тихим голосом спросил Дилкс.

— Ага. И еще раз попробую.

— Теперь понятно, почему твоему Пруэлу так не повезло, — Дилкс нервно оглянулся назад, словно опасаясь чего-то. — Сильвестр, мы с тобой партнеры уже не первый год, так?

— Так. И что дальше?

— Так вот, партнерство наше подошло к концу, — Дилкс выпрямился. — Можешь вычеркнуть меня из своего списка.

— Чего? Из-за этого восьмидесятилетнего корейца?

— Я могу быть самым лучшим убийцей в западном полушарии...

— Ты и есть, — кивнул Монтрофорт.

— ...Но в сравнении с этим восьмидесятилетним Мастером я просто сапожник, Силли.

— Да он же дряхлый старик, — возразил Монтрофорт. Его искренне позабавил подобный поворот дела. Приятно было видеть, как этот непроницаемый чистоплюй Дилкс вдруг впал в панику. На его загорелом лбу даже выступили капельки пота. — Старость — не радость, — добавил он.

— Тем не менее, я все же хочу дожить до нее. И возвращаюсь в Африку.

— Да? И когда же?

— Немедленно. Можешь играть дальше в свои игрушки — один. Желаю удачи, Силли.

Не дожидаясь ответа, Дилкс ступил на плитку пола, отпиравшую дверь, створки раздвинулись и едва успели сомкнуться за его спиной, как о них грохотом разлетелась чернильница, пущенная вдогонку обезумевшим от ярости Монтрофортом.

— Трус! Баба! Кисейная барышня! — Монтрофорт орал, что есть мочи, зная, что даже у самого лифта Дилкс услышит его. — Трус! Вонючка! Мозгляк! Желтобрюхий засранец!

В кабинете воцарилась тишина. На губах мистера Монтрофорта играла блаженная улыбка.

Глава тринадцатая

— Вон, видал?

Римо указал на стальные конструкции купола, вздымавшиеся над их головами. Они с Чиуном стояли в здании Капитолия, неподалеку от главного входа.

— Это тот самый дом, где живет Конституция? — спросил Чиун.

— Не знаю. Наверное.

— Я хочу посмотреть на нее.

— Это еще зачем?

— Пожалуйста, не спорь со мной, Римо, — Чиун поморщился. — Столько лет я слышал, что мы нарушаем Конституцию, чтобы все остальные могли ее соблюдать. Теперь я хочу сам увидеть эту Конституцию, чтобы понять, стоит ли то, что мы для нее делаем потраченных нами усилий.

— Именно она, к твоему сведению, посылает в твою деревню золото, папочка.

— Моя честь и уверенность в себе дороже всякого золота, Римо. Ты этого никогда не поймешь — потому что ты и американец, и белый одновременно. Но люди, призванные беречь свою честь, до сих пор есть в мире. Я, Римо, один их них. И мы ценим ее дороже любого богатства.

— Это с каких же пор? — прищурился Римо. — За хорошую плату ты стал бы работать даже в китайской прачечной!

Взгляд его проник за спину Чиуна и остановился на группе мужчин, стоявшей в углу окружавшего его огромного зала.

— Нет, — твердо сказал Чиун. — Там — ни за что на свете. А для чего ты смотришь на этих разжиревших пожирателей мяса и вина?

— По-моему, — ответил Римо, — я их узнал. Смотри, Чиун, это политики. Может быть, даже члены Конгресса.

— Тогда я буду с ними говорить.

Чиун двинулся по направлению к группе.

Первым заметил стремительно приближавшегося к ним маленького желтолицего человечка спикер палаты представителей.

— Минуту, господа, — извинился он и, улыбаясь, повернулся к Чиуну, который подошел к нему с каменным лицом, словно учитель, встречающийся под конец семестра с родителям второгодников.

— Вы — член Конгресса?

— Точно так, сэр. Чем могу помочь вам?

— Еще недавно я пылал по отношению к вам праведным гневом — ибо для того, чтобы показывать по телевизору ваши толстые физиономии, отменили мои чудесные, дневные драмы. Но теперь это благородное искусство пришло в упадок — и мне все равно, показывают их или нет. Где Конституция?

— Конституция?

— Да, да. Не притворяйтесь. Это документ, для защиты которого я работаю столько лет — чтобы вы все были счастливы, словно несмышленые дети; мне же достается лишь упорный, каторжный труд. Так где Конституция?

Спикер палаты представителей пожал плечами.

— Будь я проклят, если я знаю... Нейл! Том! Вы не в курсе случайно, где находится Конституция?

— Думаю, в библиотеке Конгресса, — растеряно откликнулся Нейл, седеющий мужчина с длинным лошадиным лицом, покрытым нездоровыми красноватыми пятнами.

— Или в национальном архиве, — предположил один из его коллег, к которому спикер обращался как к Тому.

У этого физиономия была простая, открытая — так и хотелось довериться ему, как родному. Крупные, рельефные черты словно вырезали из большой, сочной, спелой картофелины.

— Вы работаете здесь, джентльмены? — сумрачным тоном спросил Чиун.

— Да, сэр, мы члены Конгресса... Очень рад познакомиться.

Нейл смущенно протянул руку.

Чиун не обратил на нее ни малейшего внимания.