Благородный топор. Петербургская мистерия

— Потому что Ратазяев не вернулся. Из той поездки. Уж где б его ни носило, но возвратиться-то он был должен! Он мне клятвенно это обещал, а прошло уже без малого три дня. Тем не менее ни его самого, ни хоть какой-то весточки за все это время. Это на него не похоже. Размолвки у нас случались, не отрицаю, но так он меня никогда не наказывал. И слезы у нас бывали, и упреки. Но все кончалось полюбовно. Я прощал его, а он меня.

— Вы мне можете описать этот чемодан? — спросил Порфирий Петрович, подождав, пока князь совладает с собой.

— Чемодан? Коричневый. — Князь промокнул щеки большущим носовым платком. — Кожаный коричневый чемодан.

— Но откуда вы уверены, что это был именно чемодан Ратазяева? Мало ли у кого из пассажиров коричневые чемоданы.

— Тот был именно той формы и размера, к тому ж на нем еще и царапина приметная есть.

Князь Быков машинально проводил взглядом руку следователя, сующую папиросу в хрустальную пепельницу.

— Все равно, этого не вполне достаточно, — сказал Порфирий Петрович. На князя больно было смотреть. — Тем не менее, если вы немного потерпите, я вам кое на что предложу взглянуть.

Чемодан отыскался не сразу. Не было даже уверенности, что он вообще в участке. Поручик Салытов поначалу было воспротивился:

— Вы же в курсе, что расследование на сегодняшний день официально прекращено?

— Я-то в курсе, Илья Петрович. Только был бы очень признателен, если б вы все же выполнили эту мою просьбу. Этот господин — между прочим, князь, не кто-нибудь — заявил о пропаже человека. Причем в свидетельстве фигурирует некий чемодан, как часть багажа. Так что для большей точности показаний мне необходимо сверить его с тем, что вы нашли в Петровском парке. Только и всего.

Салытов помедлил, всем своим видом выказывая вопросительность, не сказать подозрительность. Пускаться на поиски ему явно не хотелось. Однако в конце концов чемодан все же нашелся. Из хранилища его успели убрать, но в участке он тем не менее остался. Кто-то из чинов приспособил его у себя под столом для папок со старыми делами. Папки пришлось выложить.

Едва завидев чемодан, князь нервно кивнул.

— Он самый, ратазяевский. Вон и та царапина на крышке.

Глава 13

СТРАННЫЙ ДОКУМЕНТ

Здание Департамента полиции Санкт-Петербурга впечатляло не только своим видом, но и ухоженностью. Контраст с участком на Сенной был налицо. Даже сами мундиры полицейских — пусть таких же по чину, как и на Сенной, — смотрелись как-то более ладно, парадно. Идешь все равно что в гости к богатым родственникам, где надо блюсти себя с удвоенной тщательностью.

Департамент располагался на Гороховой, 2, рядом с Адмиралтейством. Здесь на третьем этаже и находился кабинет прокурора Липутина. Порфирий Петрович не спеша поднялся по мраморной лестнице, слыша эхо собственных шагов.

В приемной, как он и ожидал, пришлось промаяться довольно долго, прежде чем его наконец впустили в кабинет — куда просторнее, наряднее и светлее, чем его собственный. Прокурор сидел за добротным, орехового дерева столом, углубившись в изучение какого-то дела. Подняв наконец глаза, он кольнул вошедшего строгим взглядом.

— А, Порфирий Петрович, — сухо сказал он.

— Ваше превосходительство.

— Какими судьбами-с?

— Хочу испросить вашего разрешения на возобновление следствия по убийству мещанина Горянщикова.

— Горянщикова, Горянщикова… Это тот карлик, что ли?

— Так точно. Появилось новое свидетельство.

— Вы что, все еще ищете Новые свидетельства?

— Я сам его не искал. Оно само объявилось.

— Ну, и Что это за свидетельство?

— Показания некоей особы княжеского рода. А, как известно, достоверность показаний свидетеля закон требует уравнивать с его чином. Так что свидетельство княжеской особы со счетов сбрасывать никак нельзя.

— Князь? А что за князь?

— Князь Быков.

— Так что у него, говорите, за свидетельство-с?

— Он опознал чемодан, в котором был найден труп Горянщикова. Тот чемодан, как выяснилось, принадлежал компаньону князя, некоему Ратазяеву. Так вот, Ратазяев объявлен в розыск как пропавший.

Лицо Липутину скривило как от уксуса.

— Каким таким образом тот чемодан попал ему на глаза?

— Я ему его показал.

— Вы! Да как вы смели!

— На чемодане были характерные отметины, что само по себе помогло установить его принадлежность Ратазяеву. Мне подумалось: если князь Быков признает тот чемодан из Петровского парка, это поможет ему описать и багаж исчезнувшего друга.

— Опять вы за свои игры, Порфирий Петрович!

— Я лишь хотел установить связь между этими двумя…

— Кто этот Ратазяев?

— Актер.

— Ах акте-op, — протянул прокурор иронично.

— Очень близкий друг князя Быкова, который, между прочим, вхож в высший свет. И надо сказать, тепло отзывается о Строгановых-Голицыных.

— Карлик был убит дворником. Дворник убил сам себя, — забубнил прокурор, словно пересказывая Ветхий Завет.

— Что ж, может, оно и так. Но остается вопрос: как тело Горянщикова в итоге очутилось в чемодане Ратазяева? И где, в конце концов, сам Ратазяев?

— Да откуда он знает, что этот чемодан — тот самый? Подумаешь, кожаный коричневый. Да таких по одному Петербургу, должно, тьма тьмущая. Нет, это не факты. Занимайтесь исчезновением Ратазяева, но и только. И чтоб никакой мне связи между этими двумя делами! — Видя искреннюю разочарованность на лице подчиненного, прокурор с натянутой улыбкой добавил: — Да я ж о вашем только благе и радею, Порфирий Петрович! Не ровен час, сядете еще с этим делом в лужу перед начальством. Да ну его! К тому же вам ли, с вашим либерализмом, плясать под дудку какого-то там аристократишки.

В тот вечер Порфирий Петрович ужинал у себя в кабинете: стерляжья уха и расстегаи из ресторана на углу Садовой и Вознесенского. Вернее, не ел, а так, ковырнул да бросил. Ужин как был подан, так почти в том же виде и унесен Захаром, пожилым лакеем, состоящим здесь в услужении.

— Надо ж, и не притронулся, — покачал головой Захар, исчезая с подносом в людскую. — Ну да ладно, их дело. А я свое справил, — и в два счета разделался с почти нетронутой трапезой.

За вином Порфирий Петрович не посылал. В конце концов, сейчас был пост: канун Рождества. Вместо этого он ограничился крепким кофе. И когда Захар, убирая поднос, посягнул было и на кофейник, он остановил его предостерегающим жестом. Вот так только за весь вечер и пообщался с верным слугой.

Перед Порфирием Петровичем лежали выкупленные в ломбарде книги. Среди них и та французская, над которой корпел Горянщиков; перевод тоже был здесь. Порфирий Петрович намеревался продолжить знакомство с текстом, а заодно и с тем, насколько перевод соответствует оригиналу, но на него вдруг нашла какая-то дремотная вялость. Хотя оно и понятно: его же отстранили от дела, как тут не впасть в немоту. Оживил его, в конце концов, крепкий кофе. В животе заурчало (зря, пожалуй, отказался от ужина). Порфирий Петрович закурил: так оно сподручней думается. Но и при этом не удавалось собраться с мыслями настолько, чтобы суметь тщательно сличить исходный текст с рукописным русским переводом.

Он нехотя переключился на философские опусы: русские издания «Силы и материи», «Суеверия и науки», «Круговорота жизни» и «Диалектики природы». Правда, усердия хватило разве что на титульные листы. Но и этого, кстати, оказалось достаточно, чтобы уяснить: все книги опубликованы одним и тем же петербургским издательством — «Афина», Невский проспект, 22.

Досадуя на себя за то, что никак не может сосредоточиться, Порфирий Петрович остановил наконец взгляд на лежащем рядом альманахе пикантного свойства. Именно эта самая пикантность, замешанная на непотребстве, мешала ему раскрыть эту книжицу с самого начала. Хотя, пожалуй, надо было это сделать, едва лишь выкупив ее у процентщика. (Можно только догадываться, как ходил вокруг нее кругами, изнывая от скоромного любопытства, Захар.)