Cлово президента

Прислуга. Все это могло принадлежать ему. Статус, прислуга, власть. Советский Союз мог бы по-прежнему оставаться великой державой, его уважали бы и боялись во всем мире. Сам он стал бы генеральным секретарем Коммунистической Партии Советского Союза. Тогда он осуществил бы необходимые реформы, чтобы очистить страну от коррупции и ускорить ее дальнейшее развитие. Может быть, он даже пошел бы на полное примирение с Западом, но это был бы мир равных партнеров, а не мир ценой разрухи, такой, как сейчас. В конце концов, он никогда не был слепым сторонником коммунистической идеологии, хотя бедный старик Александров считал его таковым, потому что Герасимов всегда оставался членом партии – а кем еще можно быть в стране с однопартийной системой, особенно если ты избран судьбой стать во главе ее и пользоваться неограниченной властью.

Однако все обернулось по-другому. Судьба предала его, представ перед ним в образе Джона Патрика Райана той холодной снежной ночью, когда они сидели, вспомнил Герасимов, в вагоне трамвая, стоящем в депо. И вот теперь у него есть комфорт и безопасность. Его дочь скоро выйдет замуж за человека с огромным состоянием, но не за нувориша, а за «унаследованные деньги», как говорят американцы. В других странах таких людей называют аристократами, а сам он считает их бесполезными тунеядцами – именно по этой причине большевики победили в революции. Его жена нашла удовлетворение в комфорте и удобствах, в ее небольшом кругу друзей. А его ярость так и не умерла.

Райан отнял у него судьбу, лишил наслаждения властью и ответственностью, возможности решать направление пути, выбранного его страной, – и вот судьба неожиданно преподнесла Райану такой же подарок, а этот дурак не знает, как им распорядиться. Подлинное унижение заключалось в том, что он, Герасимов, потерпел поражение от такого ничтожного человека. Но ведь он может все-таки что-то предпринять, не правда ли? Герасимов надел в гардеробной кожаную куртку и вышел через нее на другую сторону дома. Так как же поступить? Ну конечно, он закурит сигарету и не спеша пройдет четыреста метров по дорожке к тому месту, где расположились телевизионщики. По пути он обдумает свои замечания и выразит благодарность президенту Райану. Герасимов все это время продолжал изучать Америку, и теперь ему пригодятся наблюдения за ходом мыслей представителей средств массовой информации, решил он.

– Я не разбудил вас, шкипер? – спросил Джоунз. В Пирл-Харборе было около четырех утра.

– Отнюдь. Знаешь, личный секретарь у меня – женщина, она беременна, и я боюсь, как бы из-за всего этого дерьма у нее не начались преждевременные роды. – Контр-адмирал (он вот-вот должен был стать вице-адмиралом) Манкузо сидел за столом у себя в кабинете. Он запретил соединять его с кем-либо без особо важной на то причины. Звонок старого товарища по службе на «Далласе» попадал в категорию особо важных.

– Мне позвонили из Эн-би-си, спрашивали о той маленькой работенке, которую мы проделали в Атлантике.

– Что ты им ответил?

– Как вы думаете, шкипер? Ничего. – Помимо соблюдения чести, Джоунзу приходилось принимать во внимание и то, что почти вся работа его фирмы состояла из выполнения заказов военно-морского флота. – Но…

– Да, я знаю. Но кто-то обязательно проговорится. Так всегда происходит.

– Репортеры и без того знают слишком много. В «Новостях дня» ведется прямая передача из Норфолка, от дока «восемь-десять». Можете представить себе, о чем они говорят.

Манкузо подумал, а не стоит ли включить телевизор, стоящий у него в кабинете, потом вспомнил, что еще слишком рано для приема передачи Эн-би-си-ньюз. Тогда он выбрал программу Си-эн-эн. Передавали спортивные новости, но вот-вот должно было наступить четыре утра.

– В следующий раз они могут поинтересоваться нашей другой работой и спросить про пловца.

– Это открытая линия, доктор Джоунз, – предостерег командующий подводными силами Тихоокеанского флота.

– Я ведь не сказал где, шкипер. Просто хотел, чтобы вы подумали об этом.

– Это верно, – согласился Манкузо.

– Может быть, вы скажете мне кое-что.

– Что именно, Рон?

– Что происходит, черт побери? Разумеется, я не проговорюсь и вы тоже, но кто-то обязательно проговорится, можно не сомневаться. Это слишком интересная морская история, чтобы умолчать о ней. Но все-таки, что происходит, Барт? Разве мы не поступили правильно?

– Я считаю, что нас не в чем обвинить, – согласился адмирал. – Просто есть люди, которым нравятся такие истории.

– Знаете, шкипер, я надеюсь, что Райан выставит свою кандидатуру на президентских выборах. Я буду голосовать за него. Чертовски хладнокровный парень, вывез главу КГБ и…

– Рон!

– Я всего лишь повторяю то, что они говорят по телевидению, верно? Лично я не имею не малейшего представления обо всем этом. – Черт побери, подумал Джоунзи, какая интересная морская история. И все в ней правда.

На другом конце телефонного канала, в кабинете Манкузо, на телевизионном экране появилась надпись: «Последние новости».

– Да, меня зовут Николай Герасимов, – произнес человек на экранах всего мира. По меньшей мере двадцать репортеров собрались по другую сторону каменной ограды, и самым трудным было разобрать выкрикиваемые ими вопросы.

– Это правда, что вы были…

– Вы…

– Выбыли…

– Правда, что вы…

– Прошу соблюдать тишина. – Герасимов поднял руку. Понадобилось секунд пятнадцать, прежде чем репортеры замолчали. – Да, раньше я был председатель КГБ. Ваш президент Райан вынудил меня улетать из Советский Союз и просить политическое убежище в Америке. С тех пор я живу здесь вместе со своей семьей.

– Но как он вынудил вас скрыться из Советского Союза?

– Вы должны знать, что разведывательная деятельность ведется жесткими методам и игра временами становится, как вы говорите, грубая. Мистер Райан хорошо владеет этой игра. В то время в Советский Союз шла борьба за власть. ЦРУ выступило против моей фракции и поддержало сторонников Андрея Ильича Нармонова. Райан приехал в Москву как советник на переговорах по ограничению стратегических вооружений. Там он заявил, что хочет передать мне информацию, без которой встреча может не принести желаемый результат, да? – Герасимов решил, что ему нужно говорить на ломаном английском, чтобы вызвать у репортеров большее доверие к тому, что он говорит. – На самом деле он говорить мне, что могу быть обвиненный, как это сказать, в государственный измена? Это не правда, но производить сильное впечатление, поэтому я решил переехать в Америка со своей семьей. Я прилетел в Америка на самолете, а моя семья – на подводная лодка.