Ave, Caesar! [ Аве, Цезарь!]

— Ладно, — Жанна похлопала его по руке. — Теперь это не важно. Если позволите, у меня есть новое предложение. Я отзываю свою просьбу закрыть заседание. И предлагаю объявить перерыв до… скажем, шестнадцати часов. Дадим возможность организаторам убрать тела и приведем себя в порядок. Кажется, мы вышли на финишную прямую, и мне, например, нужно немного побыть одной. Уверена, что и у вас найдутся свои дела, — она отвернулась от Василия и посмотрела на Соню. Долгим, полным сожаления взглядом.

Соня

Еще два дня назад Соня была уверена, что вот-вот сойдет с ума. Тонкая, до предела натянутая пленочка, защищавшая ее сознание от безумия, просто обязана была лопнуть от малейшего тычка. Если бы ей два дня назад довелось вынести то же, что сегодня, она превратилась бы в овощ. Или в припадочную идиотку в состоянии острого психоза.

Соня приговорила себя к смерти еще до приезда на остров. И умерла в тот день, когда сухощавый и черствый господин в плащ-палатке огласил правила игры. Но случилось чудо, и она никак не могла оправиться от изумления.

Изумление. Оно пришло еще вчера утром и с тех пор не проходило. Изумлялась Соня самой себе, вернее, тем переменам, которые произошли в ней за одну-единственную ночь. Ее нынешнее «я» не имело ничего общего с несчастным, робким, неуверенным в себе существом, что приехало на остров. То самое — не изменившееся — тело, которое всегда вызывало у нее неприязнь, для нового «я» превратилось в источник радости и удовольствия. Прежнее «я» старательно отгораживалось от своих эмоций, прячась за книжной премудростью и рациональными конструкциями. Нынешнее смотрело на все эти умствования со снисходительной усмешкой, а к эмоциям, напротив, прислушивалось. Прежняя Соня никогда не посмела бы перебить и наброситься с упреками на такую сильную личность, как Жанна. И умерла бы от стыда, если бы публично расплакалась. Новая же считала свое поведение естественным и не испытывала за него ни малейшей неловкости. Ненависть к Мадонне, злорадство по поводу ее гибели и одновременно острая жалость к ней — все это имеет право на существование…

Выслушав короткую речь Жанны, Соня ничего не поняла. Почему игра вышла на финишную прямую? Зачем им нужно побыть в одиночестве? Какие дела привести в порядок? И что означал этот долгий печальный взгляд, которым Жанна одарила ее напоследок?

В попытке разгадать эту головоломку Соня обернулась к Василию. Он сидел с опущенной головой, положив локти на колени и безвольно свесив кисти рук. Соня хотела спросить его, что случилось, но чутье подсказало ей: не стоит этого делать, ему нужно побыть наедине с собой. Что ж, она не будет ему мешать. Наверное, это правильно. За последние сутки навалилось столько всего! Мужчины, в отличие от женщин, не способны жить одними чувствами…

— Я погуляю немного по лесу?

Василий поднял голову, посмотрел на нее невидящим взглядом и кивнул.

В лесу Сонина тревога начала стремительно разрастаться и скоро вытеснила остальные ощущения. Она доплелась до первого попавшегося поваленного дерева и плюхнулась на мокрый ствол. Откуда эта паника?

Джокер? Нет Парня жалко, воспоминание о его гибели вызывает боль, протест, ужас. Но не панику. Мадонна? Ее смертельная ненависть, чуть не убившая Соню? Василий, которого желание защитить любимую вынудило к убийству? Все это действительно страшно, но дело в чем-то другом. Игра? Вот оно! Организаторы не объявили об окончании игры. И это значит, что кто-то из них троих — киллер.

У Сони перехватило дыхание. Похоже, все это время она была бессознательно уверена, что киллер — Мадонна. Просто потому, что та требовала ее, Сониной, крови. Как глупо… Нет, почему же глупо? Джокер, Жанна и Василий всегда за Соню заступались. Зачем киллеру заступаться за девушку, которую ему потом все равно придется убить? Разве что…

Нет, это невозможно! Василий не может оказаться киллером. Только не он! Если бы ему выпал этот проклятый клочок рисовой бумаги, он не взял бы Соню под свою защиту на том судебном заседании, когда Мадонна впервые обвинила ее. И не вернулся бы потом в общий лагерь, чтобы проводить Соню и предложить союз. Будь он киллером, его джентльменство было бы совершенной бессмыслицей, если не жестокостью. А Василий умный и добрый, уж она-то знает! Нет, конечно, это не он.

Но почему тогда он сидит как в воду опущенный? И что означает этот печальный, даже трагичный взгляд Жанны? Если она киллер, ей следовало бы печалиться о себе, а не о Соне. А если нет… Тогда она могла пожалеть Соню, поняв, что киллер — ее возлюбленный. Тогда обретает смысл ее фраза насчет финиша. Убийца вычислен, остается только вынести приговор. О Боже!

Соня схватилась за голову Кажется, она все-таки сходит с ума. Нужно немедленно взять себя в руки и все обдумать. Так. Изначально киллеров было двое. Иеремию они вычислили, и он погиб. После этого убили Джокера. То есть если Василий киллер, то Джокера убил он. Прошлой ночью. Теми же самыми руками, которыми ласкал и обнимал Соню всего за пару часов до того, как взяться за топор! Бред! Абсолютно исключено.

Все-таки рассудок — очень полезная штука. Не призови она его на помощь, ее бы сейчас Кондратий хватил. Стоит только хорошенько подумать, и все встает на свои места. Реплика Жанны насчет финишной прямой? Элементарно! Жанна поняла, что Соня с Василием не могут не прийти к очевидному выводу о ее виновности. Следовательно, она знает, что это судебное заседание будет последним. Разумеется, ей хочется побыть одной и привести мысли в порядок. Печальный взгляд, который Жанна напоследок бросила на Соню? Она просила прощения за Джокера, по которому Соня плакала. Убитый вид Василия? Он просто раньше Сони сообразил, что стоит за молчанием организаторов и словами Жанны. Бедный! Ему, должно быть, невыносима мысль о том, что женщина, которой он симпатизировал, оказалась киллером. И им предстоит вынести ей смертный приговор!

При мысли о смертном приговоре Соне опять стало нехорошо. Жанна ей нравилась. Конечно, убийство Джокера простить трудно, только выбора-то у Жанны не было. Раз уж ей досталась рисовая бумага, раз уж второй киллер выбыл из игры, она должна была кого-то убить. Иначе погибли бы все. Почему она выбрала в жертвы Джокера? Наверное, не захотела брать на себя роль высшего судьи и кинула жребий. Оказавшись в безвыходной ситуации, она сделала все, что могла. Можно сказать, спасла жизнь Василию и Соне. А теперь они должны приговорить ее к смерти?

«Господи! — мысленно обратилась Соня к богу, в которого не очень верила. — Сделай что-нибудь, чтобы нам не пришлось брать этот грех на душу!»

Последний суд

Жанна надеялась, что прогулка вернет ей форму, даст собраться с мыслями, продумать варианты дальнейшего развития событий, определить свою тактику. Но, похоже, ее внутренние резервы исчерпались — в голове было пусто. Она чувствовала себя марафонцем, пробежавшим сорок два километра и упавшим за двести метров до финиша.

С того места, где она сидела, был виден катер, покачивающийся у причала в нескольких шагах от стоянки Виктора Степановича. Шестерки Цезаря прибыли в Колизей убрать с арены павших гладиаторов. Интересно, что они делают с телами? Понятно, что хоронят в море, но как именно? Хотя нет, это не интересно. Мертвым уже все равно, а живые, если и есть где-то живые, ничего не узнают.

Тут Жанна вспомнила Сонины слезы и усмехнулась. У малышки-то прорезались зубки! Жаль только, попользоваться ими она не успеет. Из нее мог бы выйти неплохой боец, во всяком случае, получше тюфяка Василия. Но не выйдет. Чем бы ни закончился этот последний фарс под названием «судебное заседание», шансов у малышки нет. Не игра, так любовь — что-нибудь обязательно ее прикончит.

На причале снова появились люди в камуфляже. На этот раз носилки с синим пластиковым мешком тащили двое, а не четверо. Бедная Мадонна обошлась минимумом провожающих в последний путь.

Однако пора идти. Если нет сил пробежать последние марафонские метры, придется их проползти. По собственной воле Жанна с дистанции никогда еще не сходила. Не из того она теста.