Заговор Моцарта

— Давай, — согласилась Ли и сделала несколько глотков. Ей стало немного легче. — К этому быстро привыкаешь, — заметила она, возвращая фляжку.

— И не говори!

Он тоже отхлебнул.

— Так что насчет следователя Кински?

— Если хочешь с ним повидаться, то мы к нему съездим. Но сначала надо найти Арно. Надеюсь, он поможет нам понять, что к чему.

В Равенну они приехали после десяти вечера и нашли маленький пансион в пригороде. Бен записал их как мистер и миссис Коннорс — пусть думают, что они женаты. Документов хозяева не спросили и с радостью приняли оплату вперед наличными. Хозяйка проводила их в комнату, отперла дверь, вручила ключ и ушла.

Комната оказалась маленькой и просто обставленной. Большую ее часть занимала кровать.

— Кровать двуспальная, — заметила Ли.

— Откуда ж мне было знать? — ответил Бен. — Я просто попросил номер на двоих.

Бросив рюкзак на кресло, он открыл скрипучий платяной шкаф — там обнаружились дополнительные одеяла. Бен свалил их кучей на полу.

— Ли, придется нам ночевать в одной комнате — не могу же я всю ночь сидеть под дверью номера в коридоре.

— Тебе вовсе необязательно спать на полу, — запротестовала она. — Ложись в кровать. Если хочешь, конечно.

— Боюсь, что Крису это не понравится, — буркнул Бен и тут же пожалел о сказанном.

Ли нахмурилась.

— При чем тут Крис?

— Ни при чем. Не обращай внимания. Ничего, на полу посплю, не в первый раз.

— Нет уж, ты мне все-таки скажи, при чем тут Крис?

— Ли, давай не будем.

— Ты имеешь в виду то, что произошло на «Изольде»? И что это, по-твоему, было?

— Не мое дело совать нос в ваши с Крисом отношения.

— Нет у нас никаких отношений.

— Ну вот и хорошо.

— Между нами все давно кончилось. Много лет назад.

— На яхте мне показалось, что вы неплохо ладите друг с другом.

Бен понимал, что сказал больше, чем следовало: он ревнует Ли, как любовник, хотя сам себе в этом признаться не хочет.

Она покраснела.

— Это было совсем не то, что ты подумал.

— Не надо передо мной оправдываться. — Бен достал из рюкзака бутылку вина и вытащил пробку. — Будешь?

— Нет, — покачала головой Ли. — И вовсе я не оправдываюсь… Ладно, Крис действительно хотел бы восстановить отношения и вернуться ко мне, — со вздохом признала она. — Вот что ты увидел. Только с моей стороны никаких чувств не осталось, так что ничего между нами нет. — Она разулась и легла на кровать. — Что было, то прошло. — Она бросила взгляд на Бена.

Он сдул пыль со стакана на ночном столике и налил вина, залпом выпил и налил еще.

— Я думаю, ты права. Что было, то прошло.

ГЛАВА 24

Чуть раньше в тот же вечер

Франция, Бордо

Лекционный зал забили до отказа оживленные слушатели. Лекция проходила на факультете политики и экономики университета Бордо. Вход был свободный, люди толпились в проходах — организаторы встречи никогда не видели, чтобы речь начинающего политика вызвала такой интерес публики.

На улице, под ленивым снегопадом, стояли полицейские и охранники. Дорогу перегородили, пропустив только вереницу машин Филиппа Арагона. Собравшиеся вдоль дороги громадные толпы приветственно кричали и размахивали плакатами. Полиции удалось оттеснить в сторону около двухсот бритоголовых неонацистов, которые пришли поорать и помахать свастиками в знак протеста. Один попытался поджечь чучело Арагона; полицейские заломили ему руки и запихали в фургон. Началась свалка, репортеры ринулись в гущу событий, стараясь заснять, как унесли троих окровавленных полицейских и арестовали с десяток избитых протестантов.

Теперь стражи порядка стояли в ряд, прикрываясь щитами, держа наготове дубинки и слезоточивый газ. Многочисленные телеоператоры и репортеры отошли подальше, надеясь, что снова прольется кровь.

Анри Жюст, ректор университета, улыбаясь в камера, вышел из-за плотного занавеса на сцену. Заднюю часть сцены занимал гигантский экран в пятнадцать футов высотой с лозунгом партии Арагона: «Зеленая Европа». Лозунг идеально выражал суть политики: вновь открытая Европа, экологически чистая, зеленая, полная надежд и радужных перспектив. Сцену также украшали флаги объединенных европейских государств. За кулисами и в центре управления над аудиторией вооруженные охранники напряженно всматривались в мониторы, разглядывая толпу.

Жюст подошел к трибуне и поднял руки. Возбужденный гул в переполненном зале стих.

— Дамы и господа, — начал ректор, — наш сегодняшний оратор в представлениях не нуждается. Никакой другой современный политик не становился знаменитым и не завоевывал столь широкой поддержки публики с такой легкостью и быстротой. Это человек, которого прозвали брюссельским Джоном Кеннеди. Первопроходец в области экологичной архитектуры. Филантроп, пожертвовавший миллионы на защиту интересов малообеспеченных слоев населения. Неутомимый борец за улучшение образования. В сорок один год он стал самым молодым кандидатом в вице-президенты Европейского комитета. Смелая политика и прогрессивное видение истинно объединенной Европы, а также взятый им курс на прекращение зависимости европейской энергетики от атомных станций выдвинули его на первый план среди европейских политиков. Дамы и господа, Филипп Арагон!

Ректор отступил в сторону, и на сцену уверенно вышел Филипп Арагон. Высокий, элегантный молодой политик был одет в отлично сшитый костюм, но без галстука. Подождав, пока стихнут аплодисменты, Арагон заговорил:

— Дамы и господа, спасибо, что пришли.

Лозунг за спиной оратора исчез, и в зале послышался гул голосов. Бритые головы, свастика, искаженные лица заполнили большой экран — снимок ультраправых протестантов, сделанный возле здания. Арагон улыбнулся.

— Я бы также хотел поблагодарить наших друзей неонацистов. — Он выдержал секундную паузу и продолжил: — Само их присутствие здесь подтверждает мои заявления. Дамы и господа, нам говорят, что Европа уже объединилась. — Он замолчал, пережидая смех в зале. Арагон больше не улыбался и обвел лица слушателей внимательным взглядом. — Реальность доказывает обратное. Европа тонет под наплывом националистических страхов и жадности. Но мы можем ее спасти. Вместе мы построим объединенную Европу. Чистую Европу. Свободную Европу. Европу для людей!

Толпа одобрительно заревела. За спиной Арагона фотография неонацистов вновь сменилась лозунгом «Зеленая Европа». Аплодисменты стали громче.

Сидя за кулисами в уютной комнате для гостей, Колетт Арагон наблюдала происходящее на экране монитора, потягивая кофе из пластикового стаканчика и улыбаясь: муж мастерски управляет слушателями. Вокруг слонялись административные сотрудники партии и охранники в штатском. У дальней стены стоял Луи Моро, бывший глава антитеррористического отряда французской жандармерии — Колетт назначила его начальником частной службы безопасности мужа: правительственным подразделениям она не очень-то доверяла. Моро очень серьезно относился к работе. Сложив руки на груди, он разглядывал мониторы, которые под разными ракурсами показывали собравшихся в зале. Бритая макушка отражала свет ламп.

Колетт всегда поддерживала мужа, на публике, однако в душе предпочла бы, чтобы он бросил политику и вернулся в архитектуру. И дело не только в постоянной беготне, суматохе разъездов и бесконечных интервью. Даже сам Филипп не ожидал, что его политическая карьера так стремительно пойдет в гору. Колетт знала, что чем популярнее становился муж, тем большей опасности подвергался. На многолюдных собраниях вроде сегодняшнего никакое количество телохранителей не могло гарантировать полной безопасности: не станешь ведь обыскивать на входе всех подряд. Достаточно одного фанатика фашиста с пистолетом в кармане…

Колетт вздрогнула. Она не верила, что происшествие, случившееся в прошлом январе в Кортине, было случайностью.