У Кошки Девять Жизней

Вася налил ещё полстакана.

Глава 27.

Игорь закончил уже свою обеденную сосиску с булкой и сейчас тянул приторно крепкий, ещё не остывший кофе. Он разглядывал иномарку, припаркованную на другой стороне улицы и думал о том, что, вот, у него такой машины, наверное, никогда не будет. Для этого нужно родиться заново: у толстого и лысого папочки с короткими кривыми ножками - банкира или премьер-министра чего-нибудь.

Потом вспомнил Таню. Он часто думал о ней в последнее время: вспоминал, как она смотрит, как говорит, как изредка улыбается...

Он не знал человека, сидевшего за соседним столиком, и понятия не имел, что тот внимательно за ним наблюдает.

...Майор Федеральной Службы Безопасности Петренко приехал в Нальчик позавчера. Он находился здесь абсолютно неофициально. У Петренко были свои, личные, счёты с Таней. Так он, по крайней мере, считал. Пуля, которую майор Петренко получил несколько лет назад под мостом, в Туапсе, напоминала о себе до сих пор. И он, наконец, понял: только убив, наконец, эту подлую, проклятую тварь, он сможет избавиться от жуткой, ноющей боли.

Узнав о том, что бывшая сотрудница ФСБ Таня Соколовская объявилась, вдруг, в Нальчике, и сотрудник, вычисливший её, в итоге погиб при очень странных и совершенно неясных обстоятельствах: Петренко понял: его час наконец пробил. Ни медля и не откладывая ни одного дня, майор Петренко взял отпуска за свой счет и отправился в Нальчик. Наконец-то! Справедливость восторжествует! И эта отвратительная, гнусная девка наконец-то получит своё - получит за все его земные и неземные страдания!

Сейчас он сидел за столиком в этом плебейском кафе и наблюдал за Игорем. Чёткого плана в его голове ещё не было: майор Петренко пока только осматривался в новом для него месте. Он хорошо знал, что несколько человек из ФСБ находятся сейчас в Нальчике, и заняты они тем же, чем и Петренко; но он, тем не менее, всё же не стал искать с ними контакта. Майор Петренко решил действовать в одиночку.

Он проглотил таблетку аспирина: подлая пулевая рана давала о себе знать ежедневно. Запил кофе и заел сосиской. Кофе ему понравился, а вот сморщенную и состарившуюся сосиску майор нашёл отвратительною - такою же отвратительною, как и вся его жизнь. А, вообще, люди, не зарабатывавшие столько, сколько майор Петренко, и вынужденные довольствоваться такой гадостью в качестве обеда, всегда вызывали у него брезгливое сострадание. Он сам, лично, предпочёл бы голодать, чем питаться словно какой-нибудь смерд. Но сейчас просто не оставалось выбора: вынужденную таблетку нужно было закушать, дабы не раздражать и без того замученный неправильным питанием желудок.

Петренко встал и подошёл к стойке - за очередной чашкой кофе. Сделав заказ, он направился в туалет, который находился как раз позади того столика, за которым сидел Игорь.

Когда, застёгиваясь и кряхтя, Петренко планировал уже выходить из уборной, он замер, вдруг, и остановился. Этот голос он бы не перепутал ни с каким другим голосом в мире. Петренко даже и не поверил вначале.

- ...чтобы проститься. Я думаю, мы не увидимся больше.

После короткой паузы майор Петренко услышал:

- Жаль. Жаль, что так всё... Я думал, я надеялся, что, может быть... что, может быть, ты остановишься, передумаешь...

Это явно был голос Игоря.

- Не передумаю. Поздно. Ты слышал про Руслана, про Мишу? Слышал, что с ними случилось?

- Это... это ты?

- Да.

- Плохо... Всё очень плохо...

- Неужели?

- Да. Очень плохо... А Альберт? Он...

- Альберт знает. Знает, что это я их.

Пауза.

- ...Знает. Я сама сказала ему.

- Таня, - Игорь не говорил уже, он шептал - но это был какой-то громкий и встревоженный шепот. - Таня, давай уедем. Давай вместе. Вместе отсюда уедем... Уедем навсегда из этого города. Давай, а?!..

Опять пауза.

- ...Но почему? Почему?

- Ты говоришь так, как будто хочешь сказать что-то - хочешь и не решаешься...

Снова пауза.

- Я люблю тебя, Таня. Очень, очень. Страшно люблю. Люблю так, как не любил ещё никогда и никого. Только тебя. И только один раз. Ты и представить себе не можешь, как сильно я тебя люблю... Не можешь. Ты просто не знаешь. Не знаешь, что вот так любят... И давно. С самого первого раза - как только я тебя увидел... Веёь ты для меня не похожа ни на кого. Ни на кого в мире. Ты, ведь, заставила меня посмотреть на мир и на людей - на всё посмотреть совсем по другому. Я и сам теперь стал другим. Честное слово. Я не обманываю. Не веришь?

- Верю. Почему? Но только... только что это меняет?

- Ты воюешь с пустотой. Зло нельзя победить. Посмотри. Раньше в Нальчике хозяйничали несколько банд беспредельщиков - хозяйничали те, кто не признает вообще никаких, даже и воровских, законов. Они мочили постоянно друг друга. Мочили, не переставая. И вот тогда появился Альберт. Он и навёл порядок. В городе стало гораздо тише и гораздо спокойнее. Он - бандит, да. Но, вот, детский дом - где-то на Кубани - Альберт там вырос, в этом детском доме...

- Что, деньги жертвует?..

- Не то, чтобы жертвует - содежит. Практически содержит. Целиком. Без Альберта, без его денег, я не знаю... наверное, бы дети там с голоду умерли... Государство им там копейки даёт...

- Трогательная история. Сейчас заплачу.

- Как хочешь. Дело твое. Я Альберта не защищаю. Но ты подумай только: вот, если его не будет - то, что, порядок тогда настанет?.. Нет. Опять беспредел вернётся. Как и раньше всё будет. Ты думаешь, кто-нибудь за всё это тебе спасибо скажет? Не скажет. При Ельцине вся Россия жила под бандитами. А Кавказ - тем более. У них ментальность такая. Они и не понимают, что это - "закон", "право", "можно", "нельзя"... У кого нож длиннее и у кого кулак крепче - тот и главный. Что такое этика преступного мира, вообще? Да это - первобытная этика. Дегенерация, вобщем. Дорога в полуживотное состояние. А здесь, на Кавказе, люди живут всё теми же понятиями, что и три тысячи лет назад жили. Ничего здесь не изменилось. Внутри они - язычники. И их не исправили ни ислам, ни христианство. Альберт - он потому Альберт, что есть потребность в Альберте. И этой потребности - ей уже три тысячи лет. А ты, ты думаешь, что, вот, убьёшь Альберта и всё. Проблемы решились. Так ты думаешь? Робин Гуд - он появлятеся там, где нет власти, где власть не делает то, что должна, там, где закон не работает...

- Да мне наплевать, - ответила Таня тихо, но уже раздражённо. - Наплевать на всю эту твою философию. Робин Гуд - мерзавец. И я не знаю, был ли он когда-нибудь вообще. Жил ли когда-нибудь в Англии, в средние века, настоящий Робин Гуд - не знаю и знать не хочу. Но если и жил, то он точно был мерзавцем. И все эти "народные заступники" - разины и пугачёвы - все они тоже были мерзавцами. И Че Гевара - этот революционер-гомосек - он тоже был мерзавцем. Тот, кто убивает другого - он всегда мерзавец, а тот, кто убивает и при этом себя считает героем и рыцарем - то он вдвойне, втройне мерзавец. Вот и вся моя философия. Коротко и очень просто. Я не верю в благородных разбойников. Они для меня мерзавцы. А мерзавцев я буду уничтожать.

- Да я не про это. Я про другое совсем. Ты ведь не уничтожишь всех, кого ты считаешь мерзавцами - не сможешь их всех уничтожить. Тебя ведь они уничтожат раньше. Ты плохо кончишь - тебя убьют...

- Я знаю это. Знаю, что я плохо кончу... У кошки девять жизней.

- Что?

- У кошки девять жизней. Пословица английская. Кошка - это я. Меня в ФСБ так называли. Кошка. Это было мое имя.

- Кошка...

- А кошку нужно убить девять раз...

- Кошка... Уедем отсюда! Честное слово! Ну его - этого Альберта...

- Нет.

- Что ты собираешься делать?

- Альберт умрёт. Умрёт на своей свадьбе. У себя дома. В своём особняке...

- Ты охренела...

- И после этого я исчезну из Нальчика. Навсегда...