Похоронный марш марионеток

Связь существовала. Она таилась, словно змея в траве. ⁶⁵

Сантомассимо отложил книгу и взял пульт телевизора. Лицо ведущего новостей то и дело сменяли кадры пожаров, наводнения в Пакистане, уличных волнений в Испании. В местных новостях говорилось о задержании большой партии героина в Международном аэропорту Лос-Анджелеса. И ни слова об убийстве в «Виндзор-Ридженси». А вдруг, с надеждой подумал Сантомассимо, Сафрана уволили?

Но нет, вот он, цветущий, мордастый, вещает что-то о волне преступности, захлестнувшей Лос-Анджелес. Претендующие на остроумие псевдофилософские разглагольствования о том, что такое убийство в большом городе. Очевидно, что Сафран был о себе очень высокого мнения. Сантомассимо переключился на другой канал. Там шел черно-белый фильм: кореец, спрятавшись за дерево, палил из автомата, затем в дымящуюся воронку полетела граната. Он снова переключил канал.

Музыка Гуно, известного композитора XIX века, была хорошо знакома Сантомассимо, потому что ее очень любил его отец. В домашней фонотеке сохранилось немало его пластинок. Сейчас звучал «Похоронный марш марионеток» — ключевая музыкальная тема знаменитого телесериала, шедшего повторно. Под звуки этого марша толстый, одутловатый человек входил в силуэт собственного профиля. ⁶⁶

Сантомассимо смотрел в экран с какой-то маниакальной сосредоточенностью, не обращая никакого внимания на сюжет начавшегося эпизода.

Это была та самая тема, дьявольская тема, которая выгнала неуловимую змею из высокой травы.

— Пресвятая Дева Мария, — тихо пробормотал он.

7

Поздним утром на шоссе Санта-Моника в направлении центра, как обычно, образовалась глухая пробка. «Датсун» Сантомассимо медленно объезжал перевернувшийся грузовик, который засыпал песком и цементом две полосы дороги.

У Колизея тоже была авария. Сантомассимо пришлось съехать на обочину, свернуть в ближайший переулок и долго колесить по городу, пробираясь к центру.

Район вокруг Колизея был поделен между иммигрантами из Испании, Вьетнама, Кореи и Таиланда и различными корпорациями. Здесь еще существовали лавчонки и маленькие рестораны с национальной кухней, негритянская церковь Пятидесятницы ⁶⁷ и миссия Армии спасения, ⁶⁸ но наряду с ними в этом районе располагались магазин, торгующий изысканными сортами сыра, и несколько заведений для представителей японских деловых кругов.

На стоянках красные флажки привлекали внимание к предназначенным на продажу машинам, как новым, так и подержанным. На улицах было полно рекламных щитов, телефонных будок и всего несколько старых, пыльных деревьев, посаженных еще до войны. В последнее время здесь, впрочем, произошли некоторые изменения: появились дома из розового камня с высаженными у фасадов молодыми деревцами и магазины дорогой одежды.

Именно здесь, в районе Альварадо, находилась церковь, в которой евангелист Джим Джонс вербовал в свою секту верующих, откуда затем увез их в Гайану, где и был совершен акт массового самоубийства. ⁶⁹ Здесь же располагался еврейский центр, в котором экспонировались иудейские реликвии и свидетельства Холокоста. Неподалеку красовалась испанская барочная церковь, пышно-орнаментальная, как свадебный торт, — величавый представитель римского католицизма в этом коммерческом, многоконфессиональном районе.

Здесь же обосновался и университет Южной Калифорнии, богатое учебное заведение с прочными связями на Ближнем Востоке, в Голливуде, в профессиональных футбольных клубах и военных структурах. Сантомассимо давно не был в этом районе Лос-Анджелеса. Теперь здесь выросли отели класса «люкс» для бизнесменов, приезжавших в город по делам, а кампус стал средоточием зданий из розового кирпича, похожих на каменный цветок, который застыл в ожидании пчелы.

Сантомассимо заплатил за парковку. Он чувствовал себя насекомым, попавшим в сачок, рыбой на крючке у капитана Эмери. Оставалось всего девять часов для того, чтобы найти и представить убедительные доказательства связи между убийствами на пляже и в «Виндзор-Ридженси». А чем он был занят все утро? Возможно, тратил попусту драгоценное время.

Он шел по дорожкам между университетскими корпусами. На лужайке стояли и разговаривали высокие, спортивного вида юноши с граблями в руках, явно не спешившие убирать опавшие листья. «Спортсмены на стипендии», — заключил Сантомассимо. До полицейской академии он учился в городском колледже Лос-Анджелеса и сам был защитником в футбольной команде. Одного взгляда на этих атлетов было достаточно, чтобы понять: университет выпускает спортсменов мирового уровня.

По лужайкам, аллеям и дороге, ведущей к главному корпусу, разгуливали студенты. Вероятно, была большая перемена. Студенты выглядели совсем юными, чуть ли не подростками. Все — хорошо одетые и коротко стриженные, включая девушек. Девушки — преимущественно голубоглазые жизнерадостные блондинки. Территория университета походила на какой-то академический Диснейленд, где никогда не слышали ни о наркотиках, ни о войне во Вьетнаме, ни об общественных волнениях.

Сантомассимо прошел мимо статуи Томми-троянца, ⁷⁰ вымазанной белой краской летучим отрядом Калифорнийского университета Лос-Анджелеса. Сейчас персонал, ответственный за содержание территории кампуса, тщательно соскребал эту краску со статуи. Повсюду развевались флаги, провозглашавшие победу над «Медведями». ⁷¹

Сантомассимо направлялся к корпусу, где находился факультет кино. Прежде это отделение занимало несколько желтых одноэтажных строений, образовывающих маленький дворик, в котором росло чахлое банановое дерево и стояла единственная скамейка для отдыха студентов во время ланча. Сейчас факультету был отведен просторный комплекс темно-серых зданий, где размещались просмотровые залы, съемочные павильоны и новая лаборатория. Киностудия университета была шестой по числу выпускаемых в стране фильмов.

Когда Сантомассимо вошел в главный корпус, его встретил мужчина в сером костюме.

— Чем могу помочь? — приветливо спросил он.

— Мне нужен профессор Куинн, — ответил Сантомассимо. — Я звонил, и мне сказали…

— Сейчас идут занятия. Представьтесь, пожалуйста.

— Да у меня разговор на пару минут…

— И тем не менее.

Мужчина улыбнулся еще любезнее, карандаш в его руке завис над журналом учета. Этот человек был мелкой сошкой, а такие люди используют любую возможность продемонстрировать свою мнимую значительность. В его власти было пропустить посетителя либо не пропустить.

— Фред Сантомассимо.

Мужчина засмеялся:

— Я это не то что записать — выговорить не смогу.

Сантомассимо достал полицейское удостоверение.

Мужчина начал по буквам копировать его фамилию и только на середине вдруг понял, что перед ним стоит лейтенант полиции. Улыбка на его лице застыла, он отложил карандаш в сторону.

— Третий этаж. Аудитория триста восемьдесят четыре. Войдите через заднюю дверь — помните, что идет лекция.

Сантомассимо поднялся на лифте на третий этаж. Очевидно, здесь размещались только лекционные аудитории — он не увидел ни библиотеки, ни кинооборудования. Мимо него прошли несколько студентов и преподаватель, которые приветственно кивнули, приняв лейтенанта — вероятно, из-за его темного пиджака — за нового педагога или администратора, а может быть, и декана.

Аудитория 384 находилась за серой металлической дверью. Сантомассимо огляделся, но никакой другой двери не увидел. Единственным опознавательным знаком была карточка с надписью «Профессор Куинн», вставленная в прозрачный кармашек на двери. Чуть ниже тем же шрифтом было написано: Хичкок 500. Сантомассимо осторожно открыл дверь.