Темная зона

– Я чаще всего выхожу в третью смену. Больные, особенно те, кого боли сильно мучают, привязываются к ночным сестрам. Ты для них – ангел небесный, являешься с чудодейственными уколами и таблетками, беседуешь с ними, когда все на свете спят. Она заметила синяк. Я открылась. – Голос ее зазвучал глуше. – И она открылась.

Мужчина достал бумажник, извлек из него несколько банкнот и бросил их на столик.

– Нам следует поговорить подробнее. – Пряча бумажник в карман брюк, он взглянул на стеклянные двери вагона-ресторана: в маленьком застекленном тамбуре стояли два полицейских, стряхивая воду с курток, прежде чем войти внутрь. – В другом месте.

– Я сняла маленькую квартирку на Смит-авеню, на западной стороне Артистического квартала, – предложила она.

– Крайний случай.

Она согласно кивнула.

– Можем туда пойти.

Они покинули столик. Крис подхватила со стула свою сумочку. Проходя в дверь, мужчина бросил косой взгляд на полицейских, которые усаживались на высокие стулья у стойки рядом с парнями в ковбойках. Он открыл перед ней дверь.

– Где ваша машина?

– На больничной стоянке. – Перешагнув порожек тамбура, Крис перекинула ручку сумочки через плечо.

– Моя тоже.

Они постояли в тамбуре, дожидаясь смены сигнала светофора. Когда зажегся зеленый, выскочили под дождь и побежали через улицу.

– Ваш муж правша или левша? – спросил он, когда они ступили на тротуар.

От этого вопроса у Крис мурашки радостно побежали по спине, и она с готовностью ответила:

– Левша.

Глава 14

Пока Бернадетт добралась домой, она успела вымокнуть не хуже половой тряпки да и выглядеть стала примерно так же миленько. Зубы, не прекращая, стучали, руки тряслись, пока она пыталась сунуть ключ в замочную скважину. Этот священник совсем выбил ее из колеи, не хотелось ничего, кроме как попасть к себе домой, набить живот едой и укрыться с головой под одеялом. Язычок замка заклинило намертво, он никак не хотел поддаваться. Вытащив ключ, она дала руке успокоиться, а потом, снова вставив его в замок, попыталась повернуть влево и вправо. Ключ чуть-чуть поворачивался в обоих направлениях, но не настолько, чтобы уловка удалась. Бернадетт со всего маха бахнула правой ногой по низу двери. Вытащила ключ во второй раз и едва удержалась, чтобы не запустить им в стену. С другого конца холла донесся мужской голос:

– Эй, детка! Какого черта ты делаешь там?

Хвостик выкрикнутого вопроса эхом отскочил от стен: «Там… там… там…»

От удивления Бернадетт даже выронила ключ. И пока грубиян подходил, чувствовала, как разгорается огнем лицо, хотя остальное тело все так же пронизывал холод. В нем было шесть с половиной футов [17] росту. Бицепсы выпирали из рукавов футболки, голову покрывала копна каштановых волос. Темная щетина на лице выглядела настоящей, а не заботливо выстриженной бородкой, как у молодцов из модных каталогов. Мощный орлиный нос с выдающейся вперед переносицей. Как такой называют? Ну да, римский. «Под стать всему остальному в нем. Похож на гладиатора», – мелькнула мысль. На поводке он тащил за собой нечто низкое и длинное. Такса. Гладиатор выгуливал песика-сосиску. Он подошел, когда она нагнулась, чтобы поднять ключ. Джинсы на коленях у него были протерты, он был обут в сандалии на босу ногу. Бернадетт выпрямилась и посмотрела в его пронизывающие темные глаза. Удивленные глаза. Похоже, пришелец был поражен не меньше, чем она.

– Вы меня слышали? – спросил он.

– Вы меня испугали.

– Прошу простить, – извинился он. – Думал, вы ломитесь в чужую дверь. Вы мне сначала показались ребенком.

– Со мной такое часто случается, – вздохнула она.

Он скользнул взглядом по ее фигуре – с головы до ног.

– Вижу, что допустил чудовищную ошибку. Вы совершенно определенно женщина…

Бернадетт прервала его комплимент:

– Вы кто?

Скрестив руки на груди и подняв глаза, он кивнул на потолок:

– Я живу в этом пентхаусе.

От своего риелтора она слышала про этот пентхаус, когда расспрашивала, кто живет над ней. Спец по недвижимости тогда, помнится, уверял, что помещение пусто и, по-видимому, простоит пустым много месяцев, поскольку площадь чересчур большая и стоит слишком дорого, чтобы ее удалось скоро продать. Еще он говорил, что прежний жилец – какой-то богатый адвокат – порушил весь верхний этаж исторического здания и превратил его в свой личный дворец. Богатей, рассказал риелтор, даже претендовал на плоскую крышу здания: собирался использовать ее как собственную террасу, лишив остальных обитателей кондо места для игр и возможности устраивать пикнички с жареным мясом. Выслушав все это, Бернадетт тут же прониклась неприязнью к этому богатею и была рада, что он больше над ней не живет. Плюс ей понравилось, что никто не будет топать у нее над головой.

Риелтор либо обманывал, говоря, что выше этажом пусто, либо ошибался в сроках, когда туда может въехать другой жилец. Какой-никакой, а обитатель пентхауса стоял перед ней, и было неясно, что на сей счет думать… или говорить. Выдавив из себя всего лишь: «Привет», – Бернадетт повернулась к соседу спиной и завозилась с замком.

– Что-то не получается?

– Ничего никогда легко не дается, – ответила она, глядя в дверь.

– У меня в пентхаусе найдется смазочное масло.

«Чтоб тебе перестать талдычить про „мой пентхаус“, а?» – подумала Бернадетт и вслух сказала:

– Спасибо, не надо. – Она непрестанно крутила ключом взад-вперед, дергая, толкая и тряся при этом дверную ручку. – Я уже почти справилась.

– Серьезно? Позвольте мне. Я привык к норовистым железкам в этом доме.

Она оставила в покое ключ с ручкой и отступила от двери.

– Попробуйте.

Он протянул ей поводок и белый пластиковый пакетик.

– Подержите Оскара минуточку, хорошо?

Бернадетт заколебалась. То, как гладиатор смотрел на нее, вызывало ощущение неловкости. Казалось, это своего рода проверка: может, он хотел убедиться, что она любит животных. Поводок она взяла, но в упор посмотрела на пакетик.

– У меня с какашками плохо получается.

– Он пустой.

– Отлично! – Взяв у него пакетик, она сунула его в карман кожанки.

Его взгляд метнулся от поводка в ее руках к пакету у нее в кармане.

– Собачьи принадлежности вас не смущают?

– Отлично, отлично. Только делайте поскорей. Пожалуйста.

Гладиатор улыбнулся ей и повторил:

– Отлично. – Подойдя к двери, он взялся за дело. – Надо тянуть на себя, одновременно поворачивая ключ. – Повернув ключ вправо, он рванул ручку на себя. Ничего. – Упрямая стерва.

Гладиатор, стало быть, снисходит до ругани. Хорошо. Бернадетт не доверяла людям, которые чурались крепкого словца. И еще ей нравилась его футболка поклонника рок-группы «Аэросмит» – такие выпустили в 1997 году в честь их гастролей «Девять жизней». Сама она поклонницей этой группы не была, но ей нравилось, что сосед входит в их число. Гладиатор никак не мог быть богатеем-адвокатом – слишком уж он нормальный. Впрочем, с дверным механизмом ему справиться не удалось.

– Лучше я позову специалиста, – сказала она ему в спину.

– В субботу ночью слесарь с вас сдерет три шкуры. У меня есть кое-какие знакомые. Они мастера взламывать и проникать.

– Да ну? – Песик-сосиска потянул поводок, который был устроен вроде лески на катушке. Бернадетт надавила кнопку и подтащила таксу обратно. – Может, их позовете?

– Вряд ли. Уж не такие они и мастера, полагаю. В тюрьме сидят.

Она немного отпустила поводок, и Оскар принялся обнюхивать холл.

– Я подумала про уборщика.

Сосед, не переставая работать ключом и дверной ручкой, засмеялся:

– Дайте знать, если нападете на его след. У меня в пентхаусе тоже есть мелкие неполадки.

– Не хочу вас дольше обременять, – сказала Бернадетт. – Может, мне лучше…

– Готово. – Мужчина приоткрыл дверь, вытащил ключ и повернулся. – Меня зовут Август Маррик.