Темная зона

– Вам же надо на что-то жить. – Крис толкнула конверт обратно через стол, и тот застрял на полпути между ними, наткнувшись на что-то липкое. – Возьмите.

Мужчина оглядел ресторан. Хотя столики были пусты, у стойки появилась троица мужчин в джинсах и фланелевых ковбойках. Они подошли и расселись на высоких стульях. Все трое насквозь промокли. Пока мужчины сушили волосы и лица бумажными салфетками, официантка спешно налила им кофе.

Сидевший за столиком с Крис взял белый прямоугольник, опустил его к себе на колени и заглянул внутрь. Конверт был набит крупными купюрами.

– Это мои деньги. – Испугавшись, что прозвучало это довольно гнусно, она быстро добавила, придав голосу самое смиренное звучание: – Я копила. Муж об этих деньгах не знает. – Отпив кофе, она взглянула в ресторанное окно. Дождь смыл пешеходов с тротуаров, зато улицы были забиты машинами. Ряды легковушек и грузовиков остановились на светофоре Седьмой улицы. Зажегся зеленый свет, и машины покатили вперед, поднимая в лужах волны. Поставив чашечку на стол, Крис вновь перевела взгляд на сидевшего напротив мужчину.

Тот, барабаня пальцами по конверту, сказал:

– И все же я не очень понимаю, что, по-вашему, мне с этим делать.

– Тратьте их на ваши… – она подыскивала подходящее выражение и вспомнила, как называла это Анна, – ваши праведные цели.

– Что вам известно про мои траты? Мои цели? Что вам рассказала Анна?

«Ну вот и обделалась», – подумала Крис. Он сердится, что Анна так много ей наболтала. Она проигнорировала вопрос.

– Тогда положите деньги на блюдо для пожертвований. Пустите их на какое-нибудь доброе дело. Анна говорила, что вы делаете добрые дела.

Это вроде его устроило, и он спрятал конверт во внутренний карман блейзера, после чего взялся за вилку и ткнул в последний кусочек своего пирога.

– Скажите точно – зачем я здесь? Не затем же, чтобы служить ящиком для благотворительных пожертвований?

Крис прикусила верхнюю губу и перевела взгляд со стола на музыкальный автомат. Орбисон умолк. Теперь какая-то группа наяривала «Отель „Калифорния“». Она расстегнула две верхние пуговки форменного халата и отвернула ткань так, чтобы ему стал виден лиловый кровоподтек у нее на правой стороне груди чуть пониже ключицы. Мертвой фиалкой он впечатался в ее белую, как бумага, кожу.

– Он соображает, когда делает это. Бьет туда, где не будет видно. Лицо не трогает. Никогда не бьет слишком сильно, чтобы не сломать чего-нибудь. – Крис оторвала взгляд от музыкального автомата и посмотрела на собеседника. – Это не самый худший. Худшие показать не могу. На спине. На груди.

Бросив вилку, он вскинул руки ладонями вверх:

– Перестаньте.

– А после этого Ной заставляет меня принимать ванну с ледяной водой. Чтобы не распухало. И в наказание за то, что я плачу. Потом отправляет меня спать, чтобы самому уйти из дому. Наведывается к кому-то, я даже не знаю к кому. Он месяцами не спит со мной, а уж он-то точно из тех мужиков, кому это требуется постоянно. – Крис застегнулась. – Нашу дочь он не бьет. Во всяком случае, до сих пор не бил.

– Полиция?

– Они мне никогда не верили. Даже если бы поверили, ему бы ничего не сделали. Он не стоит у них на учете. Даже штрафа за стоянку в неположенном месте он никогда не платил. Говорит, что если его когда-нибудь прищучат, он меня потащит за собой, так устроит, что я больше никогда не увижу дочь. И он это может. У него есть деньги и адвокаты! – Она посмотрела на собеседника. – Анна говорила вам, кто он такой?

– Она всего только назвала мне ваше имя, – невозмутимо отозвался он. – Вы обо мне знаете больше, чем я о вас.

– Неправда. Я даже имени вашего не знаю. – Она умолкла, ожидая, что он назовет себя.

Мужчина вновь взял вилку, наколол на нее кусочек пирога.

– Ваш муж… – Он отправил кусочек в рот и принялся жевать.

– Он фармацевт, у которого серьезная беда с наркотиками. Это стало и моей бедой, и бедой для других людей, хотя они даже не знали об этом.

У ее собеседника между бровей пролегла бороздка. Положив вилку, он отодвинул пустую тарелочку в сторону.

– Что вы имеете в виду?

Набрав побольше воздуха, Крис принялась рассказывать:

– Начал Ной с того, что крал поступавшие товары у покупателей, таскал у людей таблетки. Те и не думали проверять, к тому же старики не так хорошо видят. Они ему доверяли. Доверяли ему свои жизни. А он стоял за прилавком, уже набравшись.

– Чего?

– Первой его любовью был кодеин. Потом он протопал весь путь на улет. Оксиконтин [16] стал одним из его любимчиков. – Она поднесла к губам чашку с кофе, сделала глоток и поставила чашку на стол. – Впрочем, он отошел от рецептурных лекарств и теперь залетел на еще более опасную высоту. Теперь он сам должен платить.

Мужчина взял чашку с кофе в обе руки.

– Но если он своим пристрастием убивает одного только себя…

– Это еще не все. – Крис смотрела прямо перед собой. Мимо собеседника. Она покусывала нижнюю губу и крутила влажный локон, спадавший на лоб.

– Миссис Станнард, все это не выходит за рамки…

– Крис.

– Крис. Если ничего больше в этом нет…

– Вы не понимаете! – перебила она и, перегнувшись через стол, схватила его за руку. – Он убивает людей прямо сейчас. Пока мы с вами тут сидим.

Мужчина подался вперед:

– Расскажите подробнее.

– Много лет он скакал из одной аптеки в другую. Всегда уходил прежде, чем у кого-нибудь открывались глаза. Никогда не работал в моей больнице, слава Богу. Чаще всего где-то в городе.

– Дальше.

– На последнем месте он получил возможность проделывать большую гадость. Он смешивает лекарства в баллончики для внутривенных инъекций, которые продаются врачам-онкологам.

– Химиотерапевтическое лечение.

Крис мрачно кивнула.

– Гемзар. Таксол. Жидкое золото.

– Он крадет пакетики с этими лекарствами? Продает их на черном рынке?

– Кое-что похуже. Заковыристее. – Она опять закусила нижнюю губу. – Он разбавляет лекарство соляным раствором. А счета врачам выставляет как за полноценное лекарство.

– И сколько же он может на этом заработать?

– Один врач покупает у него этих лекарств на сотню тысяч долларов.

– В год?

– В месяц.

Человек, сидящий перед ней, снова подался всем телом вперед.

– С жидким золотом это точно.

– Он нажил деньги, но ему постоянно хочется больше. Нужно больше, чтобы вкладывать в свои побочные операции. – Крис отодвинула в сторону тарелочку с пирогом, к которому так и не притронулась, и сложила обе руки на столе. – Дело, разумеется, не в деньгах. И не в его пристрастии к наркотикам. Он бьет меня и обманывает – но дело даже не в этом. Мы с дочерью могли бы и убежать, спрятаться от него. Я на такой случай вернулась на работу. И отложила на черный день вполне достаточно. Но все это не имеет значения. А имеет значение то…

– Очень больные люди получают разбавленные водой лекарства. – Он выпрямился на стуле и спросил: – Давно он этим занимается? Как вы об этом узнали?

– Уже пару лет, как у Ноя своя фармацевтическая лаборатория. Как-то во время очередной попойки он мне все и вывалил. Это было в прошлую зиму, сразу после того, как моя мама умерла от рака яичников. – Она вновь устремила взор в окно и говорила, обращаясь к оконному стеклу: – Ее лекарства готовились у него в лаборатории.

– Ваша мама… Соболезную.

Продолжая смотреть в окно, она поздравила себя с тем, что верно разгадала его: «Как пить дать маменькин сынок».

– Даже если его поймают и осудят, он никогда не получит по заслугам. А он должен получить, пока не умерла еще чья-то мать. – Крис повернула голову от окна и глянула на сидевшего напротив. – Анна сказала, что вы можете помочь.

– А как вы с Анной узнали друг друга?

– По больнице. Не только в этот раз. Она у нас и раньше лежала, и не раз.

– Меня удивляет, что мы с вами никогда не встречались. – Он осушил чашку и поставил ее на стол.