Четверо сыновей доктора Марча

Пока что я сохраняю спокойствие. Но желание снова подступает. Я чувствую его приближение. Надо кого-то найти. Я как раз подумывал о Дженни. Но она слишком близко. Я не хочу возбуждать подозрения. Это было бы глупо. Нужен кто-то другой. И побыстрее. Но кто?

Джек ростом метр девяносто пять. Он худой, с довольно длинными волосами. Носит пестрые шарфы, а под мышкой у него всегда какая-нибудь книга. Когда он был маленьким, его дразнили «девчонкой». Но он совсем не слабак. Мы все очень крепкие. Это о Джеке.

(Мне не по себе.)

Кларк, конечно, тоже очень высокий. Поскольку у него еще и великолепные мускулы, его можно назвать настоящим гигантом. Он громко разговаривает, много двигается, легко поддается эмоциям. Он отнюдь не страдает от комплексов. Но любая мелочь может вывести его из себя.

Мне кажется, если кто-нибудь из любопытства однажды прочтет этот дневник, он будет очень сильно напрягать мозги, но все равно никогда не узнает правду.

«Я убийца, а не дурак». Мне очень нравится эта фраза.

Мама все больше и больше заговаривается. Она совсем отупела от своих таблеток. Папа вечно рассеян. Как и Старк. Всезнайка Старк. Я люблю говорить о нас. Люблю думать о нас. Об одном из нас. Надежно спрятанном, улыбающемся, приветливом. Об убийце. Мне очень нравится называть себя так: убийца.

Мама хочет, чтобы мы съездили навестить тетю Рут. Это довольно далеко отсюда. По дороге я, возможно, найду с кем поразвлечься.

Они уехали сегодня утром, очень рано. Завтракать будут у своей тети.

Я поднялась к Старухе, заглянула за подкладку пальто и прочитала, что он собирается сделать это во время путешествия. Старуха что-то напевает в ванной.

Я прислушиваюсь, чтобы понять, все ли с ней в порядке. Никогда не знаешь наверняка… Бедная женщина… Совсем не такая, как эта гадина — мамаша Флик!.. С этими ее деньгами, разбросанными повсюду, на которые вечно натыкаешься… Я же не железная, в самом деле!

Надо было бы помешать их поездке. Доктор сегодня вернется поздно. Он идет на поэтический вечер. Поэтический вечер — с ума сойти! Можно подумать, его все это не касается! Мальчишки позвонили и сказали, что вернутся только завтра, — они решили сделать остановку на обратном пути из-за проливного дождя. Должно быть, они сейчас где-то около Демберри. Скорее всего, там и остановятся, чтобы перекусить.

Боже мой, боже мой! Это невыносимо, надо что-то делать! Я тщетно пытаюсь убедить себя, что это правда, я не могу в это поверить! Это не может быть Джек — он такой милый! А громила Кларк слишком грубый, слишком простой. Хотя это ничего не значит: Мишель тоже была простая женщина, но преспокойно задушила трех своих ребятишек…

Ясно одно — он сумасшедший.

Ему приходится быть вежливым и все такое… по необходимости. Но глаза… Почему по его взгляду ничего не заметно? Теперь я боюсь смотреть мальчишкам в глаза — вдруг этот псих догадается, что мне что-то известно… Но все же… Все же, по-моему, это я — ненормальная. Ведь я могла бы жить с каким-нибудь хорошим парнем за тысячу километров отсюда. Я молода, хороша собой — какого черта я делаю в этом логове убийц?! Оказывается, я еще могу шутить. Это меня раздражает. Нужно серьезно обо всем подумать.

Свершилось! Как хорошо! Я сделал это.

Я помню все очень четко от начала до конца. Вчера вечером мы остановились в Демберри. Дождь лил как из ведра. Мы умирали от усталости. Разложили сиденья в машине, чтобы спать на них, и пошли ужинать. Там была девушка. Хорошенькая. Совсем одна. Совсем одна за столом. Мы стали с нею заигрывать. Кларк пригласил ее присоединиться к нам. Девушка отказалась. Она мне понравилась. Очень привлекательная. Потом Старк сказал, что дождь кончился. Мы вышли. Устроились в машине на ночлег. Скоро почти все заснули. Один из нас тихо поднялся. Очень тихо.

Я зашел в телефонную кабинку. Попросил соединить меня с закусочной. Я наблюдал за девушкой сквозь стекло. Она ела хот-дог. Хозяин подозвал ее к телефону. Я пригласил ее выпить по стаканчику. Она спросила, кто я. Я ей объяснил. Она спросила, откуда я звоню. Я ответил. Она посмотрела сквозь стекло и улыбнулась. Итак, я добился своего.

Она расплатилась и вышла. Я ждал ее на углу. Снова пошел дождь. Очень сильный. Мы побежали. Спрятались под навесом. Там было темно. Эти маленькие городишки такие тихие по вечерам. На улицах — ни души.

Я нащупал отвертку во внутреннем кармане куртки, обнял девушку, и мы немного поласкали друг друга. Мою кожу словно покалывало иголками. Она потрогала мой… она потрогала меня влажной от дождя рукой, и я вонзил отвертку ей в живот по самую рукоятку. Я прижал ее ртом к своему плечу, ощутил ее зубы. Все ее тело одеревенело, но я крепко держал ее. Она все еще сжимала меня неподвижной рукой, это было приятно. Я кончил в ее руку, и она умерла. Я отпустил ее.

Она упала. Я поднял воротник, вытер отвертку о ее юбку и ушел. Вернулся к машине. Кто-то из остальных окликнул меня: «Эй, в чем дело?» Я ответил: «Выходил отлить». Было темно, как в гробу. Сегодня утром мы вернулись, и вот я дома.

Я чувствую себя совершенно счастливым.

Мне не терпится прочитать в газетах о ходе расследования. Но черта с два они что-нибудь найдут! Отвертку я выбросил. Я чист как младенец.

Должно быть, мама что-то почувствовала. Она посмотрела на меня и вздохнула. Бедная мама… Я ее люблю. Немножко.

Дженни тоже какая-то странная. Может быть, она пьяна? Она сидела в тюрьме. Она думает, что никто об этом не знает, но я знаю. И знаю еще кое-что о ней. Однажды, когда она думала, что осталась в доме одна (папа повез маму к кардиологу, а я был здесь, в маминой комнате, и разглядывал ее платья), я услышал, как она говорит по телефону. Она сказала, что должна скрываться. Она боялась полиции. Говорила о какой-то миссис Флик, «старой суке, набитой деньгами». Она просила того, с кем говорила, не писать ей и не звонить. По-моему, она и тогда была пьяна. Я подумал и решил, что она воровка. Впрочем, по моим наблюдениям, держится как ни в чем не бывало. У нас здесь не любят воров.

Но сегодня я слишком доволен, чтобы быть строгим. Если еще на обед подадут картошку фри, это вообще будет самый счастливый день в моей жизни. Я готов расцеловать вас всех — глупцов, которые никогда этого не прочтут!

Он это сделал. Он совершил убийство.

Они все ели с большим аппетитом. Я приготовила курицу с жареной картошкой. Это она велела мне приготовить такое блюдо. Она… Для него — ее монстра! Она знает, кто он, и любит его. Холит и лелеет. Он вспарывает несчастным девушкам животы, а она готовит ему картошку фри!

О господи, если у тебя нет на сегодня других более важных дел, сделай так, чтобы они умерли! Все четверо! На пожаре. Я сама подожгу этот притон! Впервые в жизни я перепугалась чуть не до обморока, когда увидела свое имя в дневнике сумасшедшего. Сумасшедшего, который за мной наблюдает, потому что я воровка. А он… да ему место в психушке!

Нужно пойти в полицию. Рассказать им об убийстве. Начнется расследование. Займутся братьями. А заодно и мной. Меня поместят в безопасное место. За казенный счет. Годика на два-три. Или даже больше — с рецидивистами особо не церемонятся. Ничего не остается, как сидеть тихо. У меня связаны руки. Вот что меня сильнее всего бесит: руки связаны. А он — он ведь будет продолжать? Сколько еще жертв останется на его пути?

Каждый раз, когда я поднимаюсь наверх, сердце у меня бешено колотится. Мне кажется, что он идет за мной по пятам, заносит надо мной руку, я оборачиваюсь — и в горло мне вонзается нож, и я вижу перед собой глаза безумца. Глаза Кларка, или Марка, или Старка, или Джека. Глаза того, кто любит картошку фри. То, что он любит картошку фри, — это хоть какой-то след, это…

Я размышляю. Жаль, что все они так похожи.

Кларк любит картошку фри. Да, я в этом уверена: он вечно таскает из кухни. Впрочем, они все тащат из холодильника всё подряд, стоит лишь мне отвернуться, — можно подумать, им не хватает того, что подают за столом! Только вернутся с учебы, как сразу принимаются за свое! А кто сегодня утром выбросил пустые молочные пакеты и упаковки из-под хлопьев? Хороши, нечего сказать!