На линии огня

Там Солли и поведал свою печальную историю двум посетителям, оказавшимся рядом с ним у стойки. Слушая, они все время хрустели костяшками пальцев и, поглядывая друг на друга, кивали головами.

— И теперь я не просто разорен, но полностью завишу от этого араба, — говорил Солли.

— Ты не принял в расчет американскую психику, — сказал тот, что поменьше, по имени Моу Москалевич.

Второй, тот, что повыше, с рожей шпика, которую словно окунули в воск, а потом вывесили на солнце, кивнул.

— Совершенно верно, — подтвердил он. — Ты не принял в расчет американских психов.

— Психики, — поправил его Моу Москалевич. Эрни Фламио, с обреченным видом, проговорил, обращаясь к Солли:

— Есть только один выход. Солли вскинул голову.

— Я еще слишком молод, чтобы умирать, — сказал он.

— А кто говорит, умирать? — удивился Фламио.

— Это некорректно, — заметил Москалевич, речь которого изобиловала такого рода выражениями. — Никто и не упоминал о твоей преждевременной кончине.

— Верно, — подтвердил Эрни Фламио. — Никто не упоминал о твоей несвоевременной кончине.

— Преждевременной кончине, — поправил Моу Москалевич.

— Да, верно. Преждевременной кончине, — повторил Фламио.

— Тогда что же? — спросил Солли Мартин. Ни тот, ни другой не торопились с ответом. Они подозвали бармена, и тот наполнил стаканы. Расплатившись за выпивку — в первый раз с тех пор, как подсели к Солли Мартину, преисполненному жалости к самому себе, — они отвели его в угол зала и, сев за столик, заговорили шепотом.

— Мы говорим о пожаре, — сказал Москалевич.

— О пож... — начал было Мартин, но рот ему тотчас же закрыла широкая костлявая ладонь Фламио.

— Совершенно верно, — шепотом сказал Москалевич. — О пожаре. Всего лишь одна спичка. Достал, чиркнул, бросил — и все твои проблемы решены. Страховая компания вернет тебе все твои деньги. И ты сможешь начать новое дело и воплотить в жизнь еще какую-нибудь замечательную идею.

Солли задумался. Пожар — это неплохо. Он вспомнил, как постоянно шутили над ежегодными пожарами у дяди Натана, которые неизменно случались в тот самый момент, когда дела шли неважно. Но был в пожаре еще один положительный момент. Он избавлял Солли Мартина от необходимости покончить с собой, что, как он с некоторых пор считал, было для него единственным выходом.

— Ну, что ж, — сказал Солли и, сделав большой глоток из своего стакана с водочным коктейлем, настороженно огляделся вокруг, чтобы убедиться, что их никто не подслушивает. Его собеседники дружно закивали. — Пожар, так пожар, — добавил он. — Но как...

— А как — это уже наше дело, — сказал Эрни Фламио. — Не зря же нас прозвали Огненными близнецами.

Солли готов был расцеловать их. Как добры были эти люди, решив помочь ему выпутаться из беды! И только когда все пропустили еще по три порции, выяснилось, что помощь эта будет отнюдь не бескорыстной. Содействие оценивалось в 2000 долларов и должно было быть оплачено вперед.

Эту сумму он может без труда раздобыть у своей матери. А потом он откроет новое дело. Такое, которое будет соответствовать уровню его клиентов. Ему надоело терпеть убытки из-за глупости. Глупость их устраивает? Будет им глупость.

Каких только глупостей он для них не сделает! Захотят гамбургеров из опилок — пожалуйста! Захотят кур в пакетах, содержащих 712 наименований вредных веществ, — пожалуйста! Захотят рыбу, которую любой человек, знакомый с запахом моря, не смог бы есть, — сколько угодно! А с попытками сделать жизнь в Америке лучше — покончено. Он представит им то, чего они заслуживают.

На следующее утро Солли Мартин проснулся со страшной головной болью. Вспомнив, что произошло с ним накануне вечером, он почувствовал себя еще хуже.

Он думал, что Моу Москалевич и Эрни Фламио будут ожидать его в «Маленьком цветке», но их там не оказалось. Вместо этого в начале одиннадцатого они ему позвонили.

— Совершенно ни к чему, чтобы нас там видели, — сказал Москалевич.

— Да. Верно, — согласился Солли, ломая голову, как бы от всего этого отказаться.

— Это произойдет завтра ночью, малыш, — сказал Москалевич. — Запомни, когда будешь уходить, оставь заднюю дверь незапертой. Замок мы сломаем, чтобы все выглядело как ограбление. И постарайся куда-нибудь убраться из города, чтобы никто не мог тебя ни в чем заподозрить.

— Хорошо, — сказал Солли и секунду помедлил, собираясь с духом, чтобы сказать, что он отказывается. Но тут взгляд его упал на пачку счетов, присланных ему иранцем Фаудом Банидехом, и он, сглотнув, добавил:

— Да. Хорошо. Завтра ночью.

Пусть пеняют на себя! Пусть все пеняют на себя! Может быть, эти двое устроят такой пожар, что дойдет до самого Ирана! Может быть, получив страховку, ему удастся договориться с Моу и Эрни, чтобы они подожгли и контору этого Банидеха в Нью-Йорке... может...

Вот тут в мозгу Солли и забрезжила идея.

Он понимал, что ему не следует туда идти. Он понимал, что это было рискованно. Но Солли Мартин не мог отказаться от желания увидеть все своими глазами. Идея, наметившаяся в его мозгу, начинала приобретать форму, и ему захотелось увидеть, узнать, выяснить, может ли из этого на самом деле что-нибудь выйти.

Для пущей безопасности он отправился обедать к матери. Улучив удобный момент, перевел стрелки кухонных часов на три часа вперед и положил таблетку снотворного в ее стакан с виноградным вином от Манишевича. Когда она через некоторое время начала клевать носом, он, обратив ее внимание на часы, показывавшие полночь, сказал:

— Уже полночь, мама. Я, пожалуй, останусь ночевать здесь.

Уложив старушку спать, он прокрался вниз и, сев в свою машину, двинул в сторону Уайт-плейнз.

И вот теперь он сидит в машине, припарковавшись в темной боковой улочке наискосок от парадного входа в свой магазин. Ночью «Маленький цветок» казался еще более унылым и заброшенным, чем днем. Днем он хоть и был так же пуст, но выглядел не так мрачно.

Вот так, скорчившись, он просидел в машине около часа, прежде чем увидел, что кто-то идет по пустынной улице торгового центра.

Он ожидал увидеть Моу Москалевича и Эрни Фламио, а вместо них увидал какого-то худосочного мальчишку с черными, как у трубочиста, руками, торчавшими из рукавов рваной тенниски, и в брюках, которые были коротки ему на два года и три дюйма.

Мальчишка остановился под фонарем. В ярком желтоватом свете Мартин разглядел, что тому было лет тринадцать. На голове у него была копна огненно-рыжих волос, а лицо, какие бывают на плакатах, призывающих неимущих отправлять своих детей в летние лагеря.

Мальчишка огляделся и нырнул в проулок между магазином Солли и соседним домом. Что это за пацан? Эти два поджигателя ничего не говорили о таком помощнике.

Только через несколько минут на улице появились быстро идущие Москалевич и Фламио. Не оглядываясь, без всяких колебаний, они резко свернули в проулок рядом с магазином. Солли Мартин удовлетворенно кивнул головой. Он одобрил эту идею: использовать мальца в качестве разведчика.

Задняя часть магазина Солли Мартина была не только незапертой, но оказалась распахнутой настежь, и Моу Москалевич недовольно заворчал. Этот молокосос Мартин оказался поц [3]. То, что дверь не заперта, не заметил бы никто, а вот открытая дверь могла послужить для соседей поводом вызвать полицию.

Он уже хотел было сказать что-то Эрни Фламио, как вдруг услыхал в магазине какой-то звук и замер на месте. Потом повернулся к своему напарнику и приложил палец к губам. Фламио кивнул. Они прислушались.

Лестер Мак-Герл бросал газеты на пол через прилавок и при этом напевал что-то себе под нос. Это было его любимым занятием. Самым-самым любимым. Затем он стянул с полок знамена ООП, развернул их и бросил в угол. Поначалу, когда мальчик только вошел в магазин, он то и дело поглядывал на витрину, чтобы убедиться, что его никто не видит, но теперь он забыл об этой предосторожности. Он любил свое дело, и временами ему хотелось, чтобы кто-нибудь, проходя по улице, остановился посмотреть. Он бросил на пол еще несколько газет.