Падение вверх

— Что-то не так? — удивленно вскинул брови Петя. Его рука выудила из горы картофеля длинный, кривой кусочек и принялась макать его в соус.

— Нет… Нет, все нормально, — и, хотя все было далеко не нормально, Антон заставил себя успокоиться. — И что же такого говорят люди?

— Говорят, что видели там кого-то третьего. На крыше, откуда упали те две девочки.

— Вот как? И кого же?

Истекающая маслом картошка отправилась оперу в рот.

— Если б мы знали… Но я тебе так скажу — все это фигня, состояние шока у близких, любой бы на их месте кинулся искать виноватых. Потому что это проще, чем искать проблемы в собственной семье… А ты позавтракал уже? Хочешь, поделюсь, как тогда, в столовке? Когда у тебя забрали обед старшеклассники, помнишь?.. — засмеялся Петя.

Антон не помнил. Или не хотел помнить. А может, и вовсе не мог вспомнить того, чего не было. Важным было другое — не упустить момент и узнать как можно больше о том третьем, которого видели на крыше.

— Получается, что родители видели, как их дочки сбросились с крыши?

Евгений Петров открыл коробку со стрипсами и вытащил оттуда обваленную в сухарях куриную ножку. Жир потек по его пальцам и пятнами въелся в манжеты служебной рубахи.

— Отец видел. Возвращался из бара подшофе, заливал шары из-за жены… а они упали ему чуть ли не под ноги. Ну, сам понимаешь, как ему верить, пьяному, да еще и в таком состоянии. Говорит, поднял глаза — а там, на крыше, кто-то стоит. Дочерей он не оставил, не рванул туда… а ты бы как поступил на его месте? У тебя есть дети?

— Да, есть… На его месте? — Антон ослабил потные кулаки, сжатые под столом. — На его месте я бы сошел с ума.

— Вот-вот, — краем рта поддакнул опер. Он грыз курицу, а сухари с нее сыпались коричневой крошкой на стол.

— Хотелось бы поговорить с ним. Где его можно найти?

— В камере сидит, у нас в участке. Шлялся по городу, доставал горожан. Возомнил себя чертовым Шерлоком Холмсом, мать его так. Думает, мы зря тут жрем свой хлеб.

«Курицу, — мысленно поправил Антон. — Ты сидишь и зря жрешь курицу, жирный боров».

— Хотелось бы поговорить со всеми родителями. С теми, у которых погибли дети. А еще — с друзьями погибших. Думаю, они в курсе, что здесь творится.

Петя усмехнулся, вытерев рот салфеткой.

— Ты думаешь: приехал сюда и сразу раскрыл дело? Начал давать дельные советы, до которых тупые полицейские не додумались… Знаешь, какой здесь кипишь был, когда упали первые дети? Перетряхнули всех! Город раком поставили. Дети молчат. Ничего не знаем, ничего не видели. Не пытать же их? Следили за ними… хрена лысого. Ничего. Воздух.

— Тогда зачем вы меня сюда выдернули?

— А вот это хороший вопрос, Антон, — опер указал на него обгрызанной куриной косточкой. — Правильный. Сам-то как думаешь? — Антон непонимающе развел руками. — Потому что кое-кто здесь думает, что ты в курсе. Говорят, ты рылся уже в подобном дерьме и весьма успешно. Поэтому не думай о своем фотике. Думай о деле.

— Если честно, я не понимаю, о чем ты. Никогда не писал о детском суициде…

Петя вскрыл гамбургер и задумчиво принялся вытаскивать из него сморщенные капустные листки. А потом искоса глянул на Антона:

— Или думаешь, что не писал?

— И как, по-твоему, такое могло случиться? Написал и забыл?

— А что если так: провел журналистское расследование, — капустный лист полетел на стол, словно козырной валет. Петя усмехнулся и продолжил раздачу, — нарыл улики, наказал виноватых… — еще один сморщенный листок приземлился на крышку стола, — но слишком поторопился со своей статьей. Не разглядел главного монстра, который прятался в темном углу. Потому что сроки поджимали, а так хотелось получить эту чертову премию…

Антон зло ударил кулаком по столу, так, что вся еда на нем подпрыгнула, словно живая, а кофе из пластиковой кружки плеснул через край.

— Что вы все прицепились ко мне с этой сраной премией!? Я ее даже не получил!

— Маальчики, — протянула из-за прилавка кассирша. — Потише, не ломайте мне мебель.

«Мебель!? — Антон нервно фыркнул. — Да где она только увидела мебель в этой тошниловке!?»

— Не кипятись, Антон, — Петя взял салфетку и бросил ее на пролившийся кофе. — Что-то ты нервный стал, я тебя не узнаю совсем, честное слово. С твоей-то работой… нервы у тебя должны быть железными.

Антон откинулся на спинку стула, всплеснув руками. Как можно оставаться спокойным, когда тебя чуть ли не каждый день тычут носом в одно и то же дерьмо!? Да, история с премией, за которой он гнался, как сумасшедший, имела место быть, но она давно уже поросла быльем, и он думал, что людям наскучило упрекать его прошлым. И уж тем более он никак не ожидал услышать об этом от опера из захолустного городка. Те дети, которых, благодаря Антону, удалось вытащить живыми из страшных подпольных клубов, начали гибнуть уже после его расследования. Родители мальчика, повесившегося в собственной спальне, первым делом позвонили именно ему, потому что за долгие месяцы поисков ребенка Антон стал для них близким другом, как и для многих других семей, чьи дети пропали тем жутким летом… но премия была так близка…и он убедил их, что мальчик попросту не справился с пережитой травмой. Как потом, позже, убедил и другую семью. Ведь премия была почти у него в руках… а возвращаться к расследованию означало забыть о ней, плюнуть и растереть подошвой башмака. Следователи тоже отмахнулись от странных смертей, свалив суицид на все те же психологические травмы. Но премия прошла мимо, а дети продолжали умирать. Как будто кто-то избавлялся от ненужных свидетелей…

— Как тогда называлась твоя статья? Газета лежит у меня в участке, мы все ее читали, — прежде чем откусить гамбургер, Петя сплющил его пальцами так, что из него полез майонез. — Как она называлась? Ты помнишь?

Антон не помнил. Странно, но раньше он никогда не забывал названий своих статей.

— Я… не помню.

— А разве так бывает — написал и забыл?

— Ничего не понимаю… что происходит? — он глянул на Петю, но тот безразлично тянул из трубочки колу. Однако, заметив взгляд Антона, все-таки отставил стакан в сторону.

— Она называлась «Падение вверх». Твоя статья. Падение вверх — это когда нет смерти, такую записку оставили нам девочки, прежде чем прыгнуть. Антон… это расследование никому не нужно так, как тебе. Так что на твоем месте я бы постарался вспомнить все, вплоть до мелочей. Если здесь и есть связь, если дети действительно умирают не сами, только ты сможешь это остановить. Потому что один раз уже сталкивался с подобным.

— Тогда мне лучше поторопиться… — Антон встал из-за стола, уронив стул. Ему не терпелось выбраться на свежий воздух.

— Даже не поешь? — удивился Петя.

— Нет… нет… — он кое-как поднял стул и поспешил к выходу.

Его вырвало аккурат напротив грязного окна, какой-то странной жижей, в которой он разглядел непереваренные кукурузные зерна.

- Что еще за… гадость?.. — Антон обтер рот рукавом и заметил, что Петя смотрит на него из кафе сквозь засранное стекло.

«Да пошел ты», — подумалось ему, но он поднял руку, показывая, что все в порядке.

Господи, и когда он успел нажраться этой долбаной кукурузы?

С глубоким вздохом он отвернулся от окна, прислонившись спиной к шершавой стене здания.

В голубом небе, похожий на стаю мошкары, учился полетам выводок птиц. Их серое пятно ползло по небосводу, то заворачиваясь спиралью, то распрямляясь, будто амеба под микроскопом. Антон закрыл глаза, слушая их далекие крики. Сейчас он бы все отдал, чтобы быть там, с ними. Учиться жить заново, в полете, а не таскаться с грузом прошлого по пыльной, истоптанной земле.

Куда мне идти, с чего начать?

Он открыл глаза и проверил карманы джинсовки.

Но все, что ему удалось обнаружить, он уже видел. Раскладной мобильник с телефонным номером полицейского участка, смятые деньги и крупинки табака, налипшие на вспотевшие пальцы.

Все это было каким-то наваждением, дурным сном, снящимся похмельным утром. Когда тревога за непогашенную сигарету навязчиво вползает в усталый мозг и порождает в нем пугающие образы… Все, что было у Антона в карманах, он уже видел, но его никак не покидало странное ощущение, что все эти вещи появились у него лишь вчера. Как будто кто-то подбросил их ему, а потом промыл мозги, избавившись от ненужных воспоминаний.