Кости мертвецов

— Я не верю в пурри-пурри, таубада, — возразил Хитоло. — Я работаю на государство. Пурри-пурри не бывает.

Стелла направилась к двери. Спрашивать было больше не о чем, у нее были все причины уйти, но она колебалась. Хитоло снова опустился на корточки, а белый человек, не сводя с нее глаз, закурил сигарету. Она знала: там, за дверью, в ярких лучах послеполуденного солнца, ее подстерегают демоны — страх, одиночество, сознание того, что ее никто не любит, что она никому не нужна. А в этой комнате она, по крайней мере, чувствовала себя вернувшейся к жизни. Она обернулась.

— Спасибо, Хитоло, за все, что ты мне рассказал.

Хитоло снова выпрямился и одарил ее ослепительной улыбкой.

— Рад, что сумел вам помочь, синабада. Мистер Уорвик был моим боссом. И на свадьбу подарил мне портсигар.

— Мне жаль твоего брата, Хитоло. Я не говорила этого раньше, но мне правда очень его жаль.

— Когда-нибудь, — сказал Хитоло, — я вернусь в Эолу и разыщу тех вада, которые убили моего брата. Когда-нибудь я за него отомщу.

Она шагнула через порог, в глаза ей брызнул солнечный свет. Гнев испарился, Стелла чувствовала себя опустошенной. Даже гнет горя будто сняли с ее души. Никогда еще она не была настолько уверена в своем бессилии. Ее вера в собственную правоту была подорвана не только словами, все еще звучавшими в ушах, но и видом дернувшейся щеки Хитоло. Она знала: в этом было нечто такое, чего она не понимала. Стелла раздувала потухшую искру надежды с отчаянием человека, преследующего ложную цель. Я разыщу Джоба, я сама пойду в Эолу и разузнаю, что там произошло. Она смотрела прямо перед собой и не замечала высокого стройного человека, идущего по дорожке ей навстречу.

VIII

И Вашингтон, глядя на открытую дверь отдела культурного развития, тоже не заметил Стеллу. Он прошел в приемную, где все еще сидел на корточках Хитоло.

— Привет, Хитоло. Кто-нибудь есть?

Хитоло расплылся в улыбке. Туземцы любили Вашингтона, по крайней мере, до последнего времени. Он всегда, за редким исключением, обращался с ними приветливо и дружелюбно и почти никогда не позволял себе грубости в отношении папуасов, в отличие от других белых людей. Но именно эта его странность и настораживала их.

— Мистер Найал. Он в кабинете, мистер Вашингтон.

Вашингтон кивнул и пошел по коридору. Энтони Найал сидел за столом, глядя в окно и играя резным кокосовым орехом.

— Эй, привет, — поздоровался Вашингтон в своей обычной манере, которая принесла ему славу обаятельного человека. — Заняты? Я не отрываю от дел?

Он сразу увидел, что его слова неуместны, и понадеялся, что их не воспримут как насмешку. Всем было известно, что Энтони Найал никогда не бывал занят, и его невозможно было оторвать от дел. В Марапаи не видели в этом ничего особенного, но Найал принимал такое положение близко к сердцу. Даже не улыбнувшись, он отложил в сторону свой орех, выскользнул из-за стола, обошел вокруг него и сел в кресло.

Вашингтон, который пришел сюда по делу, попытался загладить свой промах замечаниями о погоде, на редкость приятной в последние дни: свежий, прохладный ветер и ни одного москита.

Энтони Найал, ничего не сказав в ответ, смотрел на него поверх очков. Под этим пристальным, тяжелым взглядом Вашингтон почувствовал себя неуютно. Он всегда недолюбливал Найала. Как и все люди, которые много говорят, Вашингтон настороженно относился к скрытности, а Найал был немногословен.

Найал прервал болтовню Вашингтона о погоде:

— Что вам угодно?

— Ну, — начал Вашингтон, пытаясь говорить непринужденным тоном, — я пришел, если можно так выразиться, с просьбой. Я хотел взять на время книгу.

— Какую? — спросил Найал, складывая руки на груди. Вашингтон старался не встречаться с ним взглядом. Он прикурил сигарету, загасил спичку и сказал:

— Уильямса, «Драму Ороколы».

— Извините, это невозможно.

— Почему же? — Он не был удивлен, но пытался разыграть негодование.

— Вы и сами знаете, — резко ответил Найал, — что эта книга, — он кивнул на шкаф, — единственный экземпляр на территории.

Вашингтону это было известно. Большая часть антропологической библиотеки, судебной документации и отчетов была уничтожена во время войны. Чиновники, ответственные за уцелевшую часть, ревностно оберегали свои немногочисленные сокровища. Книги в шкафу Найала были поистине бесценны, потому что их пропажа была бы невосполнимой утратой.

— Господи, не съем же я ее! Уж я-то умею обращаться с ценными книгами.

— Не сомневаюсь, но, боюсь, я не могу вам ее дать.

Вашингтон знал, что у Найала есть все основания для отказа, но в нем закипал гнев. Эти книги, говорил он себе, скоро истлеют на полках. И так уже, наверное, наполовину съедены тараканами, а Найал к ним даже не притрагивается, это уж точно.

— Вот так всегда! — воскликнул он, воздев очи горе. — И мы еще удивляемся, почему эта страна стоит на месте. Если вам нужен джип, идете в транспортный отдел, и там его вам не дадут, пока вы не заполните кипу розовых анкет, а к тому времени и джип уже будет не нужен. Вы идете в жилищное управление просить, чтобы поставили дверь в ванной комнате, а там вам заявляют, что план «П» не предусматривает выдачу дверей, а проект «Икс» не предусматривает наличия ванных комнат. Куда ни сунешься, везде наткнешься на глупые предписания, составленные каким-нибудь старым дурнем из Австралии, который всю жизнь прожил в своем городе и думает, что батат — это вид устриц. И в довершение всего, когда пытаешься что-то узнать о бедных, ни в чем не повинных темнокожих жертвах, которых вы медленно сводите в могилу туберкулезом и коклюшем… — Он запнулся и выругался про себя. И как эти слова сорвались у него с языка, ведь он не хотел говорить такое.

Выражение лица Энтони Найала не изменилось. На щеках, возможно, проступил легкий румянец, но взгляд его был все так же спокоен.

— Почему мы живем здесь, одному богу известно, — продолжал Вашингтон более мягким тоном. — Нам давно уже надо было сложить чемоданы и бежать из этих мест.

— Почему же вы не возьмете отпуск, Вашингтон? Что-то мешает, а?

Упоминание об отпуске, который он не мог взять, всегда выводило его из себя. Позабыв о вежливости, он запальчиво сказал:

— А почему я должен брать отпуск?

Черт бы его побрал с его нравоучениями! Я ему покажу, и его лощеному братцу тоже. Он еще будет упрашивать меня взять у него книгу. Но он сдержался.

— Можно мне хотя бы заглянуть в оглавление, под вашим присмотром, разумеется? — попросил он, бросив взгляд на книжный шкаф.

На этот раз у Найала не было причин отказать ему, но он не двинулся с места, а только сказал:

— Может быть, сумею сообщить вам то, что вы хотите узнать. Я знаком с этой книгой.

— Возможно, и сумеете. Там есть глава о…

— Вада? — перебил Найал, вгоняя Вашингтона в краску своим взглядом. — Да, есть, я знаю. Но ворожба — настолько неточная наука, что невозможно сказать, действуют ли чары вада Ороколы так же, как и чары колдунов из долины Бава. Эти два района далеко друг от друга. Но, поскольку мы ничего не знаем о долине Бава, вам стоит этим заняться.

Вашингтон рассмеялся, чтобы скрыть испуг.

— А что навело вас на мысль, будто я интересуюсь колдовством долины Бава? — спросил он и тут же пожалел об этом.

Найал не смотрел на него. Он выдвинул ящик стола и достал жестяную коробку с сигаретами.

— Случай с Уорвиком… — Он пожал плечами. — Думаю, вы интересуетесь самой крайней формой магии, магией убийства. — Глаза его смотрели куда-то вдаль, а голос напоминал бесстрастный, равнодушный тон лектора. — Существует несколько методов. Например, укалывание на расстоянии. Спрятавшийся или невидимый колдун укалывает свою жертву каким-нибудь острым орудием, что вызывает неизлечимую болезнь, и жертва умирает. Туземцы объясняют это по-разному. Некоторые утверждают, что колдун вводит в тело жертвы инородное вещество, другие говорят, будто бы он крадет душу. Есть и еще один вид магии, коллективный. Один человек устраивает засаду на жертву и подстреливает ее, потом появляются остальные, разрезают тело и извлекают душу. Затем приходят другие люди и из частей снова складывают тело, после чего жертву оживляют и отсылают домой, в деревню. Человек не помнит, что с ним произошло, но у него уже нет души, он ложится и умирает. В этом случае жертвы не знают о колдовстве загодя. Им или сообщают об этом, или они боятся, что такое может случиться, или же, если они заболевают, считается, что имела место ворожба. — Далее, в магии могут использоваться принадлежащие жертве предметы. Вам наверняка знаком этот способ: он распространен по всей территории. Сначала нужно достать что-либо, представляющее жертву: что-то, что он носил на теле, на чем сохранился его пот, например потерянная нарукавная повязка, или остатки пищи, которую он ел, или локон его волос. Потом этот предмет подвергается различным процедурам и обычно помещается в трубочку бамбука вместе с особой грязной смесью, часто экскрементами жертвы. Когда из трубочки вылетает затычка, — он сделал выразительный жест рукой, — все… конец.