Ледовый апокалипсис

– Не нравится мне все это, Антон, – проговорил Михаил Влахович, перекинув «аграм» через плечо. Приземистый и лысый, с плоским, как блин, лицом, он некогда являлся офицером элитных войск теперь уже не существующей сербской армии, а сейчас был одним из самых приближенных к Кретеку людей – тех избранных, которым дозволялось обращаться к шефу по имени и на «ты». – Ты играешь в очень рискованную игру с этими людьми.

Влахович также являлся одним из нескольких людей, которым позволялось ставить под сомнение решения шефа и при этом оставаться живыми.

– Чего ты дергаешься, Михаил? – равнодушно хохотнул Кретек, хлопнув своего помощника по плечу. – Самолет мы встретили, товар, как и обещали, доставили, бабки получили, и они отвалили. Мы полностью выполнили контракт. А то, что случится потом… Кто что узнает?

– Но это будет уже вторая пропавшая партия! У арабов возникнут подозрения!

– Ой-ой-ой! Я уже боюсь! Арабы всегда подозрительны, у них просто мания преследования. Это, кстати, и хорошо. Это сработает нам на руку. – Кретек остановился у пассажирской двери «Ровера», просунул руку в открытое окно машины и открыл бардачок. – Когда мы начнем переговоры с «Джихадом» о новых поставках оружия, то просто свалим вину на их врагов. Мы скажем им, что на Балканах орудуют агенты израильского Моссада, которые делают все, чтобы не допустить притока на Ближний Восток оружия из Европы. Арабы ненавидят всех, но больше всего – евреев. Они с готовностью схавают версию, согласно которой их оружие прибрали к рукам евреи.

Кретек вынул руку из «бардачка» машины. В ней оказалась зажата серая металлическая коробочка размером с сигаретную пачку. Вытащив из нее телескопическую антенну, он нажал на кнопку включения, и на панели прибора вспыхнула зеленая лампочка, сигнализируя о его готовности к работе.

– Значит, ты все свалишь на евреев, Антон? – скептически спросил Влахович.

– А почему бы и нет? Разве это не правда? Евреи в ответе за все. Наши друзья-террористы – идеальные клиенты. За оружие и взрывчатку, которые мы им поставляем, они платят хорошие деньги и поэтому заслуживают того, чтобы знать правду… – Кретек поднял большим пальцем руки защитную панель и нажал на центральную кнопку передатчика. – …Но не всю. По крайней мере, не о том, что Моссад тоже платит мне хорошие деньги за то, чтобы это оружие и взрывчатка никогда не добрались до места назначения.

В сотую долю секунды сигнал передатчика долетел до электронного детонатора, влепленного в один из брусков семтекса, и небосвод на горизонте озарился яркой вспышкой. Над Адриатикой вырос огненный шар, и только через несколько секунд до слуха двух торговцев оружием донесся приглушенный рокот. «Дорнье» и все, кто был в нем, разлетелись на атомы.

– Вот в этом и заключается секрет умелого бизнесмена, Миша, – с удовлетворенной улыбкой заявил Кретек. – Нужно уметь одновременно удовлетворить как можно больше клиентов.

Древний, окруженный каменной стеной сельский дом был построен еще до рождения Наполеона, и в течение почти трех столетий в нем – одно за другим – жили поколения одного семейства. В Соединенных Штатах подобное строение стало бы исторической достопримечательностью, однако в Албании этот дом являлся всего лишь потрепанной временем халупой, стоящей на никому не нужной земле. В течение последних, наполненных самыми дикими пертурбациями пятидесяти лет сменяющие друг друга правительства постоянно обещали жителям фермы провести электричество. «Скоро, вот-вот!» – говорили они, но ничего не делали. И только когда здесь обосновался штаб Группы Кретека, в подвале фермы зарокотал мощный электрогенератор марки «Хонда».

Из сырого помещения бывшей спальни были выброшены соломенные тюфяки с грубыми домоткаными покрывалами, и их место заняли металлические столы, уставленные спутниковыми телефонами и высокочастотными передатчиками. Вокруг дома выстроилась цепь вооруженной до зубов охраны, заблокировав все входы и выходы, а все транспортные средства были спрятаны в надворных постройках.

Остальные орудовавшие здесь мужчины давно привыкли к постоянным перемещениям, к смене временных штаб-квартир. Им никогда не приходилось оставаться на одном и том же месте дольше чем на семь дней. Одна неделя на вилле курортного городка на румынском побережье, вторая – на верхнем этаже шикарного пражского отеля, третья – на борту рыбацкого траулера в водах Эгейского моря или, как сейчас, в промозглом деревенском доме в Албании.

Никогда не превращаться в неподвижную мишень – таково одно из основных правил, помогавших Антону Кретеку выживать. Искушение расслабиться и просто наслаждаться плодами своих успехов было велико, порой почти непреодолимо, но оружейный барон знал, что в его бизнесе это прямой путь к катастрофе.

Кроме того, его парни не должны ни на секунду забывать о том, что Старик все еще обладает острым глазом, каменным кулаком и не брезгует обагрить его кровью. Это было полезно для поддержания дисциплины.

– Как все прошло, Антон? – спросил его помощник, в обязанности которого входило поддержание связи, когда Кретек протиснулся сквозь узкий дверной проход в большое помещение – комбинацию гостиной и кухни.

– Без сучка и задоринки, друг мой, – добродушно проворчал Кретек. – Можешь связаться с палестинцами и сообщить им о том, что груз уже в пути. А вот прибудет ли он к ним… – Он посмотрел на заместителя пустым взглядом и пожал широкими плечами.

Мужчины, сидевшие за широким обеденным столом, одобрительно загоготали.

Если бы не единственная голая электрическая лампочка, свешивавшаяся с балки, эту комнату можно было бы принять за музейную экспозицию, посвященную жилищу восемнадцатого века: низкий потолок, грубо побеленные каменные стены, широкий камин, служивший как для готовки, так и для обогрева, и витые языки огня, танцующие в его почерневшем зеве. За столетие доски пола были почти до зеркального блеска отшлифованы ногами нескольких поколений обитателей дома, притолоки были низкими, и, входя или выходя из комнаты, приходилось нагибаться, чтобы не расшибить лоб. Это было предусмотрено специально, чтобы не позволить бандитам или врагам жившего здесь семейства неожиданно ворваться в дом.

Однако от бандитов, заявившихся в дом теперь, низкие двери не уберегли. Хозяин дома и его четырнадцатилетняя дочь молча стояли рядом с камином, полагаясь лишь на традиционные крестьянские способы защиты – покорность и терпение.

– Ах, Глеска, сладкая моя! Как же так: к тебе возвращается твой рыцарь, а ты ему даже чашку горячего чая не предложишь! А в такое холодное утро это было бы совсем не лишним.

Девочка молча сняла с плиты в камине чайник, подошла к столу и наполнила темную потрескавшуюся кружку крепким черным чаем. Кретек плюхнулся на свободный стул возле зеркала и ухватил девочку за ягодицы сквозь дешевую хлопчатобумажную юбку.

– Спасибо, прелесть моя! Сейчас я согреюсь чаем, а позже, когда закончу с делами, согрею тебя.

Издевательски зарычав, он притянул девочку к себе и уткнулся лицом в ее почти не существующие еще груди. Это вызвало у сидевших за столом новый приступ грубого смеха. В глазах стоявшего у камина отца девочки вспыхнул гнев, но мужчина тут же погасил его и отвернулся в сторону. Он так радовался, когда эти люди сняли его дом за такую сумму, которую ему не удалось бы заработать и за пять лет изнурительного труда! Но откуда ему было знать, что вместе с домом они арендуют его единственную дочь? Однако он был албанцем, и ему, как никому другому, было знакомо «право пистолета». У этих мужчин пистолетов и автоматов было очень-очень много, поэтому и правила здесь устанавливали они. Дочка уцелеет, и он тоже. Им поможет уцелеть то, что испокон веков помогало выживать простым албанским крестьянам, – терпение.

Отпустив девочку, Кретек бросил в чашку несколько ложек сахару из стоявшей на столе треснувшей сахарницы.

– Кренкло, – спросил он, – были какие-нибудь новые сообщения, пока я занимался отгрузкой?