От полуночи до часа кошмаров

При виде этого здания мне почему-то вспомнился прежде всего Мордор, черная крепость злого волшебника Сарумана из «Властелина колец».

К тому же почти ничего не было видно. Здание оказалось неожиданно большим, и это было единственное, что мы сразу увидели. Все, что я сумел разглядеть, это неуклюжая сторожка у ворот и асимметричный кусок тяжелых дубовых ворот, выхваченный светом фар нашего автомобиля из темноты, которые становились при приближении все больше и больше. За воротами начинался угловатый беспорядок из зданий, башен и разрушенных остатков стен, которые выделялись на фоне почти полностью темного неба своей всепоглощающей чернотой. Это зрелище было таким впечатляюще таинственным, что у меня на спине выступил холодный пот.

И дело было не только в том, что полная темнота подхлестывала разыгравшуюся фантазию. Намного хуже было то, что невозможно было увидеть, но что точно было здесь, оно было невидимо и поджидало нас за фасадом, внешне абсолютно нормальным. Это было что-то, с чем нам лучше было бы не встречаться.

— Как жутко здесь! — сказала Юдифь. Она высказала вслух то, что мы все сейчас чувствовали, и все-таки я бы предпочел, чтобы она этого не делала. Есть вещи, которые теряют свою устрашающую таинственность, когда для них находятся слова, но эта странная тишина и безжизненность относились к другому типу. Должно быть, есть глубокий смысл в том, что существует столько легенд, в которых Зло является, стоит только называть его имя.

— Это всего лишь груда старых камней, — сказал Цербер.

Он настойчиво прибавил еще газу, как будто был решительно настроен протаранить запертые ворота, и, хотя я, конечно, понимал, что он не станет этого делать, все же вжался поглубже в кресло, инстинктивно ожидая удара. Рядом со мной Юдифь шумно вдохнула воздух, и даже Элен судорожно вцепилась в свое сиденье.

В самый последний момент Цербер нажал-таки на тормоз. Из-за внезапного торможения автомобиль проскользил некоторое расстояние на покрышках и остановился буквально на ширине ладони перед воротами, однако всего лишь на одну-две секунды, потом медленно тронулся дальше, толкнул с тупым «бэнг» правую створку огромных ворот и, давя вперед, медленно отворил ее.

— Эй! — пытался протестовать Эд.

— Не беспокойтесь, я всегда так делаю, — сказал Цербер.

Он чуть-чуть прибавил газу, и ворота послушно отворились еще шире, поскрипывая на своих древних уключинах. За воротами обнаружился построенный из натуральных метровых камней свод, который вел во внутренний двор. Свет автомобильных фар терялся где-то на середине пути, хотя у меня было ощущение, что его должно было бы хватить гораздо дальше, и на этот раз снова и еще сильнее почувствовал я, что в этой темноте скрывается что-то, что наблюдало за нами, возможно, готовясь уже в этот момент к нападению. Непосредственно рядом с Элен огромная створка ворот с шумом ударилась о стену, как в старых фильмах Бориса Карлоффа, и Цербер одним движением прижал педаль газа почти к самому полу. Автомобиль сделал такой скачок, которого я никак не мог ожидать от этой труды металлолома, и в тот момент, когда створка ворот вернулась в исходное положение, она проскользнула на расстоянии вытянутой руки от задней части автомобиля. Ну слава богу! Эта створка весит около тонны, а то и больше. Если бы она задела автомобиль, она разбила бы его на кусочки. Вместе с содержимым.

— Да, неплохо, — восхищенно выдохнул Эд. — Этот финт всегда удается?

Вместо ответа Цербер снял ногу с педали газа и направил автомобиль в узкий поворот внутреннего двора, мощенного грубым булыжником, так что Юдифь снова бросило ко мне, и она с трудом переводила дыхание.

Здесь внутри было, казалось, еще темнее, чем снаружи. Все, на что хватало света наших фар, оставляло впечатление полного распада и дряхлости. Если здесь действительно когда-то был интернат, подумал я, то в те времена, когда еще не печатали книг, а переписывали их исключительно вручную.

Мы остановились перед сильно выступающей вперед широкой лестницей к когда-то роскошному каменному подъезду, почти полностью развалившемуся, однако со следами былого великолепия. Цербер выключил зажигание, вылез из машины и, тяжело дыша, поднялся на два пролета вверх по лестнице, прежде чем остановиться и обернуться. Он оставил открытой водительскую дверцу. В нее внутрь салона ворвались влажный ледяной ночной воздух и сырость.

— Ну, чего же вы ждете? — нетерпеливо спросил он. — Я думал, что вы уже здесь. Вылезайте и выгружайте багаж. Я не могу так надолго оставлять свой ресторан закрытым.

— А я думал, Флеминг зарезервировал его на весь вечер, — пробурчал Стефан.

— Кроме того, у меня нет ни малейшего желания ночевать здесь, — продолжал Цербер.

— Вы думаете, у нас оно есть? — спросил Эд.

Каким-то чудом ему удалось высвободить свои руки, дотянуться до дверной ручки со своей стороны и открыть дверь. Он вылез из автомобиля, нарочито облегченно вздохнул и умышленно не замечал того старания, с которым Юдифь пыталась выкарабкаться вслед за ним из автомобиля, пытаясь вытащить вслед за собой свою сумку. Сам же я открыл дверь, вылез с другой стороны машины, вынес мой багаж к лестнице и поставил его на нижнюю ступень, прежде чем вернуться назад к «лэндроверу», чтобы помочь Марии с ее чемоданом-контейнером.

Это оказалось лишним. Каким-то образом Стефан выбрался из машины и без каких-либо усилий вытащил за собой этот внушительный багаж. Когда он поставил чемодан на пол, раздался внушительный стук. В первый раз я спросил себя, что же такое находится в этом огромном чемодане. Флеминг с исчерпывающей ясностью дал нам понять, что следует взять лишь самые необходимые вещи. Нижнее белье, зубные щетки, лекарства. Я сделал шаг назад и увидел, как Мария неумело пытается выбраться из автомобиля через откинутую спинку среднего сиденья. Что это за нижнее белье, которое так громыхает? Наша «серая мышка» Мария как раз относилась к тому типу женщин, которые носят пояс верности, только зачем?

У меня снова заболела рука. Я машинально потер зудящее место и внимательно осмотрел двор, подходя к остальной группе.

Мой осмотр принес весьма скудные результаты. Цербер не выключил фары, поэтому часть лестницы и находившаяся в ее конце дверь были освещены, а все остальное было погружено в полную темноту, как будто фары не давали свет, а лишь высасывали его из окружающего пейзажа и концентрировали в одной точке. Поэтому темнота вокруг казалась еще интенсивней.

Я отогнал эти мысли и попытался посмотреть на вещи более оптимистично. Ничего особенного в этой темноте нет и быть не может. Небо покрыто облаками, а двор со всех сторон окружен стенами. Нигде не горит свет. Темно, просто темно, не более того.

Во всяком случае, я убедил себя в этом.

Когда я подошел к лестнице, Эд церемонно поднес сигарету ко рту. Этого было достаточно, чтобы мне тоже жутко захотелось курить, но у меня кончились сигареты, однако просить сигарету именно у Эда было выше моих сил.

— Вот это каменная кладка! — Эд глубоко затянулся и оглянулся вокруг, нарочито жестикулируя, как будто он знал больше нас всех. — Добро пожаловать в замок Франкенштейна.

— Франкенштейн жил в абсолютно нормальном доме, а его лаборатория находилась в старой сторожевой башне, — сообщила Мария, — а вовсе не в замке, — она поставила свой чемодан — вежливость Стефана не зашла так далеко, чтобы донести чемодан весом в центнер до самой лестницы — и смерила Эда почти снисходительной улыбкой. — К тому же это здание — не замок. В конце пятнадцатого столетия это здание кратковременно служило крепостью и было соответственно перестроено, а с начала шестидесятых здесь располагался интернат. А все остальное время здесь был монастырь.

— Я под впечатлением, — насмешливо сказал Эд. — Интернат или публичная библиотека?

— Общеобразовательная школа, — ответила Мария. Надо отдать ей должное, она была находчива. К несчастью, ее мужества ей хватало ненадолго, оно кончалось раньше, чем она находила подходящие слова. Ее голос снова задрожал, и она не выдержала широкую гримасу Эда.