Время ацтеков

телефон.

– Да?! – срываю я трубку, задыхаясь.

В трубке молчат. Так долго, что я успеваю остыть. Но из Жени не выхожу. Наконец молчание прерывается незнакомым голосом.

– Лоринков? Здравствуйте. Вас беспокоит…

– …бывший муж Светланы, – впервые в жизни оказываюсь провидцем я.

– В качестве полицейского, – легко соглашается он. – Не могли бы мы встретиться?

– Запросто. За…

– Я бы подъехал.

– Сегодня?

– Вы так неожиданно выписались…

– Послушайте, – говорю я, – я еще не очень хорошо себя чувствую и…

– Отвезти вас в больницу?

– Да ну вас, – говорю я.

– Нужно поговорить. Просто поговорить, – объясняет он, – выяснить, почему именно она так сделала…

– Не знаю, – быстро говорю я, вспомнив ту часть монолога Светы, которая касалась моих измен, и поняв, что сказал это слишком быстро, хлопаю себя по лбу.

– Вы же знаете… в жизни всякое бывает… – мямлю я.

– Возможно, она была расстроена из-за вашего расставания? – пытаюсь нанести удар я, но моя стойка слишком слаба даже для самого страшного удара.

– А разве она вам не сказала? – вкрадчиво спрашивает он.

– Нет, – говорю я, припоминая что-то о доведении до самоубийства, но ведь я и не доводил в прямом смысле, мать вашу…

– Так я заеду? – мягко спрашивает он.

– Да, – говорю я.

Потом вспоминаю про то, где, собственно, нахожусь. Пять минут, и я воспрял. Быстро завершаю, соскакиваю с кровати и бегу в душ. Женя говорит вдогонку:

– Приготовить тебе хот-дог, милый?

Она не умеет готовить. Я горько вздыхаю и мылюсь. Так я и знал.

Не бывает же все настолько хорошо.

Бах! Я присаживаюсь на корточки и обхватываю голову руками. Потом оглядываюсь. Слава богу, на улице пусто, и никто не видит, что у меня сдали нервы. В переулке виднеются мамаша с ребенком, чей лопнувший воздушный шар и заставил меня присесть.

– Сяйка, сяйка! – кричит малец, и я трясущимися руками достаю из джинсов платок.

Поздно. Уже так поздно, что светофоры не работают. Какого хрена мамаша таскает малыша по улицам в такой час? А может, им негде переночевать? Я нервничаю, думая и об этом. Рядом с ними останавливается машина, и они садятся. Кто их взял? Отец? Любовник мамаши? Случайный водитель? Маньяк? Извращенец, мать его? Я кладу под язык таблетку антидепрессанта и втягиваю воздух сквозь зубы. Курить я бросил еще год назад, вот и приходится чем-то себя занимать. Интересно, что сейчас делает в моей квартире Евгения? Я трогаю себя через карман, и мне сводит скулы. Вот бы продолжить… Проклятый легавый!

Машина тормозит так мягко, что я не успеваю даже вздрогнуть. Дверь приоткрывается, и он кивком предлагает мне сесть. Пока он выруливает на проспект, я рассматриваю его лицо. Чуть продолговатое – что-то неуловимо лошадиное в нем, что-то от мира жвачных и копытных, и как это Света, любившая все красивое, с ним жила? – насмешливое лицо уверенного в себе мужчины.

– Вы служили в армии? – спрашиваю я.

– Мы же на ты, – ухмыляется он.

– Мы же на ты, дружище, – напевает он.

– Мы же на