Время прощать

Сквайр сообщил, что восемьдесят восьмой год был самым прибыльным из пяти последних, хотя доходы упали в четвертом квартале, после смерти Сета. В то время как присяжные постепенно все больше увядали, Джейк со Сквайром подробно обсуждали работу компании, заключавшиеся ею контракты, стратегию, проблемы с рабочей силой, падение цен на лес. Дважды его честь поторапливал Джейка: «Двигайтесь быстрее, мистер Брайгенс», – но тот не слишком старался исполнять его распоряжения. Все равно их отношения уже испорчены.

После Дьюэйна Сквайра Ланье вызвал мистера Дьюберри, агента по торговле земельными участками и недвижимостью, который специализировался на фермах и охотничьих клубах. Он поведал историю общения с Сетом накануне его смерти. Сет интересовался покупкой пятисот акров земли в округе Тайлер для строительства охотничьего клуба.

Они с Дьюберри присматривались к этой земле последние лет пять, но Сет так и не смог решиться. В конце концов он заплатил за годовой опцион на этот участок, но заболел и утратил к нему интерес.

Когда срок опциона заканчивался, он несколько раз звонил Дьюберри. Дьюберри не знал ни того, что Сет умирает, ни того, что он сидит на обезболивающих. В один день Сет хотел исполнить опцион, на следующий нет уже. Несколько раз забывал стоимость одного акра, а однажды даже забыл, с кем разговаривает. Его поведение становилось все более неадекватным.

Во время этого перекрестного допроса Джейку удалось еще больше затянуть время. К концу четверга процесс почти застопорился, и судья Этли пораньше объявил перерыв до следующего утра.

46

Пободавшись с мемфисской бюрократией, Оззи уже готов был уехать, когда вспомнил то, что следовало вспомнить раньше. Он позвонил Букеру Систранку, чей офис находился в четырех кварталах от городской тюрьмы. После неприятного начала знакомства они наладили отношения и даже встречались дважды, когда Оззи приезжал в Мемфис.

Букеру в Клэнтоне бывать больше не доводилось, да он и не рвался. Оба понимали, что двое черных, живущих в часе езды друг от друга и обладающих некоторым влиянием в мире белых, должны находить общий язык и поддерживать приятельские отношения. Тем более что Букер имел в Клэнтоне особый интерес: Лэнги оставались должны ему пятьдесят пять тысяч долларов, и он хотел получить свои деньги.

Мемфисская полиция терпеть не могла Систранка, но боялась его. Через пятнадцать минут после того, как он прибыл в своем черном «роллс-ройсе» в участок, нужные бумаги уже стремительно перелетали с одного стола на другой: дело Люсьена Уилбенкса приобрело статус приоритетного. Люсьен вышел из участка через полчаса после того, как в него вошел Систранк.

– Нужно ехать в аэропорт, – сказал Люсьен.

Оззи поблагодарил Букера и пообещал связаться с ним позже.

По дороге в аэропорт Люсьен поведал, что оставил портфель в самолете – то ли под креслом, то ли в верхнем багажном отделении. Но в любом случае сопровождающие его служащие аэропорта – идиоты: как можно было не забрать багаж? Однако служащие были слишком заняты тем, чтобы вытащить из самолета его самого. Оззи и Празер слушали его и курили. Люсьен выглядел и пах как один из валяющихся под забором бездомных, которых они задерживали за бродяжничество.

В бюро находок аэропорта не было записи о портфеле, найденном на борту самолета, прилетевшего из Атланты. Нехотя единственный служащий бюро запустил процедуру поисков. Люсьен тем временем отыскал бар в зале ожидания и заказал пинту эля. Оззи и Празер съели невкусный ленч в буфете переполненного главного зала неподалеку от бара: они старались не упускать из виду своего пассажира. Затем они позвонили Джейку, но в конторе никто не ответил. Было около трех, он наверняка еще заседал в суде.

Портфель обнаружили в Миннеаполисе. Поскольку Оззи и Празер являлись представителями закона, с портфелем обращались как с ценной уликой, имеющей решающее значение для важного расследования, несмотря на то, что он представлял собой всего лишь облезлый кожаный мешок, в котором лежали несколько блокнотов, какие-то журналы, кусок дешевого мыла, спички из отеля «Глетчер» в Джуно и одна видеокассета.

После долгих споров и препирательств было решено отправить его обратно в Мемфис как можно скорее. Если все сложится хорошо, портфель прибудет около полуночи.

Оззи поблагодарил служащего бюро находок и пошел искать Люсьена. Когда они покидали аэропорт, Люсьен пришел в себя.

– Слушайте, здесь же моя машина. До встречи в Клэнтоне, друзья.

– Нет, Люсьен, вы пьяны, – решительно возразил Оззи. – Вы не можете вести машину.

– Оззи, – сердито отозвался Люсьен, – мы находимся в Мемфисе, на него ваша юрисдикция не распространяется. Поцелуйте меня в задницу. Я, черт вас дери, буду делать все, что хочу.

Оззи поднял руки, и они с Празером направились к своей машине. Выезжая из Мемфиса в час пик, они старались держать грязный маленький «порше» Люсьена, опасно лавирующий в потоке машин, в поле зрения, но вскоре все же потеряли его из виду. Приехав в Клэнтон, они направились прямо в контору Джейка. Было без малого семь часов. Джейк ждал их доклада.

Единственной относительно хорошей новостью этого ужасного, беспросветного дня стал арест Люсьена за пьянство в общественном месте и сопротивление при задержании. Это исключало любые дальнейшие разговоры о его возможном возвращении к юридической практике. Но даже это являлось слабым утешением. В остальном все обстояло хуже некуда.

Спустя два часа Джейк направлялся к дому Люсьена. Въехав на подъездную аллею, он, однако, увидел, что «порше» там нет. Быстро переговорил на крыльце с Салли, и она пообещала позвонить, как только Люсьен объявится дома.

Чудом на фоне всех неприятностей оказалось то, что портфель Люсьена прибыл-таки в Мемфис к полуночи. Помощник шерифа Вилли Хастингс схватил его и помчался в Клэнтон.

В 7.30 утра Джейк, Гарри Рекс и Оззи собрались в конференц-зале на первом этаже и заперли дверь. Джейк вставил кассету в видемагнитофон и выключил свет. На экране появились слова: «Джуно, Аляска. 5 апреля 1989 года». Через несколько секунд они исчезли, и Джаред Волкович, представившись, объяснил, что сейчас будет происходить. Затем возник Люсьен. Тоже представился и сообщил, что это снятие показаний, и он будет задавать вопросы. Ясный взгляд вселял надежду на то, что он трезв. Затем он представил Энсила Хаббарда, которого привел к присяге секретарь суда.

Сухонький, маленький, с гладкой, словно белая луковица, головой, он был в Люсьеновом черном костюме и белой рубашке. Причем одежда, на несколько размеров больше, болталась на нем, как на вешалке. Повязка, закрепленная лейкопластырем на затылке, чуть-чуть выглядывала из-за правого уха. Он с трудом сглотнул, испуганно посмотрел в объектив.

– Меня зовут Энсил Эф Хаббард, я живу в городе Джуно, на Аляске, но родился в Миссисипи, в округе Форд десятого июля тысяча девятьсот двадцать второго года. Мой отец – Клеон Хаббард, мать – Сара Белле, брат – Сет. Сет был на пять лет старше меня. Я появился на свет на семейной ферме возле Пальмиры. Ушел из дома, когда мне было семнадцать, и больше никогда туда не возвращался. Никогда. И не хотел. Вот моя история…

Когда спустя пятьдесят восемь минут экран погас, все трое находящихся в комнате мужчин еще некоторое время сидели, молча уставившись на него. Но отнюдь не потому, что им хотелось увидеть и услышать все еще раз. Наконец Джейк медленно встал, выключил видеомагнитофон.

– Нужно идти к судье.

– Вы сможете добиться, чтобы это было приобщено к вещественным доказательствам?

– Черта с два, – подал голос Гарри Рекс. – Я вижу десять разных способов отклонить это доказательство и ни одного – принять его.

– Но мы можем попытаться, – возразил Джейк.

С сильно бьющимся сердцем и бешено несущимися в голове мыслями он перебежал на другую сторону улицы. Адвокаты противной стороны топтались вокруг зала суда, довольные тем, что наступила пятница, и мечтающие поскорее вернуться домой с великой победой за пазухой.