Ночная катастрофа

— Это был несчастный случай, Кейт, — ответил я. — Такие вещи плохо согласуются с понятием справедливости.

— Ты веришь в это?

— Нет. Но если бы я дергался из-за каждого дела, в котором не восторжествовала справедливость, то давно бы уже угодил в психушку.

— Это не «всякое» дело, Джон. И ты отлично это знаешь.

— Положим. Но я не отношусь к тем парням, которые суют член в огонь, чтобы убедиться, что он жжется. Я соглашусь заниматься этим делом только в том случае, если ты сама меня об этом попросишь и скажешь, зачем тебе это надо.

— В таком случае едем домой.

Я нажал на педаль газа и вырулил на середину дороги. Через минуту или две я сказал:

— О'кей. Куда направимся на этот раз?

Она показала мне, как выехать на Монтаук-хайвей, и мы покатили на запад, а потом свернули на юг, к океану.

Дорога заканчивалась высоким забором с металлическими воротами, рядом с которыми находилась будка охранника. Я осветил фарами висевшее на воротах объявление, гласившее: «База береговой охраны США в Моричес. Запретная зона».

Из будки вышел человек в форме береговой охраны, с кобурой на ремне, открыл ворота и подошел к машине. Я сунул ему под нос удостоверение федерала. Охранник, мельком на него взглянув, внимательно посмотрел на сидевшую рядом со мной Кейт, после чего, даже не спросив о цели нашего визита, скомандовал:

— Проезжайте!

Судя по всему, нас здесь ждали. Более того, у меня сложилось впечатление, что всем, за исключением вашего покорного слуги, было известно, по какому делу мы сюда приехали.

Я покатил вперед по затемненной дороге.

Впереди виднелось живописное белое здание с красной крышей и квадратной наблюдательной башней — типичная постройка береговой охраны середины прошлого века.

— Припаркуемся здесь, — сказала Кейт.

Я остановился у фасада и выключил зажигание. Мы с Кейт выбрались из машины и с тыла обошли здание, окна которого выходили на море. Ярко освещенный оперативный центр располагался на узкой полоске суши, далеко вдававшейся в Моричес-Бей. У самой воды находились крытые эллинги для катеров и моторных лодок, справа виднелся длинный причал, возле него качались на волнах два патрульных катера. Один из них напоминал судно, принимавшее участие в мемориальной службе. За исключением парня, встретившего нас у ворот, мы с Кейт не заметили ни одной живой души.

— Сразу после катастрофы на этой базе расположился командный центр спасательной операции, — сказала Кейт. — Все катера и лодки, занимавшиеся поисками в Моричес-Бей, доставляли сюда выловленные из воды обломки авиалайнера, которые затем отправлялись для изучения в Морской центр в Калвертоне. — Выдержав паузу, она добавила: — Туда свозили и тела жертв, прежде чем отправить в морг. — Еще с минуту помолчав, она сказала: — Два месяца я работала то здесь, то в Калвертоне и жила в мотеле поблизости.

Я ничего не ответил, но всерьез задумался над ее словами. У меня было несколько знакомых из Департамента полиции Нью-Йорка — как мужчин, так и женщин, — которые занимались этим делом в течение нескольких недель и даже месяцев и, как и Кейт, жили в недорогих гостиницах или мотелях. Почти все они видели во сне выловленные из воды мертвые тела, отчего в светлое время суток здорово налегали на виски. Я слышал, что ни одному из тех, кто занимался этим расследованием, не удалось полностью оправиться от пережитого тогда психического потрясения.

Я поднял голову, и наши взгляды встретились. Потом Кейт отвернулась и глухо сказала:

— Было очень много трупов… а еще оторванные верхние и нижние конечности. Попадались и головы без тел… и мягкие игрушки, куклы, чемоданы, рюкзачки… На летние курсы в Париж летело много молодежи. А одна девушка спрятала деньги в носке. Выловили даже коробочку, в которой лежало обручальное кольцо. Кто-то собирался обручиться в Париже…

Я обнял Кейт, и она положила голову мне на плечо. Так, прижавшись друг к другу, мы стояли на берегу и смотрели на залив. Что и говорить, моя Кейт — крутая, но даже очень крутым леди подчас бывает нелегко справиться со своими чувствами.

Но вот она выпрямилась, высвободилась из моих рук и пошла к пирсу, продолжая говорить на ходу:

— Когда я приехала сюда — через день после катастрофы — здесь царили хаос и запустение: за базой никто не присматривал, ее вообще собирались закрывать. Трава повсюду выросла такая, что доставала мне до пояса. Но через несколько дней все было уже заставлено тяжелыми грузовиками, микроавтобусами и машинами «скорой помощи». Рядом со старым белым зданием разбили огромную палатку с красным крестом, неподалеку от нее парковались передвижные морги… У нас имелись также мобильные душевые, чтобы обмывать выловленные из моря… останки. Через несколько дней на базе появились две бетонные вертолетные площадки. Все вкалывали как проклятые. Я гордилась тем, что мне пришлось работать вместе с такими прекрасными людьми — из Департамента полиции Нью-Йорка, береговой охраны и местной полиции. Сюда причаливали также местные рыбаки и яхтсмены, день и ночь занимавшиеся поиском тел и материальных свидетельств катастрофы… Самоотверженность спасателей поражала и трогала до глубины души. Правда. — Кейт повернула голову, посмотрела на меня и сказала: — Все-таки мы, американцы, хороший народ. Ты когда-нибудь думал об этом? Конечно, мы эгоистичны, заняты собой, изнеженны, но… Когда дело начинает пахнуть керосином, наши граждане сплачиваются и демонстрируют все свои лучшие качества.

Я кивнул.

Мы дошли до конца причала, и Кейт указала рукой на запад — туда, где пять лет назад рухнул в океан авиалайнер компании «Транс уорлд эйрлайнз», направлявшийся рейсом № 800 в Париж.

— Если на борту и впрямь были технические неполадки, — сказала она, — люди из компании «Боинг», Национального совета по безопасности транспорта и все прочие, отвечающие за безопасность на воздушных судах, просто дадут рекомендацию изменить конструкцию счетчика топлива, чтобы полностью исключить возможность случайного взрыва в центральном топливном баке в будущем. — Тут она с шумом втянула в себя воздух и добавила: — Но если имело место массовое убийство, мы должны это доказать и только после этого взывать к справедливости.

Я с минуту обдумывал ее слова, потом ответил:

— Я искал убийц даже тогда, когда большинство полагало, что никакого убийства не было.

Кейт кивнула и спросила:

— А как ты поступал, если дело закрывали? Продолжал искать убийц?

— Продолжал.

— Ну и как — удачно?

— Один раз мне повезло. Через несколько лет открылись дополнительные обстоятельства, и дело подняли из архива. — Я пристально посмотрел на Кейт и спросил: — У тебя в загашнике что-то есть?

— Возможно, — сказала она. — Но прежде всего у меня есть ты.

Я ухмыльнулся.

— Не так уж я хорош.

— Ты хорош уже тем, что имеешь возможность взглянуть на это дело свежим глазом, оценить его объективно. Наши люди работали над ним больше года, пока его не закрыли, и, как мне кажется, основательно заморочили себе головы многочисленными свидетельствами, огромным количеством второстепенных деталей и заполнением бесконечных бумаг. Добавь к этому доклады десятков экспертов, часто противоречащие друг другу версии происшедшего и комментарии в средствах массовой информации, не говоря уже о постоянном давлении со стороны начальства и политиков. Необходим прорыв сквозь все эти нагромождения, скрывающие суть дела. Соответственно, нужен человек, способный этот прорыв осуществить.

Если разобраться, при раскрытии большинства дел, связанных с убийствами, я использовал стандартную полицейскую методику, основанную на фактах, показаниях свидетелей, данных экспертизы и тому подобным вещах. Но время от времени успешное завершение дела требовало элементарной удачи и того, что Кейт назвала «прорывом» — обнаружения золотого ключика, которым можно было отпереть заветную дверцу. За этой дверью открывался кратчайший путь к истине, заваленной кучами всякого хлама. Подобное иногда случается, но рассчитывать на это в таком деле, как катастрофа рейса № 800, было бы глупо.