Мерзость

— Холодное утро, — сообщает он, тяжело дыша.

Я вытаскиваю часы. Начало восьмого.

— Где ты был, Ри-шар? — спрашивает Жан-Клод. Я замечаю, что борода у него растет аккуратнее. У меня просто щетина, которая все время чешется.

— Просто смотрел, можно ли пройти на Северный гребень, — отвечает Дикон. — Нельзя.

— Снег? — спрашиваю я.

— Ветер, — отвечает Дикон. — Должно быть, больше ста двадцати миль в час. Я пытался подняться по плитам, наклонившись вперед так сильно, что носом едва не касался гранита.

— Один? — В голосе Жан-Клода слышен упрек. — Нам ты бы не советовал этого делать.

— Знаю. — Дикон нащупывает нашу печку «Унна» в тамбуре палатки и пытается окоченевшими руками зажечь спичку и поднести ее к печке; ветер каждый раз ее задувает. — К черту, — бормочет он и вносит печку внутрь — очередное грубое нарушение правил пожарной безопасности. Я зажигаю твердое топливо, и Дикон ставит печку с котелком снега в защищенный от ветра угол тамбура.

— Не думаю, что сегодня мы доберемся до пятого лагеря, — говорит он, расстегивая верхнюю одежду, словно в палатке не отрицательная температура, а тропический климат. — Я заглянул в палатку и всех их разбудил. Реджи уже встала, возится с печкой, которая никак не хочет кипятить воду. Очевидно, сегодняшнее утро наградило их бессонницей, головной болью, одышкой, замерзшими ногами, першением в горле и мрачными мыслями.

Белые зубы Дикона сверкают сквозь сосульки, которые все еще свисают с его отрастающей бороды.

— Думаю, эта прекрасная стерва, гора, уже объявила нам войну, друзья мои. Бог, боги, судьба или случай дают нам возможность принять этот вызов. — Внезапно он снимает внутреннюю варежку и шелковую перчатку и протягивает мне посиневшую правую руку. — Джейк, я приношу свои глубокие, искренние и безоговорочные извинения за свой глупый поступок, за то, что вчера забрал и выбросил твою книгу. Мое поведение непростительно. Я куплю тебе другой экземпляр — и даже добуду для тебя автограф Бриджеса, — как только мы вернемся из этого путешествия.

По мне, это достойное предложение — Роберт Бриджес с 1913 года является поэтом-лауреатом.

Я не знаю, что сказать, и просто пожимаю протянутую руку. Такое впечатление, что держишь в руке брусок мороженой говядины.

Входит Реджи и зашнуровывает за собой клапан палатки. На ней полный комплект одежды на пуху. Единственное, что помешало бы ей начать восхождение прямо в том, в чем она была, это меховые ботинки «Лапландер», которые мы предпочитали носить в лагере, пока сушатся наши обычные альпинистские ботинки. У этой обуви относительно мягкая подошва, которая не подходит к почти отвесным склонам из скал, снега и льда.

— Тенцинг Ботиа болен, — говорит она без всяких предисловий и даже не здороваясь. — Его рвало последние шесть или семь часов. Нужно спустить его… как минимум в третий лагерь, но лучше еще ниже.

Дикон вздыхает. Предстоит принять трудное решение. Если мы останемся здесь, в четвертом лагере на Северном седле, то будем слабеть с каждым часом, но это удобная позиция для прорыва в пятый лагерь на Северном гребне, если погода улучшится. Однако улучшения погоды можно ждать неделю или больше. Но если мы спустимся, то за это придется очень дорого заплатить в смысле логистики. Третий лагерь у подножия ледяной стены до отказа заполнен шерпами — в палатках нет свободных мест. Часть людей, скорее всего, страдает от высотной болезни, и их придется эвакуировать в базовый лагерь. Наш груз — для пятого и шестого лагерей, а также для поисков Персиваля — распределен между первым и четвертым лагерями, и тщательно спланированный график доставки со сменными командами шерпов теперь летит к чертям.

Я знаю, что до сих пор каждая из экспедиций на Эверест — все три — сталкивалась с той же проблемой, вне зависимости от тщательности составления плана и количества носильщиков, но для нас, собравшихся в хлопающей от ветра палатке Уимпера на высоте 23 000 футов, это слабое утешение.

— Я отведу Тенцинга вниз, — предлагает Жан-Клод. — Со мной пойдет Тейбир Норгей.

— С Тейбиром все в порядке, — сообщает Реджи. — Просто устал.

— Тогда он в состоянии помочь мне с Тенцингом на закрепленных веревках, — говорит Же-Ка. — И мы вдвоем поможем Тенцингу спуститься во второй или в первый лагерь, если нужно.

После минутного размышления Дикон кивает.

— Если мы спустимся все вместе, то выселим из палаток третьего лагеря шестерых шерпов.

— У нас остались только три жумара для подъема и спуска по веревкам, если нам придется последовать за тобой или ставить веревки выше, — говорю я. Такое впечатление, что мысли пробиваются сквозь вату.

— Я еще не забыла, как завязывать фрикционный узел, — замечает Реджи.

Мне хочется хлопнуть себя ладонью по лбу. Как быстро мы привыкли к новому снаряжению. Фрикционный узел на закрепленных веревках при спуске, наверное, даже безопаснее механической игрушки, придуманной Жан-Клодом. Не так удобно, зато надежно.

— Значит, троим — Джейку, леди Бромли-Монфор и мне — по-прежнему предстоит решить, как долго мы останемся здесь, — говорит Дикон сквозь обледеневшие усы. — Мы будем пользоваться кислородными баллонами ночью, если почувствуем себя плохо, но нет никакого смысла просто сидеть здесь и расходовать «английский воздух». Поэтому придется поднимать сюда еще два комплекта кислородных баллонов для пятого и шестого лагерей… не говоря уже о попытке взойти на вершину или о продолжительных поисках лорда Персиваля и Майера… Ровно столько у нас осталось в резерве. Есть какие-нибудь предложения, что нам троим делать дальше?

Я чрезвычайно удивлен, что Дикон выносит этот вопрос на голосование — или мне это только кажется. Армейский опыт и характер обычно подталкивают его в любой ситуации брать ответственность на себя. Кроме того, в Дарджилинге мы все — даже Реджи — согласились, что за чисто альпинистскую часть экспедиции будет отвечать именно он.

— Думаю, я смогу доставить Тенцинга до нужного лагеря и вернуться сюда до наступления темноты, — после непродолжительного молчания говорит Жан-Клод. — И передать указания Пасангу и остальным, что делать, как только погода немного улучшится.

— Вы сможете спуститься и снова подняться сюда? — спрашивает Реджи. — В такую метель? При таком ветре? В такой холод?

Жан-Клод пожимает плечами.

— Думаю, да. Мне уже приходилось совершать подобные прогулки в такую же погоду в Альпах… без закрепленных веревок, которые есть у нас на ледяной стене и на леднике. Я вставлю новые батареи в свою шахтерскую лампу — для последнего участка пути, уже в темноте.

— Хорошо, — говорит Дикон. — Я предлагаю принять план Жан-Клода. Доставить Тенцинга на ту высоту, которая ему нужна сегодня, спустить Тейбира, чтобы освободилось место для следующей группы шерпов, которые будут переносить грузы отсюда в пятый лагерь. Но мы вчетвером можем оставаться здесь не больше двадцати четырех или тридцати шести часов. Что скажете?

Я снова удивляюсь вопросу Дикона. И убеждаю себя: это свидетельство того, что он уважает наше мнение.

— Согласна, — говорит Реджи. — Теперь у нас утро субботы. Если ветер и снег не утихнут или существенно не ослабеют к утру понедельника, нам всем нужно будет спуститься — как минимум во второй лагерь. Шерпы просто потеснятся, чтобы освободить для нас место, или спустятся в базовый лагерь.

— Завтра воскресенье, семнадцатое мая, — тихим голосом напоминает Жан-Клод.

Дикон молча смотрит на него.

— День, на который ты планировал подняться на вершину.

В ответ Дикон лишь проводит ладонью без перчатки по мокрой бороде. На ней еще остался лед, хотя часть уже растаяла.

Же-Ка начинает одеваться.

— Я забираю Тенцинга и Тейбира — и начинаю спуск. Решать вам, Реджи, но я предлагаю перебраться сюда, в палатку Уимпера, пока мы не приведем еще людей на Северное седло. Нельзя терять ни капли тепла, которое вырабатывают наши тела. Когда я вернусь, тут нас будет четверо. Шерпы, которых я приведу с собой, могут занять другую палатку.